Алексей Евтушенко - Под колесами – звезды
Начать с того, что давно и стабильно отсутствовали деньги.
Нет, какие-то деньги время от времени появлялись, но их едва хватало на еду и выпивку, редко – на самую необходимую одежду, а уж о большем можно было только мечтать. Но мечтать хорошо, когда тебе двадцать – двадцать пять лет, после же тридцати нереализованные мечты зачастую превращаются во всевозможные комплексы неполноценности. Впрочем, для каких бы то ни было комплексов у Егора Хорунжего была слишком здоровая психика, но всё равно, когда он видел своих преуспевающих, уверенных в себе ровесников, то невольно сравнивал их жизнь с собственной и с горечью отмечал, что сравнение отнюдь не в его пользу. Разумеется, вокруг было немало и тех, чья жизнь не удалась в гораздо большей степени, чем жизнь Егора. Но зачем равняться на худших, когда есть лучшие?
Равняться, однако, было трудно.
Всё дело в том, что у художника-керамиста Егора Хорунжего напрочь отсутствовала деляческая жилка, которая только и превращает в наше время простого индивидуума в индивидуума преуспевающего. С другой стороны он и не обладал настолько могучим талантом художника, чтобы суметь запереться в башне из слоновой кости и там свободно творить, послав к чертям весь окружающий мир с его суетой и вечной жаждой наживы.
Способности у Егора, несомненно, были. И способности большие. Однако русская природная лень и пресловутые обстоятельства не дали этим способностям развиться в нечто выдающееся, и получилось, что к тридцати пяти годам Егор Хорунжий стал очень хорошим, но всё-таки ремесленником, в потаённом уголке души которого, правда, всё ещё прятался художник.
Он допил водку, закусил огурцом, запил всё пивом и закурил новую сигарету.
Опьянение сделало своё дело.
Глухая тоска наконец-то чудесным образом преобразилась в ожидание чего-то светлого и хорошего, что непременно случится если и не сию же секунду, то уж завтра обязательно. Правда при этом сильно путались остатки мыслей и никак не удавалось сообразить во что же именно должно материально воплотиться это самое светлое и хорошее, но это было уже не важно. Главное, что всё будет хорошо! Ведь пиво пока не кончилось, водка тоже, а тридцать пять лет совсем не тот возраст, когда человек, а тем более художник! уже ничего не может изменить в своей судьбе. Да! Буквально с завтрашнего же дня Егор Петрович Хорунжий, милостивые государи, решительно меняет образ жизни и… берегись судьба-злодейка! Он ещё всем покажет, на что способен!
Егор поднял пьяную голову к ночному небу, словно желая бросить ему вызов, и тут же узрел падающую звезду. Звезда была большая, яркая и падала как-то слишком медленно. «Пусть всё получится!» – успел загадать он, прежде чем сообразил, что звезда падает не куда-нибудь, а непосредственно к нему во двор. А точнее – ему на голову.
– … твою мать!! – заорал перепуганный художник, вскочил и, не помня себя, кинулся бежать со двора.
Однако изрядное количество водки с пивом, принятые в течении вечера внутрь, подвели Егора. Одна нога зацепилась за другую, и он грянулся оземь с крыльца во весь свой стовосьмидесятисемисантиметровый рост.
Глава вторая
Пробуждение было трудным, но необходимым – тело настоятельно требовало посещения туалета. Кое как разлепив глаза, Егор обнаружил себя в доме, лежащим ничком на собственном диване без рубашки и ботинок, но в джинсах и носках.
– Опять нажрался вчера, зараза, – констатировал он и попытался сесть.
Попытка удалась.
Теперь нужно было встать, набросить что-нибудь на плечи, сунуть ноги в старые растоптанные туфли и выйти на воздух, потому что туалет находился во дворе. Впрочем, процедура была привычной и, уже возвращаясь к дому, Егор к собственному удивлению обнаружил, что утро тёплое и солнечное, небо синее, а желудок требует пищи.
Ни хрена себе! – удивился он про себя и даже остановился, поражённый этим открытием. Такого с ним наутро после обильных возлияний давно не случалось. Обычно организм требовал срочной опохмелки, с отвращением отказываясь от какой бы то ни было твёрдой пищи.
Это я ещё, наверное, не протрезвел, неуверенно предположил Егор, взглянув на часы, которые показывали девять утра, и внимательно прислушался к себе.
Немного побаливала голова и хотелось пить, но, почему-то, не пива, а обычной холодной колодезной воды.
Егоров дом был подключён к городской водопроводной сети, однако во дворе имелся и колодец, вырытый ещё дедом Егора в те времена, когда водопровод был недоступной роскошью для владельцев частных домов данного района города. Вода в колодце неизменно оставалась чистой, холодной и удивительно вкусной, поэтому водопроводом Егор пользовался исключительно для стирки, уборки и помывки, а воду для приготовления пищи всегда старался брать из дедовского колодца.
Колодезный сруб размещался между туалетом и баней, возле большой старой черешни, и Егору пришлось вернуться от крыльца назад.
Скрипнул ворот, мятое двенадцатилитровое ведро на цепи легко пошло вниз, с плеском черпануло воду, наполнилось… и вот уже нужно приложить немалое усилие, чтобы вытащить его из тёмной прохладной глубины на свет божий.
Этот процесс всегда доставлял Егору удовольствие. Было в нём что-то древнее, неизменное и надёжное, как сама земля под ногами и небо над головой.
Напившись, он, повинуясь безотчётному порыву, вдруг скинул в молодую траву старый армейский китель, который перед выходом набросил в доме на голые плечи, снял джинсы и трусы и, задержав дыхание, вылил одним махом на себя полное ведро ледяной чистейшей влаги.
Крякнул, зачерпнул второе ведро и повторил процедуру.
Стало хорошо, но есть захотелось ещё сильнее. Егор натянул трусы, подхватил остальную одежду и вернулся в дом.
В доме пахло давно не мытыми полами, пылью, перегаром и застарелым табачным дымом.
– А вот хрен вам! – громко решил хозяин, растираясь полотенцем, после чего распахнул во всех трёх комнатах и на кухне окна и принялся сооружать себе плотный завтрак.
В холодильнике, как ни странно, оказался пяток яиц, не сильно пожилая обезжиренная колбаса и остатки маргарина. Обычно Егор не употреблял яичницу по утрам, но сейчас есть хотелось буквально зверски, и он, брезгливо покосившись на оставшееся пиво и чекушку водки, вытащил продукты из холодильника и поставил сковородку на огонь.
После холодного обливания и обильной еды снова потянуло в сон. На сегодняшний день Егор всё равно никаких дел не планировал и поэтому, подчиняясь требованию организма, разложил диван. Постелил постель, лёг и на ближайшие два часа утратил всякую связь с окружающей его действительностью.
Вторично за это утро он пробудился, когда подаренный другом Володькой Четвертаковым три года назад «Ориент» на его руке показывал без четверти двенадцать.
Прежде чем подняться, Егор внимательно оценил своё состояние. Всё оказалось в полном порядке. Голова не болела и вообще не ощущалось ни малейших признаков похмелья. Он стал вспоминать и пришёл к выводу, что последний раз организм вёл себя подобным образом лет, эдак, девять-десять назад, не меньше.
– То ли водка случайно попалась настоящая, то ли день сегодня такой… благоприятный, – предположил вслух Егор, так и не сумев найти никакой иной более конкретной причины своему хорошему самочувствию. – Ну, раз так…
Он поднялся, оделся, убрал постель и включил на полную громкость транзистор «Океан», который неизменно был у него настроен на радио «Маяк», и, сам себе удивляясь, принялся за уборку.
Грязи в доме за последний месяц накопилось прилично, но решимость плюс энергия победили, и через два часа пыль исчезла, вымытые полы заблестели, а в прихожей образовались два вместительных пластиковых мешка, один из которых доверху был набит разнообразнейшим мусором, а второй – пятьюдесятью двумя пустыми пивными и водочными бутылками. Егор ухватил мешки за края, пятясь, выволок их на крыльцо и удовлетворённо закурил. Теперь предстояло оттащить мусорный мешок к мусорным контейнерам, которые располагались на другой стороне улицы, в квартале от его дома. Это уже были сущие пустяки, и ничего не мешало постоять, а то и посидеть на сухом, нагретом весенним солнышком деревянном крылечке собственного, только что чисто убранного дома и с наслаждением выкурить сигарету, ощущая себя хозяином не только вышеупомянутого дома, но также города и мира.
Он курил, оглядывая знакомый до камушка двор и привычно отмечая то, что давно необходимо сделать по хозяйству. Теперь, после благополучно завершённой уборки, он искренне верил, что с сегодняшнего дня действительно начинает – уже начал! – новую жизнь, как и обещал себе, пьяному, вчера. Кстати, а что было вчера? Он отчётливо помнил как сначала пил днём на набережной портвейн и пиво в компании друзей– художников, чьи мастерские располагались тут же, в бывших складах некогда знаменитого дореволюционного купца Парамонова. Потом он пошёл домой, по дороге прихватив, опять же, пива и водки. Дома, разумеется, продолжил уже в одиночку… Нет, решительно не вырисовывалась не только концовка довольно отвратительного вчерашнего дня, но даже его середина. Например, отчего он так сравнительно рано ушёл из «Ракушки», где они все сидели? Поссорился по пьянке с кем-то из приятелей? Вообще-то прецеденты бывали, но вчера, вроде всё было хорошо… Или нет? А во сколько он вырубился? Мысль о том, что с сегодняшнего дня непременно начнётся новая жизнь он помнил, но вот что происходило в голове и вокруг неё до этой мысли и сразу после… Ладно, ну его к лешему! В конце концов новая жизнь именно для того и начинается, чтобы забыть о старой. А если он кого вчера и обидел, то можно и извиниться. Не впервой. Да, во дворе, пожалуй, тоже нужно начать с генеральной уборки – вон сколько всякого хлама за зиму накопилось… И, кстати, со вторым мешком тоже нужно что-то придумать. Как-никак – это, хоть и не большие, но деньги, тем более, что во всём доме вряд ли наберётся и десять рублей по всем карманам. То есть, выбрасывать жалко. Но и тащить всю эту гору посуды чёрт знает куда на собственном горбу… Конечно, можно воспользоваться садовой тележкой, но это как-то… недостойно как-то это человека, твёрдо решившего – более того, начавшего! – жить по-новому. С другой стороны – какого чёрта?! В доме жрать нечего, а ему, видите ли, неудобно бутылки пустые на тачке к приёмному пункту отвезти! Чистоплюй хренов! Стоп, подумал он, ведь у меня же есть автомобиль, который ещё неделю назад, кажется, двигался…
