Валидуда Анатольевич - "На задворках галактики"
– Кормят тут замечательно, – брякнул Максим, чтобы поддержать разговор, а мыслями он был далеко отсюда.
– Ещё бы! Как и положено по лётным нормам.
– Сколько у нас осталось времени?
Торгаев глянул на часы.
– Тридцать четыре минуты. Летим на "Владимире".
Масканин кивнул.
– Прорва времени. Успею на травке поваляться.
На базе ВВС Щелкуново-2 их уже ждали. Когда разошлись сошедшие с 'Владимира' пассажиры, к Торгаеву и Масканину подошёл седоусый фельдфебель, залихватски козырнул, чётко по уставу представился и предложил следовать за ним. Но прежде чем они направились к поджидающей машине, прапорщик обменялся с унтером рукопожатием, как со старым знакомым. А Максим подметил на груди фельдфебеля два креста солдатской Славы, кобуру с трофейным 'Ланцером', ножны с неуставным кривым кинжалом и самосшитый подсумок с гранатами на портупее. Венчали его образ добротные офицерские сапоги и трёхлинейный автомат А-28 'Ворчун', который только прошлой осенью стал малыми партиями поступать в спецвойска. Что ж, за прошедшие полгода его, Масканина, отсутствия многое могло измениться, вполне возможно, что 'Ворчуны' теперь получили широкое распространение. Или же, что скорее всего, раз уж Масканин теперь попал в поле притяжения Главразведупра, фельдфебель этот служит в какой-нибудь части, интерес к которой простым армейцам желательно не проявлять. Во всяком случае, в открытую.
Армейскую легковушку защитно-зелёного цвета так и тянуло назвать кабриолетом, если бы не её угловатые формы, нехарактерные у гражданских автомобилей, и минимум удобств. Этот внедорожник был какой-то новой моделью, раньше Масканин подобной марки не встречал. Возле машины крутился водитель – здоровяк за два метра ростом. Судя по его ухваткам и почти совпадающей с фельдфебелем амуницией, сидеть за баранкой далеко не основная его специальность.
Тихо засипев, внедорожник плавно тронулся и спустя минут пятнадцать виляний между взлётно-посадочными полосами и капонирами остановился у первого КПП. Здесь их встретил хмурый сержант из роты аэродромной охраны, у всех кроме Масканина он въедливо проверил документы, а на поручика лишь с подозрением глянул, и подал знак своим бойцам открывать ворота. Когда внедорожник уже отъехал по грунтовке на добрые десять километров, Максим плюнул-таки на игры в таинственность и поинтересовался, почему дежурный по КПП не потребовал у него документов.
– Так у тебя ж их нет, – с улыбкой пожал плечами Торгаев.
– Нет, – согласился Масканин, – и всё-таки?
– Всё просто: в моей офицерской книжке вкладыш с нужной печатью и подписью самого Острецова.
По реакции Максима Торгаев понял, что эта фамилия ему ничего не говорит и тогда он уточнил:
– Острецов нынче зам Хромова.
– Ну, да… – дёрнул плечами Масканин. – Острецов, Хромов… Тебя, наверное, не предупредили. Я не грушник, я из егерей. Вольногор.
– Понятно, – несколько растерянно вздохнул Торгаев.
Доктрина сокрытия имён руководства страны и руководителей многих военных структур в последнее время обросла новыми уровнями защиты, ведь охота за ключевыми фигурами правительства и армии во время войны не только не прекратилась, не смотря на все защитные меры мощнейшего и предельно отлаженного механизма контрразведывательных органов, но и усилилась. Однако внутри ведомств тем кому положено своё начальство знали, да и как иначе? Переварив реакцию подопечного, Торгаев смекнул, что тот вполне мог и не знать фамилию начальника Главразведупра генерала Хромова. Но об Острецове-то он не мог не слышать! Вопреки доктринальным обстоятельствам, имя свежеиспечённого генерал-лейтенанта Острецова гремело по всей Новороссии. Курируемые им контрдиверсионные операции проводились и в тылу, и на фронтах. С другой стороны, незнание поручика могло быть вызвано долгим отсутствием.
– Ничего, – обнадёжил Торгаев, – скоро войдёшь в курс дел.
Часа примерно через два с половиной, пронесясь по неразъезженным сельским и лесным дорогам, машина остановилась у КПП базы. От КПП в обе стороны шло ограждение из двойного ряда столбов со спиральной колючей проволокой. Судя по предупреждающим табличкам, вокруг периметра имелось плотное минное поле, о глубине которого можно было только догадываться. Бронированные пулемётные вышки, прожекторные посты и позиции зенитных автоматов также сконцентрированы поближе к периметру. А сама база резко контрастировала с типичными пунктами дислокации обычных воинских частей. Естественно, имелись здесь и капониры для техники, и склады, и пункт ГСМ, и казармы, но все эти постройки, как потом узнал Масканин, были заглублены в землю и внешне ничем не отличались от капониров. Зато уж, как говорится, ни в какие ворота не лезли квартальчики одинаковых одноэтажных срубов, имеющих свои дворики и ограждения из полутораметрового штакетника. В некоторых двориках даже цветники имелись. А вдоль улочек этих квартальчиков подрастали молодые сливы, яблони и черешни, а кое-где и облепихи. Здание Управления базы располагалось в самом центре и все дороги вели к нему. Здание это тоже смотрелось совершенно не по-военному; двухэтажный деревянный терем с резными окнами и ставнями, с пристройками и трубами печного отопления на крышах. Как потом Максим выяснил, до войны база была туристическим лагерем, от которого и достались в наследство все эти постройки деревянного зодчества.
Торгаев сопроводил Масканина до Управления и "сдал" дежурному прапорщику. Тот, в свою очередь, отвёл новоприбывшего по длинному коридору в дальнее крыло и постучал в дверь с табличкой "п/п-к Прилукин". И скрылся за ней, жестом показав оставаться на месте.
– Заходите, – пригласил дежурный, выйдя через полминуты.
Масканин шагнул за порог. Кабинет оказался небольшим, мебели немного – стол, стулья и пара шкафов с сейфом, на стенах деревянные реечные панели, простенькая электролюстра под потолком и однотонные синие занавески на окнах, оставшиеся, видимо, с довоенного времени. Подполковник выглядел лет на пятьдесят с гаком, на самом же деле его возраст приближался к семидесяти. Ясное дело, до войны был отставником, все сроки запаса давно вышли; однако вот вернулся на действительную и исполняет свой долг в меру сил. А сил у него, по-видимому, сохранилось не мало.
– Поручик Масканин прибыл для дальнейшего прохождения службы.
– Проходите-проходите, поручик, – бодреньким, совсем не старческим голосом пригласил подполковник. – У меня вы надолго не задержитесь. У нас всё как в порядочной часовой мастерской – чётко и в срок.
– Как и должно быть в армии, – не удержался Масканин.
– Да, вы правы. Где армия, там порядок. Иначе это уже не армия… Итак, я подполковник Прилукин. Начальник тылового обеспечения и строевого отдела в одном лице. Документы на вас я получил ещё вчера вечером, поэтому всё практически готово.
То, что Прилукин в настроении потрепать языком, Максим просёк по его мимике и лучащемуся в интонациях добродушию. И ради поддержания разговора заметил:
– Быстро же вы управились, господин полковник. Небось, весь свой отдел запрягли.
В ответ Прилукин улыбнулся, обнажив ровный ряд вставных зубов.
– Весь мой отдел тут перед вами. Что, удивлены? А между тем, в подчинении у меня всего несколько бойцов и унтеров нестроевого возраста, да и те на складах.
– И как же вы сами всё?
– Дело несложное, когда знаешь своё дело на зубок. Вам ведь доводилось слышать изречение Александра свет Васильевича Суворова?
Максим кивнул, заветы древнерусского полководца прошли сквозь века и оставались востребованы до сих пор. Ну а касательно вопроса подполковника, то он, видать, имел в виду изречение про интендантов. Максим припомнил, кажется, оно звучит примерно так: "после пяти лет службы любого интенданта можно смело вешать".
– Сдаётся мне, – поддержал шутку Масканин (если это и правда была шутка), – что те древние слова не про вас.
Подполковник лишь улыбнулся и вытащил из папки объёмную кипу бумаг.
– Вот. Изучите и где надо поставьте подписи. Это займёт некоторое время, поэтому берите эти бумаженции с собою и дуйте в кабинет напротив. Дверь открыта.
– Понял, – Максим поднялся. – Не смею больше отвлекать вас от дел.
– Эх, дел у меня по горло, вы правы. Но по вашему обустройству остались только сущие мелочи. Всё, ступайте-ступайте.
Выйдя, Масканин осмотрелся в пустом коридоре. Где-то рядом за дверью стучала печатная машинка, чуть дальше звучали приглушённые голоса. А в коридоре ни души. За дверью напротив тоже никого не оказалось. Он сел за стол и начал читать.
Копия приказа о восстановлении его в чине и подтверждении полученных боевых Знаков Отличий с резолюцией генерал-лейтенанта Острецова. Подписка о неразглашении, продовольственный аттестат, подписка на кассу взаимопомощи, новенькое удостоверение офицера… Так-так, интересненько. Три дня назад произведён в штабс-капитаны, приказ за номером таким-то. Ага, а вот и копия приказа с подписью всё того же Острецова и некоего генерал-майора Краснова, о котором говорила госпожа командор на базе в Пустошах. Далее документы на вещевое довольствие и ордер на один из домиков. Интересно получается: на вещевое довольствие поставили, словно солдата. Это что-то новое. Обычно офицеры обмундирование за свой счёт приобретают, хорошо хоть личное оружие не ограничено никакими рамками. А то взбредёт дурь в начальственную голову, чтоб все носили только табельное оружие и прощай тогда трофеи. Нет, правда дурь. Не может быть. Тот унтер, что на аэродроме встречал, с трофеями ходит – и ничего. Значит, в этом вопросе, похоже, ничего не изменилось.
