Дмитрий Манасыпов - Район-55
«Две, их ДВЕ!!!» – хотелось громко орать, но за дверью сонно протопал отец, идущий в ванную, и тут до нее дошло…
Да, все было красиво и замечательно-романтично. Было, да прошло. Надю била крупная дрожь от одной мысли о том, что внутри нее, где-то там, внизу живота, завелся паразит. Ненужный ей залетный ребенок, который, если от него не избавиться, перегородит ей дорогу к учебе, студенческой жизни и последующему устройству жизни. Зачем он ей?!
Девушка обхватила голову руками, понимая, что если она сделает аборт, то детей потом может и не быть. Об этом говорила гинеколог во взрослой поликлинике, куда ее перевели совсем недавно. Они тогда с Катькой хохотали, вспоминая девчонку, выпустившуюся со школы два года назад с большим животом. Осенью она уже ходила с коляской, в которой тихо и мирно сопел щекастый розовый пупс. А рядом с ними шел отец, только-только закончивший третий курс вуза.
Тогда Наде было весело, а вот сейчас?…
Выйдя на ватных ногах, она быстренько шмыгнула в свою комнату и с головой накрылась одеялом. Дождалась, когда хлопнет дверь за мамой, которая вышла последней, захватив младшего брата. Трясущимися пальцами быстро набрала ЕГО номер.
Трубку он взял со второго звонка. Выслушал, помолчал, сказал, что перезвонит. Через час, когда начавшая дергаться, Надя с блестящими глазами не выдержала и схватила телефон, раздался звонок в дверь.
Десять минут разговора. Трещина в душе и неторопливый стук каблуков его модных туфель, удаляющийся по лестнице вниз. Он готов дать ей денег и найти врача, вот и все. Не забивай себе голову глупостями, сказал ей Иглесиас, которого звали Мансуром, такое бывает. Какая свадьба, какой ребенок?! У меня есть невеста, наши родители договорились давно. Да, на дворе двадцать первый век и мы не на Кавказе. Ну и что? У вас свои обычаи, у нас свои. Подумай, время есть. Едем? Ну, все, я пошел…
– Козел, епт. – Катька прищурила глаз, в который попал дым. – Мудак нерусский. Слушай, подруга, не ссы, прорвемся. Денег даст – сделаешь аборт. Не рожать ведь теперь.
– Аборт? – Надя ссутулилась.
– Нет, блин, выносишь и будешь жить у родителей. Дядя Костя будет рад стать дедом, да, Надь? Эй, ты че, ревешь что ль?
Надя плакала. Молча задыхалась сухим, сдавленным плачем, зажав ладонями лицо. И только когда подруга все-таки не выдержала, обняла ее и прижала к себе, лишь тогда она разревелась в полный голос.
***
Мирон матерился, ковыряясь во внутренностях старенького «газона». Мало того, что он остался последним и уже вечер на дворе…
Драндулет, который его заставил чинить мастер, был одним из самых старых в РОСТО. А учитывая, что Мирон свободно манкировал все занятия по мат- части, возможность удачного ремонта казалась ему сейчас просто сказочной и недостижимой.
Категория «С» была нужна Мирону по одной причине: армия.
Гребли всех. Больных, косящих, студентов, аспирантов, обеспеченных и не очень. Полгода назад забрали соседа с пятого этажа, Сашку, сына начальника ремонтной службы местной «Роснефти». Деньги папаши не помогли. Мирон бухал на проводах, вливал в себя стакан за стаканом, косясь на подругу призывника, одновременно ревевшую и с интересом приглядывавшуюся к другу Сашки, студенту «аэрокоса». В его вузе была военная кафедра, и потому в ближайшее время повестка ему не светила. Варька, обладавшая в неполные девятнадцать четвертым размером груди и внешностью фотомодели, ждать полтора года неудачника, отчисленного за прогулы, явно не собиралась.
А вот Мирону, пэтэушнику, обладавшему железным здоровьем, «отменной» характеристикой в местном ГОВД и проживающему с матерью-техничкой, армия грозила точно. Вот только идти куда-нибудь в десантуру или спецназ ему не хотелось. Единственной лазейкой, которая могла бы обеспечить относительно спокойную службу, Мирону представлялась авторота.
Вот и приходилось теперь торчать кверху задом, тупо пялясь в железные ветеранские внутренности и понимая, что Петрович, давно разменявший шестой десяток, хрена лысого поставит нужный балл.
– Урод, бля, педерастичный. – Мирон харкнул, попав то ли в масляный фильтр, то ли в карбюратор. – Сука…
Мученик автомобильной науки спрыгнул с бампера. Отошел в сторону курилки, сел на лавку и задумался. И тут хлопнула дверь ангара…
– О как! – Мирон осклабился. – Ты-то мне и нужен, лошара.
Перед ним стоял невесть как забредший в ангар его одногруппник-неформал Лешка. Худой, нескладный, длинноволосый, в старых джинсах и майке с надписью «Король и Шут». Практически отличник учебы. Стоял, глядя на Мирона, никогда не упускавшего возможности зачморить его, и затравленно озирался.
– А… – «Ботаник» сглотнул. – Алексея Петр…
– Не видишь, что ли, – нет никого. В шары долбишься?! Сюда иди, ушлепок.
Лешка обреченно вздохнул.
– Короче, умник. – Мирон закурил. – У тебя ровно пять минут, чтобы понять, чего в этом пылесосе не работает и что нужно сделать. Понял?
– Понял. – Лешка покосился на сбитые костяшки Мирона. – Сейчас посмотрю. А…
– А если тя Петрович увидит, то песец тебе, чмо ты болотное.
***
Александр Анатольевич, врач-патологоанатом городского морга, ужинал.
Степенно и неторопливо ел домашние котлеты с вареной картошкой в сливочном масле, посыпанной зеленым лучком. И котлеты, и картошку ему принесла подруга, работавшая старшей медсестрой в реанимации. Сегодня у нее был отдых, вот и постаралась, произвела на свет незамысловатое, но оттого не ставшее менее вкусным чудо кулинарного искусства.
Александр Анатольевич довольно зажмурился, чувствуя, как ледяной струйкой по пищеводу протек спирт, который он предварительно подержал в холодильнике. Водку он не любил и не уважал, вполне логично считая, что неразбавленный медицинский куда как лучше продукции непонятного качества, продаваемой в современных супер-, и не только, маркетах. А под такие котлеты – так вообще восхитительно.
Патологоанатом давно вел холостяцкий образ жизни, довольствуясь малым. Ел в основном на работе, дома постоянно употребляя только полуфабрикаты. Из одежды предпочитал джинсы и веселые футболки со свитерами, то есть то, что не нужно было тщательно гладить. В домашней обстановке у него наблюдался полный минимализм вкупе с анархией, выраженной в валяющихся повсюду носках, футбольных газетах и пустой тары из-под пива, складируемой на кухне.
С противоположным полом ситуация была сложной. Женщины адекватно оценивали прелести спортивного, с интересной внешностью, тридцатилетнего холостяка, владеющего двухкомнатной квартирой, но быстро исчезали с горизонта, узнав про характер его работы. Возможно, виною был въевшийся в одежду запах формалина напополам со сладковатым ароматом разложения.
Посему приходилось ему перебиваться обществом молодых и не очень местных поблядушек, временно одиноких жен вахтовиков с Севера и редкими случками с профессионалками.
Но за последние пять месяцев в его жизни произошла значительная и весьма приятная метаморфоза, связанная с худой и длинноногой особой, сейчас полулежавшей на продавленном диванчике напротив. Стоит заметить, что при этом из одежды на ней был только халат напарницы Александра Анатольевича, Светланы, сейчас полностью распахнутый и абсолютно ничего не скрывающий. Мера предосторожности, так сказать, на случай нежданного и негаданного визита кого-нибудь из руководства.
Итак, причина метаморфозы была длинноногой, поджарой и рыжеволосой. Звали ее Рита, и работала она, как уже было сказано выше, старшей медсестрой в местной реанимации. По возрасту она была старше активно поглощавшего прожаренный мясной фарш врача на три года.
Рита была женщиной умной и нормально-стервозной. Обзавелась семьей она весьма недавно и ненадолго, развелась по причине прозаической и в чем-то, в особенности для бывшего мужа, весьма грустной. Она, по физиологическим причинам, не могла иметь детей. Саму Риту это нисколько не смущало, чего нельзя было сказать о ее бывшем благоверном. Как результат, в тридцать три года милая и абсолютно нефригидная женщина оставалась одинокой, проживая в однокомнатной квартире, полученной после развода.
На Александра Анатольевича рыжая медсестра положила свой ярко-изумрудный взор давно, еще будучи замужем. Оказавшись снова вольной пташкой, Рита принялась за обстоятельную, стратегически просчитанную операцию по завлечению патологоанатома в сети огненноволосой паутины.
Специфика работы, при которой ей неоднократно приходилось сталкиваться со смертью и повреждениями человеческого организма, дала ей изрядную фору. Отторжения, связанного с основой жизнедеятельности и финансового благополучия Александра Анатольевича, не случилось.
Ну подумаешь! Морг, вскрытия, едкий запах формальдегидных растворов, изжелта-бледные, распластанные на столах тела, кучи дешевой одежды для похорон в кладовке (Александр Анатольевич не брезговал «левым» заработком, упаковывая и провожая чьих-то дорогих покойников в последний путь за умеренную плату, демпингуя цены «Горразнобыта»). Разве это оттолкнет женщину, перешагнувшую рубеж четвертого десятка, обладающую стальными нервами и постоянно сталкивающуюся со страшной Гостьей, забиравшей пациентов из палат ее отделения?
