Дэн Абнетт - Ордо Ксенос
Машина помчала меня от посадочной площадки, позади остались мигающие сигнальные огни и мой боевой катер, похожий очертаниями на кинжал.
Зубчатые гусеницы поднимали за нами буранчики мерзлого снега. Фары освещали небольшое белое пятно, окруженное непроницаемой стеной черноты. Вместе с Лорес Виббен и тремя хранителями я ехал в кабине, озаряемой только янтарным свечением приборов на панели управления. Обогреватели, встроенные в кожаные сиденья, выдыхали теплый затхлый воздух.
Хранитель передал Виббен информационный планшет. Она мельком взглянула на него и отдала мне. Я сообразил, что забрало моего шлема все еще опущено. Я поднял его и принялся шарить по карманам в поисках очков.
Виббен с улыбкой вытащила их из кармана своего облегающего плотного комбинезона. Я благодарно кивнул, водрузил их на нос и приступил к чтению.
Когда айсмобиль остановился, я как раз вызвал на экран последние страницы текста.
— Молитвенник Два-Двенадцать, — объявил один из хранителей.
Мы вышли из машины, снова опустив забрала.
Морозные хлопья кружились в обступающей нас темноте и искрились в свете фар айсмобиля, сверкая подобно драгоценным камням. Я знал, что меня ждет куда более жестокий холод. И, во имя милосердия Императора, не хотелось мне снова испытать его. Мороз кусался, обжигал, горчил на языке. Каждый сустав моего тела протестующе скрипел.
Тело и сознание словно медленно цепенели.
И это было нехорошо.
Молитвенник Два-Двенадцать являл собой мавзолей гибернации в западном конце огромной Имперской Авеню. В нем размещалось двенадцать тысяч сто сорок два члена правящей элиты Спеси.
Мы приблизились к огромному склепу и стали подниматься по черным, заметенным снегом ступеням.
Я остановился:
— А где хранители гробницы?
— Совершают обход, — был ответ.
Я поглядел на Виббен и покачал головой. Ее рука скользнула под мантию, подбитую мехом.
— Они знали о нашем прибытии? — спросил я, снова обращаясь к хранителю. — Знали, что мы ожидаем встречи?
— Я проверю, — сказал хранитель, который передавал планшет.
Он продолжил подъем по ступеням, и фосфорное свечение его посоха задрожало. Двум другим, похоже, стало не по себе. Я кивком подозвал Виббен, чтобы она держалась поблизости, и пошел за проводником.
Мы догнали его на нижней террасе и обнаружили взирающим на лежащие тела четырех хранителей, чьи светящиеся посохи с шипением угасали поблизости.
— К-как? — Он запнулся.
— Отойди, — произнесла Виббен, вытаскивая оружие.
Крошечная янтарная руна, означающая «Взвод», засияла в темноте.
Я обнажил свой меч и включил его. Клинок хищно загудел.
Южный вход в гробницу был открыт нараспашку. Оттуда вырывались сверкающие копья света. Все мои опасения наперебой торопились оправдаться.
Когда мы вошли, Виббен поводила из стороны в сторону дулом пистолета. Зал оказался узким, с высоким потолком, освещенным сферическими лампами. Врывающийся снаружи ветер завивал снежные буранчики на отполированном базальтовом полу.
В нескольких метрах от входа в замерзшей луже крови лежал еще один мертвый хранитель. Мы перешагнули через него. От главного коридора в разные стороны расходились проходы, ведущие вдоль гладких базальтовых чертогов, где располагались ряды крионических камер.
Мы шли словно по самому огромному моргу во всем Империуме.
Виббен беззвучно устремилась направо, а я пошел влево.
Признаюсь, что к этому моменту я был сильно взбудоражен, — мне не терпелось покончить с делом, которое так долго не давало мне покоя. Эйклон ухитрялся убегать от меня в течение целых шести лет! И каждый день из этих шести лет я изучал его почерк. И каждую ночь видел сны о нем.
А теперь я мог почувствовать даже его запах.
Я поднял забрало.
С потолка капала вода. Вода Оттепели. Внутри становилось теплее. Кое-где смутные силуэты уже зашевелились в своих ледяных камерах.
Рано! Слишком рано!
Первый человек Эйклона вышел на меня из западного коридора. Я развернулся и отсек ему голову, прежде чем он успел опустить свой ледоруб.
Второй напал на меня с юга, третий — с востока. А затем атакующих стало еще больше. Толпа.
Во время сражения я услышал звуки яростной перестрелки из хранилищ справа. У Виббен неприятности.
Я слышал ее голос по воксу:
— Эйзенхорн! Эйзенхорн!
Я развернулся и снова ударил. Все мои противники были тепло одеты и сжимали ледорубы, в умелых руках представлявшие собой серьезное оружие. Их темные глаза казались остекленевшими, но двигались эти люди быстро. Хотя что-то в манере их движения заставляло считать, что они действуют бездумно, по чьему-то приказу.
В моей руке пел энергетический меч, древнее, благородное и изящное оружие, благословленное самим Ректором Инкса. В пять резких взмахов он переправил моих врагов из мира живых в ад. От луж крови в воздух поднимался пар.
— Эйзенхорн!
Я развернулся и побежал, громко шлепая по залитому талой водой коридору. Впереди опять раздались выстрелы. А затем крик на вдохе…
Виббен лежала лицом вниз поперек трубы морозильника, быстро застывающая кровь приклеила ее к промерзшему пластику. Восемь приспешников Эйклона лежали вокруг. Ее оружие валялось чуть поодаль от ее вытянутой руки, а рядом — израсходованная обойма.
* * *Мне сорок два стандартных года, по имперским меркам я нахожусь в полном расцвете сил, и я молод по меркам Инквизиции. Всю свою жизнь я обладал репутацией холодного, черствого человека. Некоторые называли меня безжалостным, бессердечным, даже жестоким. Это не так. Я никогда не находился за границами эмоциональности или сострадания. Но я обладаю (и мое начальство считает это основным моим достоинством) исключительной силой воли. Она хорошо служила мне в моей карьере, позволяя спокойно и неустрашимо справиться с любым злом, какое могло угнездиться в этой несчастной галактике. Я просто не мог позволить себе роскошь чувствовать боль, страх или печаль.
Лорес Виббен служила со мной в течение пяти с половиной лет. За это время она дважды спасала мне жизнь. Она считала себя моим помощником и телохранителем, хотя, по правде говоря, в большей степени была моим компаньоном и другом по оружию. Когда я завербовал ее в клановых трущобах Торниша, то сделал это из-за ее боевых навыков и звериной силы. Но не менее ценны для меня были ее острый ум, находчивость и холодная рассудительность.
Я посмотрел на тело и, кажется, даже прошептал ее имя.
Затем я погасил энергетический меч и, задвинув его в ножны, вернулся в тень коридора. Кроме учащенного звона капели, ничего не было слышно. Вытащив пистолет из кожаной кобуры под левой подмышкой, я проверил обойму и включил вокс. Эйклон, несомненно, контролировал все входящие и исходящие передачи в Молитвеннике Два-Двенадцать, так что я воспользовался глоссией — неофициальным устным шифром, известным только мне и моим ближайшим сотрудникам. Многие (если не большинство) инквизиторы развивают свои личные языки для конфиденциального общения, один сложнее другого. Глоссия, основы которой я разработал десятью годами ранее, была умеренно сложной и органически развивалась по мере надобности.
— Шип запрашивает эгиду, восторженные звери под ним.
— Эгида поднимается, космического цвета. — Бетанкор ответил немедленно и точно.
— Розы шипы обильны, во имя пламенного света полумесяца.
Пауза.
— Во имя пламенного света полумесяца? Прошу подтвердить.
— Подтверждаю.
— Путь фаянсовой бритвы! Изображение цвета слоновой кости!
— Изображение отклонено. Изображение сурового испытания.
— Эгида поднимается. Конец связи. Он уже в пути.
Бетанкор принял известие о смерти Виббен настолько тяжело, насколько я и предполагал. Но это не должно отразиться на его работе. Мидас Бетанкор вспыльчивый и порывистый человек, за что я его, отчасти, и люблю. И использую.
Я снова вышел из тени. Моя облаченная в перчатку рука чувствовала успокаивающую тяжесть пистолета модели «Сципио», стоящего на вооружении в Военном флоте. Тусклый хромированный корпус с инкрустированными щечками из слоновой кости на рукоятке, в пружинной обойме — десять пуль, каждая из которых представляла собой надежный пресекатель человеческой жизни. Еще четыре полные обоймы лежали в моем набедренном кармане.
Не помню точно, где именно я приобрел «Сципио». Он прослужил мне уже несколько лет. Однажды ночью, года за три до сегодняшней, Виббен выдрала потертые керамитовые щечки рукоятки с фабричной штамповкой и девизом Военно-космического флота, заменив их собственноручно гравированными щечками из слоновой кости. «Обычная практика на Торнише», — сообщила она мне, возвращая оружие на следующий день. На новых щечках было довольно примитивное изображение человеческого черепа с прорастающей сквозь глазницу розой, с шипов которой капала кровь. В эти капельки Лорес инкрустировала пунцовые драгоценные камни, дабы пресечь сомнения в том, что это именно кровь. Под черепом корявыми буквами она выцарапала мое имя.
