Туллио Аволедо - Крестовый поход детей
— Ты поняла, откуда он?
Женщина покачала головой. Украшение на ее шее — ожерелье из костей, которое она называла старинным словом стетоскоп, — глухо застучало, словно игральные кубики, брошенные на зеленое сукно казино.
— Этот человек не из ближних городов. Несомненно, он пришел из какого-то более далекого места.
И словно в доказательство, Мать быстрыми пальцами вытащила из складок платья сложенный носовой платок. Развернула его. Внутри находился предмет, при виде которого у Управляющего перехватило дыхание.
— УБЕЙ ЕГО! — закричал он так резко, что Мать вздрогнула. — УБЕЙ ЕГО! — повторил он, на этот раз уже тонким от страха голосом. Отскочил назад, брызжа слюной, как будто его укусило Создание ночи, и тыча указательным пальцем в лежащего под покрывалами незнакомца.
Мать резко встала, невольно испугавшись реакции юноши. Ее одеяние, которое она называла халатом, — длинное платье из некогда белой материи — порвалось сбоку, обнаружив другие ожерелья, сделанные из мышиных черепов. Рука метнулась вперед, чтобы остановить Управляющего, попытавшегося достать из кобуры старый пистолет.
— Не делай глупостей.
Пытаясь высвободиться из хватки Матери, Управляющий пробурчал:
— Он убийца.
Пока Мать подыскивала подходящие для возражения слова, с тюфяка, на котором лежал раненый, раздался голос, приглушенный и сиплый:
— Я… не… убийца.
Незнакомец обратил свои белесые глаза на Управляющего. Затем перевел их на правую руку Матери. Пальцы целительницы разомкнулись, словно бы по своей собственной воле. На ее ладони находился предмет, который так сильно потряс Управляющего: тяжелый металлический шарик серого цвета диаметром около двух сантиметров, грубо обработанный в форме глаза.
Рука незнакомца приподнялась. Треснутый ноготь указательного пальца был направлен на руку Матери, на свинцовый глаз, видеть который человек никак не мог.
— Это… не мое… Я взял его… у людей… которые на меня… напали.
— Сколько их было?
На сухих губах незнакомца появилась грустная улыбка.
— Слишком много… для меня.
— Это они ослепили тебя?
— Нет. Это… были не они. Это произошло… раньше.
И вслед за этим его рука бессильно упала обратно на изношенное покрывало.
— Дайте мне пить. У меня пересохло во рту.
Мать поднесла к его губам миску. Вода была мутной и чудовищно воняла, но незнакомец выпил все до последней капли.
Управляющий отвел руку от кобуры.
— Если ты уже был слепым, откуда знаешь, что случилось на самом деле? Откуда знаешь, сколько людей на тебя напало?
Незнакомец улыбнулся. Его пустые глаза были направлены прямо на лицо Управляющего.
— Я просто знаю и все.
Молодой человек почесал бороду, разворошив при этом гнездо вшей.
— Выйди, — приказал он Матери.
— Но…
— Никаких возражений.
Закусив губу, женщина кивнула и вышла. Управляющий наклонился над койкой незнакомца.
— Для начала скажи мне, откуда ты пришел.
— Если я скажу тебе, ты мне не поверишь.
— Давай я сам буду решать, верить мне или нет.
— Я пришел из Венеции.
— Венеции? Что такое Венеция?
— Это город.
— Города с таким названием не существует. Я знаю все города, и ни один не называется так, как ты говоришь.
Мужчина под грязным покрывалом вздохнул.
— Насколько хорошо ты знаком с внешним миром?
Управляющий гордо выпятил грудь.
— Мне случалось путешествовать. Я знаю города Высоких палаццо и те, что расположены вокруг Железных врат.
— Когда ты говоришь «города», что ты имеешь в виду?
Управляющий пожал плечами.
— Что для тебя город? — продолжал настаивать незнакомец.
— Ну это же все знают.
— И все же ответь мне.
— Город… ну, город — это много людей, которые живут вместе. Как мы.
— Ты имеешь в виду «племя».
— Нет! Племя — это… это как пираты или как индейцы. Это только куча дикарей. А город — это когда объединяются цивилизованные люди.
— И ты глава этого… города? Ты мэр?
— Нет. Я только Управляющий. В период Чрезвычайного положения мэра нет. Но когда оно закончится, мы изберем мэра. С выборами, агитацией и всем прочим. Но на данный момент у нас есть только Управляющий, и это я.
Незнакомец медленно обвел своими слепыми глазами стены помещения, как будто мог видеть что-то. Понимающе кивнул.
Изумленный Управляющий пристально смотрел на него.
— Сколько вас?
— Зачем тебе это знать?
— Думаешь, я смогу как-то навредить вам, если узнаю? Это что, такая важная информация? Я один, я ранен. Я слеп. Какой вред могу я вам нанести? Подозреваю, что у входа в эту комнату стоит по меньшей мере двое стражников, готовых продырявить меня пиками, как только я попытаюсь выйти отсюда.
— Трое, — соврал Управляющий. — Стражников трое. И у них не пики. У них пистолеты, — добавил он, стараясь придать своим словам естественно гордый тон.
Незнакомец покачал головой.
— Их двое. Они молоды, неопытны и вооружены пиками. У того, что помладше, болит живот, и ему давно уже пора сходить в уборную, но он боится, что ты накажешь его за то, что он оставил пост. И я рекомендую тебе позволить ему сходить туда, потому что иначе воздух здесь станет невыносимым.
Управляющий вытаращил глаза.
— Что же касается их пистолетов, — продолжал незнакомец, — то они ненастоящие. В мои времена их называли пугачами. От них много шума и никакого вреда.
Он закрыл глаза. Эти странные белые глаза, от которых Управляющего била дрожь.
Потом незнакомец прошептал:
— Сколько тебе лет?
— Почему ты спрашиваешь?
— Пожалуйста, скажи мне, сколько тебе лет.
— Двадцать пять, — пробормотал Управляющий.
Незнакомец долго обдумывал эту информацию.
Лицо его собеседника, покрытое юношеской бородкой, покраснело от волнения.
— Почему ты так нервничаешь? — деликатно спросил его незнакомец.
— Я не нервничаю.
— Это чувствуется по твоему поту, — парировал тот. — Так сколько вас? Из скольких людей состоит ваш город?
— Почему я должен говорить тебе это?
— Потому что я тебя об этом спрашиваю. И потому что я не способен использовать эту информацию против вас. Посмотри на меня.
Управляющий подчинился этому приказу. Он никогда не видел настолько старого человека. Самым взрослым человеком в Городе была Мать милосердия, а до нее самой взрослой была Мама, которая спасла их во время Чрезвычайного положения.
Но Мама была старше этих потерявшихся детей едва ли на десяток лет и умерла молодой.
А этот человек был стар.
Такая же длинная нестриженая борода была у главного героя истории, которую рассказывала Мама, — истории человека, пустившегося в охоте за огромным белым китом до самого края мира.
— Но я все-таки не настолько старый, — сказал вдруг незнакомец, как будто умел читать мысли.
— Сколько тебе лет?
— Во время Страдания мне было приблизительно столько же, сколько тебе сейчас. Страдание — это то, что ты называешь Чрезвычайным положением. Все называют его по-своему, но это одно и то же. День, когда все пропало, кроме надежды, да и ее осталось немного. Видимо, людскому роду суждено исчезнуть…
Управляющий раздосадованно махнул рукой.
— У меня нет времени на обсуждение бесполезных глупостей. Постарайся отвечать четко. Я хочу знать, кто ты и где ты находился перед тем, как повстречать Сынов Гнева. Хотя я согласен, все произошло так, как ты говоришь.
— Сыны Гнева? Вы так их называете? Подходящее название. Они молились, пока избивали меня. Они были похожи на чертей, но безостановочно молились на латыни. Я знавал только одного настолько же чокнутого человека. Это был проповедник, ездивший на гигантском грузовике, внутри которого была церковь. Только его Церковь мучила и убивала. Его звали Давид Готшальк. Что-то среднее между палачом и проповедником. И я уже видел подобный символ, как раз на алтаре его церкви.
— Ты имеешь в виду глаз?
— Да. И я думаю, не исповедуют ли Сыны Гнева тот же богохульный культ, что и Готшальк.
— Меня это не интересует. Отвечай на мой вопрос.
Дэниэлс вздохнул.
— Ты спросил, и я говорю тебе еще раз, что сказал правду: я пришел из Венеции. Я прошел пешком сотни миль. Я направлялся в Рим. Но на четверти пути мне пришлось изменить направление, и я оказался здесь.
— Ты продолжаешь твердить какую-то бессмыслицу. Ответь мне на простой вопрос: из какого города ты пришел и в какой город направлялся. Дай мне известные названия. Скажи мне, сколько дней ты шел, а не сколько миль, что бы ни значило это слово.
