Роберт Говард - Конан из Киммерии
Одинокий путник, замеченный с башни, выглядел не слишком лакомым кусочком, но Вальбросо привык извлекать барыш из всего. Многоопытным взглядом окинул он Конанову потрепанную кольчугу и темное, в шрамах, лицо и сделал тот же вывод, что и всадники, с которыми киммериец разминулся ранее: тяжелый меч и пустой кошелек.
— Куда едешь, мошенник? — спросил граф.
— В Аргос,— ответил Конан.— Я — наемник. А как звать, неважно.
— Справные наемники нынче держат путь не туда, а оттуда,— проворчал Вальбросо.— Теперь все веселье на юге: и сражения, и добыча. А может, вступишь в мой отряд? С голоду не помрешь, это я тебе обещаю. На большой дороге, правда, совсем не осталось жирных купцов, которых стоило бы пощипать, но я со своими парнями думаю вскоре перебраться на юг и наняться к тем, кто ближе к победе!
Конан ответил не сразу. Он знал: стоит прямо заявить «нет», и Вальбросо тут же натравит на него своих головорезов. Зингарец же, не дождавшись ответа, сказал еще:
— Вы, вольные наемники, знаете уйму способов развязать язык самому упрямому человеку. А у меня как раз пленник — последний перехваченный мною купец, ибо я, клянусь Митрой, уже несколько недель не видел ни одного. Так вот, у негодяя была с собой железная шкатулка, и мы не сумели ни вскрыть ее, ни заставить упрямца выдать секрет. Во имя Иштар! Я-то думал, нет средств убеждения, которыми бы я не владел, но, может быть, ты, бывалый наемник, знаешь что-нибудь такое, что неведомо мне? Поехали в замок, посмотрим, не получится ли у тебя!
Эти слова возымели действие тотчас: Конан кивнул головой. В самом деле, пленником графа вполне мог оказаться и Зорат. Конан не был знаком с ним, но человек, у которого хватило духу пуститься в такое время по зингарским дорогам, мог, чего доброго, устоять и под пыткой...
Конан повернул коня и поехал рядом с Вальбросо по извилистой тропе, поднимаясь на холм, где угрюмо высился замок. Вообще-то ему, как простому воину, полагалось бы ехать позади графа, но сила привычки взяла свое, а Вальбросо не обратил внимания. Годы, прожитые на границе, напрочь отучили его от этикета, уместного при блестящем королевском дворе. Он хорошо знал, как горды и независимы наемники, чьи мечи возвели на трон не одного короля.
Высохший ров был местами до половины забит мусором. Копыта коней простучали по подъемному мосту, и отряд въехал в ворота. С мрачным лязгом упала сзади решетка. Пустынный двор зарос кое-где чахлой травой, посередине виднелся колодец. Вдоль стен ютились покосившиеся лачуги воинов графа, из дверей выглядывали женщины: одни — неряхи неряхами, другие — увешанные безвкусными украшениями. Стражники в ржавых кольчугах резались в кости, сидя под арками на каменной мостовой... Сущее разбойничье гнездо, а не замок дворянина!
Вальбросо спешился и жестом пригласил Конана за собой. Войдя в дверь, они миновали длинный сводчатый коридор и натолкнулись на хмурого человека в кольчуге, спускавшегося навстречу по лестнице. Конан пригляделся к шрамам на его лице и решил, что это, скорее всего, был капитан стражи.
— Ну что, Белосо? — спросил граф.— Заговорил?
— Упрям, как черт,— буркнул Белосо, бросая на Конана подозрительный взгляд исподлобья.
Грязно выругавшись, владелец замка в ярости затопал по винтовой лестнице вверх. Конан и капитан последовали за ним.
Чем выше они поднимались, тем слышней делались стоны человека, терпящего ужасные муки. Пыточный застенок в замке Вальбросо располагался не в подземелье, как обычно, а, напротив, высоко над двором. Внутри застенка сидел на корточках волосатый, звероподобный мужик в кожаных штанах и, чавкая, обгладывал говяжью кость. А вокруг громоздились дыбы, крючья, тиски и прочие приспособления, изобретенные человеческим разумом для того, чтобы рвать плоть, дробить кости, выворачивать суставы и сухожилия...
На дыбе висел нагой человек, и Конан с первого взгляда понял, что страдать ему осталось недолго. Его руки, ноги и само тело были страшно растянуты, что говорило об исковерканных суставах и многочисленных внутренних разрывах. Смуглое лицо человека было умным и тонким, но глаза налились кровью и остекленели от муки, капли смертного пота стекали со лба, а рот был перекошен оскалом.
— Вот шкатулка, о которой я говорил.— Вальбросо зло пнул небольшой, но увесистый железный сундучок, стоявший поблизости на полу. Его покрывал замысловатый узор из крохотных черепов и сплетающихся драконов, но Конан не заметил никаких признаков замка, запиравшего крышку. Было видно, что сундучок жгли огнем, рубили топором и зубилом, но едва смогли оцарапать.— Этот пес держит там свои драгоценности,— зло продолжал Вальбросо.— Весь Юг знает Зората и его железную шкатулку, но что в ней — одному Митре известно. Не открывает секрета, хоть тресни!
Зорат! Итак, перед Конаном был человек, которого он так долго искал. Сердце короля забилось у горла, но, когда он склонился над мучеником, о его истинных чувствах догадаться было невозможно.
— Ослабь веревки, скотина! — резким голосом приказал он палачу. Вальбросо с капитаном уставились на него в некотором недоумении: забывшись, Конан заговорил привычным повелительным тоном. Палач же инстинктивно повиновался. В голосе незнакомца слышался металл, он явно не шутил, и заплечных дел мастер отпускал веревки постепенно — резкая слабина причинила бы разорванным суставам такую же муку, как и дальнейшее растягивание.
Схватив кубок вина, стоявший неподалеку, Конан поднес его ко рту несчастного. Зорат судорожно глотнул, проливая вино на тяжело вздымавшуюся грудь. Потом в налитых кровью глазах затеплился огонек узнавания. Шевельнулись губы, покрытые запекшейся пеной. Задыхаясь и всхлипывая, Зорат заговорил по-кофски:
— Значит, я умер? Значит, кончились наконец эти пытки? Передо мной король Конан, погибший при Валкие: я среди мертвых...
— Еще нет,— сказал Конан.— Но ты умираешь. Больше тебя не будут пытать, это я обещаю. Но и помочь тебе я уже ничем не могу. Зорат! Скажи, как открыть твой сундучок?
— Мой сундучок,— пробормотал Зорат, соскальзывая в бредовое беспамятство.— Железный сундучок, выкованный в адовом пламени огненных гор Хоршемиша... ни одно зубило его не возьмет. Какие сокровища возил я в нем по всему свету! Но равного тому, что лежит там теперь, еще не бывало...
— Скажи, как открыть,— тормошил его Конан,— Тебе оно уже не пригодится, а мне может помочь!
— Да, ты — Конан...— невнятно бормотал кофиец.— Я видел тебя на престоле в тронном зале, в Тарантии... со скипетром в руках, с короной на голове... Ты мертв: тебя убили при Валкие. Стало быть, умер и я...
— Что там несет эта падаль? — нетерпеливо спросил Вальбросо, не понимавший по-кофски.— Скажет он наконец, как отпирается чертов ящик?
Голос мучителя словно раздул в измученной груди искорку жизни. Зорат обратил налитые кровью глаза в сторону говорившего.
— Одному Вальбросо открою я тайну...— прошелестел он по-зингарски,— Я умираю... Нагнись ко мне, Вальбросо!
Граф не заставил себя упрашивать: отвратительная алчность была написана у него на лице. Угрюмый Белосо придвинулся вплотную к хозяину.
— Надави один за другим семь черепов по краю,— с трудом выдохнул Зорат.— А потом — голову дракона, изваянного на крышке. И наконец — шарик в лапах дракона. Потайная пружина...
— Живо ящик сюда! — заорал Вальбросо, добавив ругательство.
Конан поднял сундучок и поставил на лавку. Граф толкнул его плечом, оттирая в сторону. Белосо шагнул вперед:
— Позволь, я открою...
Вальбросо разразился такими проклятиями, что капитан отшатнулся. Черные глаза графа горели жадностью.
— Никто, кроме меня!
Конан, успевший инстинктивно протянуть руку к мечу, покосился на Зората. Стекленеющие глаза страдальца были с пристальным вниманием устремлены на Вальбросо. Конану померещилась даже тень зловещего торжества, искривившая усмешкой губы Зората. Лишь осознав, что умирает, кофиец согласился выдать секрет... Конан повернулся к Вальбросо и стал ждать, что же будет.
По краю крышки ларца были вырезаны сплетенные ветви какого-то дерева и между ними — семь черепов. Сверху, среди фантастических узоров, красовался инкрустированный дракон. Трясущимися от нетерпения руками Вальбросо торопливо надавил черепа, затем прижал большим пальцем резную голову дракона и вдруг, выругавшись, отдернул руку и раздраженно встряхнул ею.
— Какой козел не загладил резьбу? — прорычал он.— Так и руки недолго попортить...
Он тронул золотой шарик, что дракон держал в коготках, и крышка неожиданно отскочила. Золотое пламя ослепило глаза! Казалось, шкатулка была полна брызжущего огня, который переливался через край и разбрасывал по всей комнате трепетные искры. Белосо вскрикнул, а Вальбросо с шумом втянул в себя воздух. Онемевший Конан стоял неподвижно, околдованный невероятным сиянием.
