Олег Маркелов - Имперская мозаика (трилогия)
— Сэр, означает ли это, что я могу написать рапорт с просьбой о распределении по моему выбору? — взял быка за рога Пип.
— У вас, как у входящего в десятку лучших курсантов курса, есть такое право, лейтенант, — согласно кивнул майор.
— Спасибо, сэр, — гаркнул Ленокс, который в последнее время с упорством маневрового паровоза тянул ситуацию в нужную ему сторону.
— Всегда пожалуйста, лейтенант, — натянуто улыбнулся Рордгт. — Вы честно заслужили эту привилегию. Свободны.
Ленокс, не заставив долго себя уговаривать, бросился писать заветный рапорт. А старший курса, проводив его взглядом, повернулся к шеф-инструктору. — Куда, по-вашему, он попросится?
— Думаю, на передовую. Вряд ли он станет писать рапорт о возвращении на старую базу. Не для того он стал лучшим. У него есть какая-то цель. Только я пока не разгадал какая, — ответил тот. — И мне кажется, что эта цель важна только для него самого.
* * *— Господин, к вам Камаев, — произнес сгорбленный слуга, который, казалось, просто жил в состоянии постоянного поклона своему хозяину.
— А что, от Зауэрвальда нет новостей? — поинтересовался Бергштайн, только что вылезший из аппарата общей регенерации, но не чувствовавший в последнее время ощутимого облегчения от этой процедуры, как это было ранее.
— Нет, господин, — ответил слуга, еще ниже сгибаясь в поклоне. — Мне найти его?
— Нет. Пусть занимается своими делами. Раз не идет с докладом, значит, доложить ему пока не о чем. Пусть Камаев пройдет в кабинет. Я сейчас буду.
Не торопясь, Халил Амат оделся и прошел в свой просторный рабочий кабинет. Там его уже ждал, не решаясь даже присесть, коренастый лысый разумянин, принадлежащий к расе людей. Он был облачен в помятый и не очень свежий костюм, вытянутый на локтях и коленях, а от тела исходил стойкий запах пота.
— Здравствуйте, господин Бергштайн, — поздоровался посетитель с заискивающими нотками в голосе.
— И ты не хворай, — ответил генетик, проходя за свой стол и плюхаясь в уютное кресло. — Присаживайся. В ногах правды нет.
— Спасибо.
— Итак. Меня известили о том, что ты создал какую-то новую форму. Это правда? — спросил Бергштайн и внимательно посмотрел в глаза присевшему на стул гостю.
— Ну, я не могу сказать сейчас однозначно, что работа, бесспорно, удалась, — заволновался Камаев. — Нам еще нужны полевые испытания.
— Проведешь. В подопытных кроликах, я думаю, у тебя недостатка не будет. А что это за вид?
— Это что-то среднее между спорным растением и нематгельминтом. Оно является мощнейшим доминирующим паразитом-симбионтом.
— Звучит занятно, — соврал Халил Амат, которому на самом деле было немного скучно. — И для чего, интересно, нам может понадобиться такой глист со свойствами растения? Вы решили заразить неприятеля аскаридами?
— Нет, господин. Мы практически готовы к тому, чтобы провести показательные выступления этого образца.
— Практически готовы? Зачем же тогда ты приходишь ко мне, если ты всего лишь практически готов? — раздраженно спросил Бергштайн. — Тебе общения недостает? Ты хочешь поговорить со мной на отстраненные темы? Тогда скажи. Только я не могу сейчас болтать с тобой о всяком дерьме и тратить время. Мне есть чем заняться.
— Простите, господин, — испуганно затараторил лысый человечек. — Я и не стал бы приходить до полного разрешения разработок. Но командор Зауэрвальд мобилизовал всех сотрудников и все мощности лабораторий на производство уже существующих отработанных видов.
— Ах, вот оно что, — помрачнел Халил Амат. — Ты жаловаться пришел. Так вот что я тебе скажу. Я уважаю твои заслуги перед нашим делом. И твой запоминающий голоса «слизняк» — великолепное творение. Но командор Зауэрвальд сейчас делает все возможное для того, чтобы Трион не прекратил свое существование вообще. Тебе ведь известно, где окажешься лично ты за свои генетические разработки, если не будет Триона. Так что дело, которое делает командор, не подлежит обсуждению никем из вас. А проводить завершающий этап исследований вполне возможно и в одиночку. Так даже лучше. Никто под ногами не путается. Иди работать. И больше ко мне с таким вопросом не являйся. Вот когда ты своих аскарид доделаешь, тогда поглядим, не напрасно ли ты жуешь свой хлеб.
* * *— Еще раз повторяю для болванов. — Голос Челтона, полный грозного негодования, разносился по залу.
Перед ним, не смея шевельнуться, ровными рядами стояли, гроза и гордость 1-го Земного флота, разумяне, жизнь которых была окутана дымкой таинственности и озарена ореолом славы — бойцы Бригады Особого Назначения Специального Боевого Отдела с крейсера класса «Адвокат».
— Вы должны не дрыгать ногами, словно те проходимцы с кораблей мобильной пехоты… Вы должны убивать. Запомните: каждый удар — это смерть еще одного врага. Здесь не пансион благородных девиц. Вы должны ненавидеть всех и вся. Весь мир. Вы должны думать не о собственной шкуре, а о том, как лучше убить врага без каких-либо потерь для себя и для своих товарищей. Вы должны быть не нежными девственницами, а исчадием ада, которому чужды все эмоции гражданских слабаков. Смерть не страшна, если вы погибаете с боевым криком, мертвой хваткой вцепившись в глотку врага. А в голове ничего, кроме холодного расчета. Если наверху думают, что, загнав вас, сосунков, на этот милый кораблик, можно получить подразделение настоящих солдат с железными яйцами, они ошибаются. Из вас еще можно выбить столько дерьма, что получится еще один Имперский Флот…
Говоря все это, Челтон медленно двигался вдоль рядов, насмешливо вглядываясь в лица стоящих перед ним людей. И душа его радовалась. Он вовсе не считал их теми, кем сейчас обзывал, чтобы вызвать ответную реакцию раздражения. Впрочем, вряд ли у них можно было вызвать такую реакцию. И фразы эти были чем-то наподобие ритуала. Ведь он уже давно добился своего. Холодные глаза, каменные бугры мускулов, обтянутые пятнистой формой. Ежедневные многочасовые тренировки, психологический пресс, беседы и множественные ухищрения, изобретенные им или почерпнутые во множестве штудируемых им источников. Все это сделало свое дело, принеся видимые плоды. Порой ему казалось, что он находится посреди стаи свирепых хищников, в крови которых живет почти любовь к смерти. Он гордился ими, любил их и уважал за профессионализм, фанатическую готовность беспрекословно выполнить любой приказ и расстаться с самими жизнями, если это понадобится их родине.
— Впрочем, хватит болтовни, а то вы расслабились, как светские дамы в театре. Внимание!.. — Челтон изобразил свою коронную улыбку, смахивавшую больше на волчий оскал. — Ручеек! Живее шевелитесь, лентяи. А то я сам выбью из вас лень. Вперед!
Безмолвные фигуры ожили, быстро выстраиваясь в две шеренги. Это упражнение Челтон придумал сам, дав ему столь невинное название за некоторую схожесть с детской игрой. Точно так же крайняя пара бросалась между двумя рядами своих коллег. Только вместо детского смеха и сомкнутых над головой рук они должны были прорваться через пытающихся их остановить бойцов. Разрешались любые приемы, броски и удары, для выполнения которых требовалось только собственное тело. Пройти ручеек можно было лишь за счет скорости и быстроты реакции. Ни у кого не было явного преимущества: ни в технике ведения боя, ни в силовой подготовке. Ручеек приучал каждого бойца работать на пределе своих возможностей и не думать мозгами, в которых после нескольких пройденных пар не оставалось никаких мыслей, а руководствоваться интуицией тела, словно дикое животное. И пусть все собравшиеся тут не были включены в основной состав, не получили еще своих имен, обходясь лишь номерами, но любой из них уже стал настоящим воином.
— Двадцатый, ты двигаешься, словно сонная муха. С такой скоростью любой пехотинец уложит тебя первым же ударом. Ты что, оглох? — заорал сержант на одного из бойцов.
Тот старался изо всех сил, но Челтон был недоволен.
— Четырнадцатый, если ты будешь так же трахать портовую шлюху, она просто уснет. Двигайтесь, детишки. Вы считаете, что научиться бить пьяные рожи в барах — это верх мастерства?! Надеюсь, вы не забыли своего последнего увольнения? Вы не встречали еще настоящих противников. Не хватало еще, чтобы вам били морды во время увольнений.
В зал вошли несколько человек в формах старших офицеров. Челтон отрывисто гаркнул, и все вытянулись, приветствуя вошедших.
— Вольно! — кивнул один из них, майор Отдела Разведки и Контрразведки, с интересом осматривая замерших бойцов.
— Так это вы тот самый сержант Челтон, о котором мне уже все уши прожужжали? — спросил офицер, переводя изучающий взгляд на сержанта.
— Да, сэр, — коротко ответил Челтон, и лишь по движению губ можно было понять, что эта громада, застывшая перед майором, — живой человек.
