Роберт Говард - Конан из Киммерии
10
МОНЕТА ИЗ АХЕРОНА
Не все пришедшие с Конаном вступили в чертог. Когда дверь затворилась, Конан увидел перед собой всего одного человека. Это был худощавый, стройный мужчина в черном плаще с капюшоном. Капюшон упал на плечи, открыв бледное спокойное лицо с тонкими правильными чертами.
Король поставил Альбиону на ноги, но она пугливо прижалась к нему, оглядываясь вокруг. Покой был обширный, с мраморными стенами, частью укрытыми черными бархатными занавесями. На мозаичном полу раскинулись толстые, пушистые ковры. Бронзовые светильники заливали чертог мягким золотым светом.
Конан все еще держал руку на рукояти. Кровь запеклась на его ладони и на ножнах меча; вытереть клинок не было времени.
— Где мы? — спросил он.
— В храме Асуры, государь,— ответствовал незнакомец с глубоким поклоном, в котором подозрительный король не усмотрел ни намека на иронию.
Альбиона слабо вскрикнула и еще крепче прижалась к Конану, с ужасом глядя на черную арку дверей и ожидая, что оттуда вот-вот выползет какое-нибудь жуткое порождение тьмы.
— Не страшись ничего, госпожа моя,— сказал их проводник.— Суеверное заблуждение ложно: здесь тебе ничто не грозит. Уж если сам король убедился в чистоте нашей религии и тем оградил ее от преследований невежд, тебе, графиня, сомневаться в том не пристало.
— Сам-то ты кто? — спросил Конан.
— Я — Хадрат, жрец Асуры. Один из моих учеников узнал тебя, когда ты входил в город, и сообщил мне.
Конан шепотом выругался.
— Больше никто не понял, кто ты такой,— заверил его Хадрат.— Чужая одежда обманула всех, кроме последователя Асуры, ибо путь нашей веры — путь познания сути, скрытой под видимой оболочкой. Мы шли за тобой до самой сторожевой башни. Кое-кто из моих людей последовал за тобою в тоннель, чтобы помочь тебе, если ты будешь выбираться тем же путем. Прочие, в том числе и я, окружили Железную Башню. Располагай нами, король Конан. Здесь, в храме Асуры, ты по-прежнему король.
— Вы рисковали жизнью ради меня,— сказал Конан.— Зачем?
— Пока ты сидел на троне, ты был нашим другом,— ответил Хадрат,— Ты защитил нас, когда жрецы Митры посягали бичами изгнать нас из страны.
Конан с любопытством оглядывался. Он не только не бывал никогда прежде в храме Асуры, но даже не был уверен, есть ли вообще таковой в его столице. Жрецы этой религии обладали сверхъестественным умением прятать свои святыни от посторонних глаз. Культ Митры почти безраздельно господствовал среди хайборийских народов; тем не менее культ Асуры упорно продолжал существовать, несмотря на гонения со стороны властей и нелюбовь черни. Конан в свое время наслушался жутких историй о глубоко запрятанных храмах, где над черными алтарями непрерывно поднимается густой дым, о том, что жрецы Асуры то и дело похищают людей и приносят их в жертву громадному, свитому в кольца змею, что вечно раскачивает в зловещем мраке страшной чешуйчатой головой...
Постоянные преследования заставляли приверженцев Асуры все искуснее укрывать свои храмы и налагать покров тайны на отправлявшиеся в них службы. В свою очередь, такая таинственность порождала еще более чудовищные подозрения и невероятные россказни.
Конан, однако, отличался религиозной терпимостью, присущей варварам. Он покончил с гонениями и запретил своим подданным преследовать приверженцев Асуры — ведь все обвинения против них зиждились на весьма шатких доказательствах, вроде ничем не подтвержденных сплетен и слухов. «Если они — злые волшебники, почему позволяют вам себя обижать? — говорил Конан.— А если нет, так и трогать их не за что. Во имя демонов Крома — да пусть на здоровье веруют в таких Богов, какие им нравятся!»
Хадрат почтительно пригласил короля сесть. Конан опустился в кресло, отделанное слоновой костью, и жестом указал Альбионе на второе такое же, но она предпочла золоченую скамеечку у его ног и тесно прижалась к его колену: только рядом с ним она чувствовала себя в безопасности. Она была правоверной митраиткой и с самого детства наслушалась всяческих ужасов о кровавых жертвах нечеловеческим богам в сумраке таинственных храмов. Юная графиня до смерти боялась поклоняющихся Асуре, ей было не по себе.
Хадрат остался стоять перед ними, склонив непокрытую голову:
— Приказывай, государь!
— Для начала — еды,— проворчал Конан, и жрец ударил серебряным жезлом в золотой гонг.
Мелодичный звон еще метался меж мраморных стен, когда из-за портьер появились четверо в капюшонах и внесли приличных размеров серебряный столик, уставленный хрустальными сосудами и блюдами, над которыми курился ароматный пар. С поклоном поставили они столик перед королем. Конан вытер руки узорчатым полотенцем и с нескрываемым удовольствием причмокнул губами.
— Остерегись, государь! — шепнула ему Альбиона.— Говорят, они едят человечину...
— Ставлю свое королевство, что это всего лишь добрая жареная говядина, и не более,— ответил Конан.— Ешь, девочка! Небось изголодалась на тюремной похлебке!
Альбиона вняла этому совету, а пуще того — живому примеру человека, чье слово было для нее непреложным законом. Она принялась есть — очень изящно и с очень большим аппетитом. Сидевший рядом с ней король Аквилонии рвал мясо зубами и большими глотками пил вино так, как будто ел последний раз несколько дней назад, а не минувшим вечером.
— Ваши жрецы, Хадрат, проницательны и умны,— сказал он с набитым ртом, держа в руках кость.— Буду рад, если вы мне поможете отвоевать королевство.
Но Хадрат покачал головой, и кость с грохотом обрушилась на стол.
— Кром и демоны! Да что за напасть такая сразила мужей Аквилонии? Сначала Сервий, а теперь еще ты! Вы что, только и можете мотать своими пустыми башками, когда я рассуждаю о том, как бы дать под зад коленом этим скотам?
Хадрат вздохнул и медленно выговорил:
— Горькими будут мои слова, государь. Я и рад был бы произнести нечто иное, но, увы, со свободой Аквилонии покончено навсегда. Более того — свобода всего нашего мира, похоже, доживает свой век. Эпоха сменяет эпоху; история открывает страницу рабства и ужаса. Так бывало и в прежние времена...
— О чем ты? — невольно понизив голос, спросил король.
Хадрат сел и опустил локти на колени, глядя в пол.
— О том, что против тебя сговорились не только мятежная знать Аквилонии и немедийские завоеватели,— сказал он.— Здесь замешано волшебство — жуткая черная магия, пришедшая в сегодняшний день из далеких и зловещих времен. Страшная тень восстала из глубин прошлого, и нет никого, кто был бы способен ей противостоять...
— О чем ты? — повторил Конан.
— О Ксальтотуне из Ахерона, что умер три тысячи лет назад, а теперь вновь разгуливает по земле.
Конан долго молчал. Некий образ всплыл в его сознании — спокойное, нечеловечески прекрасное лицо, обрамленное темной бородой и густыми волнистыми волосами. Жутковатое ощущение — где я видел его раньше?..— вновь накатило на короля. Ахерон! Память смутно откликнулась на это слово, рождая неясные обрывки воспоминаний.
— Ахерон,— пробормотал он,— Ксальтотун из Ахерона! А ты не спятил, жрец? Ахерон — это миф, которому я не знаю сколько веков! Никто не ведает, существовал ли он когда-либо вообще...
— Он существовал,— ответил Хадрат,— Империя черных магов, погрязших в таком зле, какого нам теперь и не представить. Ее разрушили хайборийские племена, пришедшие с запада. Волшебники Ахерона занимались гнусной некромантией и самой низменной тавматургией, которой обучили их демоны. И величайшим среди чародеев проклятого королевства был Ксальтотун из Пифона.
— Ну и как же все-таки удалось его свергнуть? — спросил Конан скептически.
— Он ревностно хранил и берег источник космической мощи. Но этот источник был у него украден и обращен против него же. А теперь он ему возвращен, и чародей снова непобедим.
Альбиона куталась в черный плащ палача и смотрела то на жреца, то на короля, не вполне понимая их беседу. Вот Конан сердито тряхнул головой и проворчал:
— Болтовня это все. Если Ксальтотун пролежал мертвым три тысячи лет, каким образом он... Какой-нибудь негодяй присвоил его имя, и только!
Хадрат наклонился к столику из слоновой кости и раскрыл стоящую на нем маленькую золотую шкатулку. Что-то тускло блеснуло в его руке, и он протянул Конану крупную золотую монету очень древней чеканки.
— Ты видел Ксальтотуна в лицо? Вот, взгляни. Ее отчеканили в Ахероне незадолго до его падения. Это черное царство было так насыщено колдовством, что магическая сила присуща даже монете.
Конан взял золотой кружок и хмуро уставился на него. За годы грабежей через руки Конана прошло немало всевозможных монет, так что он неплохо в них разбирался. Края были сношены до тонкости, надписи истерты так, что их стало почти невозможно прочесть. Но изображение, оттиснутое на одной стороне, было, как прежде, ясным и четким. И Конан, вглядевшись, с шипением втянул в себя воздух. В комнате было тепло, но на него вдруг повеяло ледяным холодом, от которого поднялся дыбом каждый волосок. С монеты смотрело бородатое, непроницаемое, нечеловечески прекрасное мужское лицо.
