Александр Иванин - Живые в Эпоху мёртвых. Старик
Валя примостилась на самый краешек дивана и зажала ладони между коленями, как будто греясь.
— Неужели он меня тут бросил? — встревоженно спросила она у всех. — Как вещи бросают. Вы видели, сколько всего люди побросали?
В глазах ее читался вопрос, но все еще теплилась надежда.
— Ты не думай о плохом, — вновь начал уговаривать ее армянин и тут же стал вещать нечто обратное своему принципу позитивного мышления: — Сейчас хуже чем война. Все вокруг погибнуть могут. Я ночью такого насмотрелся. Сам не знаю, как добрался. Думал, что по жизни синюю птицу поймал, перед детьми хвастался, примером для них быть старался. А сейчас себя цыпленком чувствую. Ну как я их защитить смогу! Где же вы сейчас, мои любимые?..
Дальше он говорил что-то на родном языке и вновь пустил слезу.
— Ты очень красивая. Если бы ты моей девушкой была — никогда бы тебя не бросил. В тебя, наверное, и так все влюбляются, — просто и бесхитростно постарался ободрить Валю Кирилл.
Валя благодарно ему улыбнулась.
Опять послышался звук открывающихся дверей лифта.
— Сука, сука, тварь такая. — В дверном проеме показался Блидевский. — Эта стерва все вынесла. Все! Документы, деньги, вещи. Одна мебель и бытовая техника стоит. Даже из ванны, сука, все выгребла. А одежду мою краской и маслом облила. Представляете? Это же надо, какая мразь.
Руки Блидевского тряслись. Он достал из пачки, которую мусолил в руках, тонкую женскую сигаретку и нервно закурил.
— А я ведь уже три года не курю… — Он глубоко затянулся сигаретой и закашлялся. Пепел длинной колбаской упал на грязное пальто.
Зазвенел телефонный звонок. Подросток выдернул из кармана телефон.
— Ох, е! А я уж думал, слили меня.
Он прижал трубку к уху. Бесшабашно радостное выражение лица постепенно превратилось в разочарованное, а потом в гримасу раздражения и злобы. За это время он ничего не сказал. Просто со всей силы кинул телефон о стену. Дорогой аппарат разлетелся вдребезги с жалким пластмассовым треском.
— Что-нибудь случилось? — участливо осведомился старик.
Подросток зло глянул на него и грубо отрезал:
— Чего? Всем так интересно? Да отстаньте все от меня! А идите вы все…
Он выскочил в вестибюль и с остервенением стал пинать свою большую черную сумку и прикрученные к ней непонятные спортивные снаряды.
Незаметно доели остатки завтрака. Кирилл бросил пинать свой баул и ушел в лифтовый холл расписывать стены черным толстым маркером и лупить по плитке принесенным с собой топориком.
Все напряженно молчали.
— Ой, Валя, а по-моему, вашу машину обворовывают. — Адвокат показал пальцем на один из экранов.
Черно-белая картинка с подземной парковки обросла новыми объектами и персонажами. Возле немецкого джипа стоял броневик, два уазика и навороченный Porsche Cayenne Magnum.
— Игорь! — вскочила Валя. — Это его машина из офиса.
Валя выскочила из-за стола и, суетливо стуча каблучками, побежала к лифту. Не сговариваясь, поднялись все, кроме армянина. На лице малолетнего вандала проявилось недоумение, когда все оказались в лифтовом холле. Валя начала часто тыкать пальцами во все лифтовые кнопки попеременно. Она заскочила в первые открывшиеся двери. Лифт пошел вниз. На нажатую кнопку отозвался второй лифт в противоположной стене. Он гостеприимно и вальяжно раздвинул свои двери перед свитой Валентины. Старик, адвокат и подросток поехали вслед за своей подругой по несчастью. На лице недоросля плавало туповато-недоуменное выражение.
Когда двери лифта распахнулись на первом этаже, Валя уже пробежала половину расстояния парковки до машины.
— Мася, масичек! Хороший мой! Я здесь! — кричала она.
В голове старика всплыла неуместная мысль: «А ведь масями у нас в деревне овечек звали». Петров никак не походил на овечку и даже на барана.
Тем временем Валя пробегала по парковке мимо мертвяка с раздавленным тазом и переломанными ногами. Похоже, его грузовик или еще что-нибудь тяжелое переехало. Мертвяк поднялся на руках, распахнув рот в беззвучном крике. Он пытался ползти, но раздавленная половина, похоже, за что-то зацепилась или к асфальту приклеилась, и он беспомощно скреб пальцами по ровному покрытию. Валя, взвизгнув, отскочила от мертвяка и частыми мелкими шажками обошла его по дуге.
— Масичек, я знала, что ты за мной приедешь.
Вся компания быстрым шагом шла за Валей следом. Подросток шкодливо заулыбался и подскочил к раздавленному зомби. Кирилл с издевательскими жестами попрыгал перед мертвяком, а потом с хрустом опустил ему на голову гуцульский топорик.
— Во круть! — с восхищением сказал недоросль и залихватски свистнул.
Тем временем Валя подбежала к Porsche Cayenne и заглянула внутрь. Около машин стояли мужчины в яловых сапогах, синих штанах с лампасами и гимнастерках времен Великой Отечественной. Из-под синих фуражек с красными околышами у некоторых выбивались лихие казачьи чубы.
«Ансамбль песни и пляски, какого-нибудь Московского военного округа», — подумал дед. Танцоров он не любил. С одним из таких сбежала его первая жена. Но почти все казакообразные танцоры помимо театральных костюмов были одеты в черные компактные бронежилеты с карманами и кобурами, а в руках они держали не пики и шашки, а вполне современные автоматы и дробовики, обвешанные всякими необычными фонариками, рукоятками и другими неизвестными деду штуками. Вообще-то у большинства танцоров были видны нагайки, а один даже с шашкой был.
«Наверное, сложно с шашкой плясать-то», — еще раз не к месту подумал дед.
Валя отступила назад, и из недр «порше» вышел небольшого роста, пузатенький, но не полный мужик в новенькой военной форме иностранного покроя. В иностранном камуфляже мужичок выглядел сосем нелепо. Форма сидела на нем, мягко говоря, плохо, да и чиновничье лицо и гладенькие ручки никак не вязались с образом военного. Он сурово оглядел группу поддержки, а потом возвратился к уже начатому разговору с Валентиной.
— Валечка, поймите. Игорь Леонидович распорядился только насчет документов, оборудования и комплектов. Мы вылетаем через два часа. Самолет и так перегружен. Я своих сыновей тоже здесь оставляю. Возможно, позже будут какие-нибудь распоряжения. Да я уверен, что будут.
— Не может такого быть! Дайте мне с ним переговорить! Дайте.
— Ну, золотая моя, на Алтае он. На Алтае. Не могу я со своей рации отсюда с ним связаться. Никак не могу. Можете сами попробовать. Пожалуйста.
На Вале лица не было. Ее губы дрожали.
— Ты врешь, все врешь! — заговорила было Валентина.
Один из танцоров кивком указал двум другим на кричавшую женщину.
