Алексей Доронин - Черный день
Кулаки Сергея сжимались в бессильной злобе, а любая точка в небе казалась ему вражеским разведчиком. Пусть даже беспилотным. Но еще чернее, чем ненависть к заокеанским гадам, была злость на тех, кто был куда ближе. А виноват — не меньше.
Запрыгнув на место водителя, подполковник рванул почти с места. Там, где не могли проехать тяжелые грузовики, внедорожник проскочил, лишь в одном месте поцарапав крыло дорогущему представительскому «лексусу». И поделом.
Демьянов остался один, с грузом ответственности на плечах. Он уже знал, что будет делать, хотя предательская мысль еще свербела в голове, мешая сосредоточиться: «А если все же авария? Или климатический феномен, поток метеоритов, смена полюсов? Массовые галлюцинации?..»
«Допустим, — сказал он себе. — Ну, выставлю себя идиотом. Турнут с должности. Оштрафуют. Едва ли посадят. Но когда на другой чаше весов жизни людей, решение принять легко».
Он знал, что не спасет всех, только надеялся, что в эти же минуты кто-нибудь другой в соседнем районе или городе начинает действовать — пусть без всякой координации, на свой страх и риск, но быстро и грамотно. Это последнее, что оставалось в их силах.
Над городом грохотало и рокотало, как в самую сильную грозу. На горизонте, там, где вид не заслоняли ряды двенадцатиэтажных домов, Демьянов заметил — или ему только померещилось? — частые сполохи пламени и несколько дымных столбов. Пораженные цели.
Надо было торопиться.
Вдруг его однокашник ошибся и война еще не окончена. Но радоваться ли этому?
Если она продолжается, то враг может пустить в ход что-нибудь посерьезнее крылатых ракет.
Темно, хоть глаз выколи. Только где-то далеко брезжит свет. Там выход. Туда надо идти.
Паники не было. Паника приходит не сразу. Ей всегда предшествует просто страх.
Были крики отдельных истеричных дам. Детский плач. Опасливое перешептывание. Слова «авария», «катастрофа» и «теракт» повторялись людьми на разный лад.
Любой из знакомых, увидев Чернышеву в этот момент, поразился бы перемене. Девушка внутреннее подобралась, от ее былой беззаботности не осталось и следа. Она знала, чем опасна давка в тесном помещении. Знала о паре-тройке случаев, когда натиск обезумевшей толпы — как раз в подземном переходе — заканчивался десятком погибших и множеством покалеченных. Единственным поражающим фактором такой ЧС становилась глупость самого человеческого стада.
Откуда-то снизу тянуло холодком. Девушка почувствовала, как ее руки покрываются гусиной кожей. Она держалась в середине людского потока, пресекая попытки оттеснить себя на его периферию, поближе к стеклянным витринам. Это был не цинизм, а трезвый расчет. Пусть лучше она потом будет оказывать кому-нибудь помощь, чем кто-то другой — ей. Она сможет, хотя бы попытается. Чертовы киоски! Куда смотрели власти, почему не позаботились выкинуть их отсюда?
— Назад! Разойдись! — внезапно раздалось вдалеке. — Дорогу!
Темноту прорезали лучи нескольких фонарей, по плитам коридора загромыхали сапоги. Люди ошарашенно смотрели на несущихся на них из полумрака солдат, пятились, жались к стенам. Сразу нашлось свободное место, и Чернышева поняла, что толпа на самом деле совсем неплотная, рыхлая. Так что давки опасаться вряд ли стоило.
Солдат было много. Не меньше сотни. Они быстро пробежали мимо и скрылись в темноте.
«Наверно, учения какие-то», — решила Маша и потянулась вслед за остальными. Свет впереди приближался, но очень медленно. Скорость бредущих в темноте людей не превышала пары километров в час.
Девушка преодолела половину расстояния, когда душераздирающий вой заставил ее, как и всех вокруг, застыть на месте. Он был настолько громким, что первым побуждением было заткнуть уши, закрыть глаза и спрятать голову в песок, хоть Машенька была не из робких. К счастью, это продолжалось всего секунд двадцать, иначе ее барабанные перепонки не выдержали бы. Оглушенно мотая головой, девушка продолжила движение. По-другому и нельзя было — сзади напирали, хотя теперь уже не так уверенно, будто толпа замедляла ход, сбиваясь в плотный ком. Оставалось всего метров десять, когда она неожиданно остановилась и даже слегка подалась назад.
Чернышева подняла глаза на спасительный квадрат неба и поняла, что опоздала. Вместо пропавшего милицейского патруля лестницу перекрывала густая цепь из десятка парней в камуфляже. Только, как ей показалось, не омоновцев, а бойцов вооруженных сил в зеленой полевой форме.
«Да что за дела? — недоуменно подумала девушка. — У нас что, военное положение?»
Эти парни не просто подпирали стенки, а создали заслон против тех, кто пытался выбраться наружу. Тех, то пытался пробиться силой, без церемоний отталкивали вниз. Им помогала выгодная позиция, а также то, что толпа накатывала нестройно и не была по-настоящему взвинчена. Иначе она просто снесла бы солдат своей массой. Триста человек всегда тяжелей, чем дюжина. Но большинство подчинилось. Сыграла свою роль и привычка в меру законопослушных граждан, и то, что передние ряды заметили у части бойцов автоматы. Да не милицейские «укороты» АКСУ, а АК-74, которые на городских улицах увидишь редко. А если увидишь, то тут у мирного человека должен срабатывать условный рефлекс. Надо выполнять все команды и не отсвечивать.
Человек с мегафоном выскочил откуда-то как чертик из коробочки.
— Внимание! — прорычал офицер. — Воздушная тревога! Всем немедленно пройти в убежище! Вход находится в подземном переходе! Разворачивайтесь и следуйте в обратном направлении!
В этот момент, встав на цыпочки, чтобы лучше видеть, девушка заметила, что за спинами у солдат скапливается все больше народу. Похоже, они ждали, когда им позволят спуститься.
«Да объяснит мне кто-нибудь чего-нибудь?» — совсем растерялась Чернышева. Ей мучительно захотелось оказаться дома. Зачем она вообще пошла куда-то?
— Это не учения! — снова прогремел усиленный мегафоном бас. — Всем пройти в убежище. Вход находится в подземном переходе! Назад!
Народ безмолвствовал, испуганно толкался на месте. Видимо, доверие к людям в форме боролось в них с естественным недоверием к их действиям. По рядам прошел негромкий недовольный ропот.
Внезапно толпа расступилась. К лестнице пробился грузный мужчина средних лет.
— Да пропустите меня! Что тут за дела, я не понял?
Сергей Борисович встретился с ним взглядом и сразу увидел, что этот господин будет источником проблем. В отличие от остальных, он не боялся. На его лице не было заметно даже тени волнения. Только раздражение тем, что его заставили испытать неудобство.
