Михаил Ланцов - Корпорация "Русь"
— Я и говорю — опасный. Он не боится применять оружие и делает это очень неплохо. Мне было интересно, насколько он хорош на мечах. Покружились мы несколько раз, упражняясь. Это что‑то невероятное. Я для него словно неопытный юнец, а ведь с самого детства с мечом рос. Как такое возможно? Не понимаю. Не раз пробовал сойтись с другими князьями. Кто‑то был лучше, кто‑то хуже. Но не настолько!
— Серьезно? — Искренне удивился митрополит. Ведь мастерство в контактном бое в те времена было в основном, прямо пропорционально социальному положению. Герцог мог уделить больше времени для таких упражнений, обучаясь у лучших мастеров. А потому, при прочих равных, серьезно превосходил простых рыцарей. А те, в свою очередь, обходили как стоячих всевозможных простолюдинов, лишь частично сравниваясь с опытными, прожженными вояками, не вылезавшими многие годы из сражений. Высочайший уровень владения мечом в юном возрасте был маркером крайне высокого происхождения, и говорил о том, что юноша рос при дворе очень обеспеченного покровителя. Такого, который мог позволить себе нанять самых лучших мастеров меча, для обучения мальчика.
— Именно так, — кивнул Владимир Рюрикович. — А вы еще спрашиваете, верю ли я ему? — Хохотнул князь. — Да я из него вытягивал рассказы о прошлом чуть ли не щипцами. До сих пор не могу понять, то ли он стыдится чего, то ли еще чего. А как он играет в шатрандж?
— Шатрандж?
— Да. А еще изъясняется, читает и пишет на греческом, латинском, славянском и арабском языках. Знаком с логикой и риторикой. Кроме того, он весьма искушенный в Священном писании, свободно цитируя оттуда целые стихи в подтверждение своих слов.
— Интересно… очень интересно… — задумчиво произнес Иосиф, пытаясь лихорадочно понять, откуда этот чудный юноша появился. На дороге люди с таким уровнем образования в их годы не росли. Их генерировали либо монастыри, либо самые уважаемые и влиятельные семейства.
— Возможно, тебе будет интересно, — продолжил Владимир Рюрикович, — но нанимая здесь, в Киеве, купцов, он тратил вот такие деньги. — С этими словами он вытряхнул на стол золотые монеты из небольшого мешочка. Митрополит осторожно взял ближайшую монетку и осмотрел ее.
— Солид Андроника Комнина, — тихо проговорил Иосиф.
— Именно. Этим монетам, по меньшей мере, пять десятилетий. Но выглядят они так, словно их вчера отчеканили. А это значит, что либо Георгий их подделывал, либо у него был какой‑то запас от деда. Подделывать старые монеты ему нет резона. Тем более, не портя металл. Значит — это наследство, доставшееся от деда.
— И много он таких монет потратил?
— Изрядно. Хотя сев в Москве, начал чеканить новые монеты очень хорошего качества. Быстро. Практически сразу. Вот, — произнес князь, высыпав на стол монетки из еще одного мешочка, — этим недавно расплачивался один из купцов, что прибыл из Москвы. Он божился, что эти монеты дал ему Георгий Максимович.
— Ты позволишь их забрать? — Повел бровью митрополит.
— В качестве церковного пожертвования за год? — Улыбнулся князь, прекрасно понимая, что Иосиф собирается их отправить патриарху, вместе со своим отчетом.
— Да, — нехотя согласился служитель церкви. Но дело, порученное патриархом, было намного важнее.
— Забирай. И не забудь упомянуть, что я верный слуга церкви, — подмигнул он собеседнику.
— Церковь помнит добро, — солидно кивнул митрополит. А потом, после небольшой паузы, продолжил расспрос. — Почему ты ему помог? Вы ведь могли вместе с Юрием Всеволодович попытаться взять Георгия в плен, перебив его дружину. Разве не хотелось?
— Хотелось. Еще как хотелось. Но я не враг себе. Прекрасно представляю, какой кровью достанется победа.
— И только?
— Отчего же? То, что Георгий Максимович сел в Москве мне очень на руку. Слова Юрия Всеволодовича — это просто слова. Выступит он в защиту Киева или нет — никто не знает. А вот наличие под боком Черниговских князей этого странного и во многом непонятного князя сильно предостережет их от попыток захватить Киев. Гибель Михаила Всеволодовича там помнить будут еще долго. Усиление Чернигова Георгию Максимовичу не выгодно. А я? Пока он сидит на своем болоте и строит крепость — я спокоен за свою судьбу. Да и Даниил Романович, тоже. Георгий Максимович разом поставил крест на распрях в наших краях. Никому не хочется идти вслед за Михаилом Всеволодовичем и его дружиной.
— Он только вам с Даниилом Романовичем полезен?
— Он всем полезен, — пожал плечами Владимир Рюрикович. — Хотя звучит это очень странно. Кто он и откуда — никому не интересно. От распрей устали все. Но как их прекратить мы не знали. А Георгий Максимович знал. Он просто убил того, кто беспокоил всю округу. И все. Умер человек, и беды более не стало.
Глава 10
19 января 1236 года. Москва
Для любого нашего современника, выросшего в мегаполисах с их энергичным, уверенным ритмом жизни те далекие времена показались бы совершенно унылыми. Сонными. Ведь никто никуда не спешил по меркам жителя XXI века. Этакие размеренные пасторальные коровы, что млеют в тенечке, укрывшись там от палящих лучей солнца.
Идиллия? Может быть. Но только не для Георгия и его людей. Для них такая жизнь была совершенно невыносимой, из‑за чего вокруг них все бурлило и кипело. По — настоящему. Даже по меркам наших дней.
Что Георгий Максимович творил? Злодействовал с размахом!
Вся концепция его действий выстраивалась вокруг строительства новой крепости. Ну и всемерного повышения боеспособности своего княжества. Пришел, увидел и отжал? Осталось сохранить.
После бурных дебатов было принято решение — ставить новую крепость не в стороне от города, а вокруг старой. Почему? Да кто его знает? Что‑то иррациональное. Для гостей из будущего эта небольшая крепость на слиянии Москвы — реки и Неглинной являлась чем‑то сакральным, непознаваемым. Сердцем, душей, надеждой на будущее. А уж какой она там будет — дело десятое. Главное, чтобы она стояла. Все остальное — неважно.
В пользу этого решения говорило еще и то, что старый владелец города обеспечил знатную полосу отчуждения между стенами укрепления и Подолом. Опасался пожаров. Вот на этой полосе, буквально по линеечке, Валентин и стал разбивать новую крепость. Вплотную к старым стенам, разумеется, которые после планировали разобрать.
Самым приятным было то, что это начинание нового князя нашло самый теплый отклик в сердцах аборигенов. Все прекрасно понимали, что в случае нападения — она их последняя надежда на спасение от смерти или того хуже — рабства.
