Миллионщик - Подшивалов Анатолий Анатольевич

Подобный механизм был у ружья Бенелли, а потом он был усовершенствован уже в двадцать первом веке ижевскими оружейниками, которые расположили массивную инерционную часть затвора и пружину не внутри, а снаружи ружья, сразу на порядок увеличив его надежность и снизив цену дробовика – теперь не нужно было «допиливать» каждый затвор, обычная поковка из нормальной стали – вот и весь ижевский затвор. Мне сначала показалось, что можно вообще сделать простое ружье-пулемет, причем крупного калибра, расположив патроны в барабане или боковом магазине, по существу, это был бы уже гранатомет. Но это еще надо подумать и инженер Шегрен, который выпустит свое детище только через семь лет, пока еще только работает над идеей и ему надо помочь.

Доехав до вокзала, мы сели на поезд, ехать около часа, я достал лист бумаги и стал набрасывать схему. Потом показал ее Шегрену – тот прямо рот открыл:

– Господин Степанов, вы умеете читать мысли? Это же практически доработанное охотничье самозарядное ружье, над которым я думаю весь этот год. Вот и когда ехали на вокзал, тоже думал о движении затвора, использующим его массу под действием силы отдачи и запасающим энергию в пружине для следующего выстрела.

– Считайте, что так, просто я знал, что вы работаете над охотничьим автоматом, и не удержался, чтобы зарисовать пришедшие на ум мысли.

– Но ведь я никому не говорил, а тем более не рисовал принцип действия этого оружия.

– Иногда одинаковые мысли приходят в голову двум и более людям одновременно, но я не покушаюсь на ваш приоритет, рекомендую оформить это чертежом и подать на патент, а то еще кому-нибудь тоже придет в голову такая простая идея. Я ведь к господину Норденфельту приехал как раз оценить возможности производства автоматического стрелкового оружия, ведь не сошелся же свет клином на пулемете Хайрема Максима. В случае положительного решения я мог бы профинансировать на паях эти работы, создав акционерную компанию.

– Но ведь вы – русский! Почему вы не хотите создать эту компанию в России?

– Да потому, уважаемый господин Шегрен…

– Карл, просто Карл!

– Тогда и я просто Александр, так вот, Карл, я являюсь автором нескольких изобретений, запатентованных в России и крупных европейских странах, Швеции среди них нет. Все, что касалось оружия, встречало такой отпор со стороны генералов, что все мои изобретения были отклонены военным ведомством, пришлось патентовать их гражданское применение. Кроме того, ну даже если я запатентую охотничье ружье, в России нет хорошей оружейной стали, нет прецизионных станков и нет квалифицированного персонала, способного массово выпускать оружие. Наше русское оружие славится надежностью, то, что его можно выкупать в грязи, а оно будет стрелять и ремонтировать его может неграмотный солдат при помощи штыка с плоским расплющенным концом в виде примитивной отвертки. В автоматическом оружии такое не пройдет, хотя я не сторонник германской школы, делающей из оружия произведение технической культуры по принципу: чем сложнее, тем лучше и дороже.

Карл стал что-то рисовать на моем эскизе, потом я достал ему новый лист, он что-то начертил, но я не увидел принципиальной разницы, зато подбросил ему идею от ижевцев о внешней массивной части и внешней пружине. Инженер сразу ухватился за это решение и начертил приличный эскиз. Я спросил, могу ли рекомендовать его как начальника рабочей группы по автоматическому оружию. И, если Норденфельт откажет, согласен ли он переехать, скажем, в Швейцарию и работать дальше над своей автоматикой? Я пояснил, что это будет мой завод или завод, где я буду «заказывать музыку». Жалованье будет зависеть от результата работ, но даже стартовое будет в полтора раза больше, чем здесь. Карл согласился с обоими вариантами.

Посещение завода Норденфельта оставило двоякое впечатление. Да, еще сохранялась культура производства, рабочие и инженеры свое дело знали. Но на всем была печать какого-то упадка, отсутствия свежей идеи. Спросил Торстена по поводу качественной стали, особенно для стволов, – вопросов нет. Дальше перешел к автоматическому оружию, вроде крупнокалиберного пулемета, ведь если суд будет проигран (в чем сам Норденфельт высказал почти что уверенность), надо чем-то занимать производство, десятки и даже сотни охотничьих ружей в месяц не спасут завод.

Торстен согласился, и тут я ему подкинул идею с рабочей группой по автоматике, возглавляемой Карлом Шегреном. Рассказал, что мы успели обсудить некоторые идеи, и я тоже внес свою лепту, поэтому уже можно патентовать. Второе направление – если у шведов и норвежцев есть интерес к ручным бомбам – то можно наладить поставку и сборку на месте, естественно, после получения патента в Швеции. Я со дня на день ждал известий от Агеева, получилось ли сделать запал типа Панпушко, но усовершенствовав его скобой-предохранителем, как было в мое время. Тогда можно было бы выпускать с запалом Агеева и еще кого-то там на оружейном заводе в Берне только запалы, ТНТ поставлять из России, а корпуса лить на месте из самого завалящего и дешевого чугуна, лишь бы без трещин. Сборка тоже на месте, чем завод Норденфельта не подходит? Я выигрываю больше всех – основная часть себестоимости и, соответственно, отпускной цены формируется из стоимости ТНТ, Агеев тоже внакладе не останется, Норденфельт загрузит мощности и избежит окончательного банкротства. Ну не хотят русские генералы «карманной артиллерии» – пусть царь-батюшка закупает гранаты в Швеции, а после того, как их начнут покупать другие страны, тут-то толстобрюхие генералы и зашевелятся…

10 сентября 1892 г. Петербург, Зимний дворец, кабинет императора Александра III

Навытяжку перед императором стоит министр иностранных дел Гирс, в дальнем углу в кресле то ли спит, то ли слушает, делая вид, что дремлет, генерал Черевин.

– Как это понять, господин министр, – раскрывая газету, император и читает: – «На премьере оперы „Валькирия“ присутствовал король Оскар и великий князь Александр с супругой великой княгиней Марией Стефани-Абиссинской»… Что за Мария Стефани, откуда взялась эта авантюристка, я уже устал разбирать эти морганатические браки своих родственников. Сорву погоны и в отставку без воспомоществования, пусть хоть в опере поют, голубки!

– Ваше величество, – глядя на фотографию в газете, пролепетал Гирс, – это какая-то ошибка, несколько дней назад в Копенгагене корреспонденты назвали жену отставного посланника Степанова великой княгиней Стефани с ударением на втором слоге, фамилию Степанов им трудно понять, а Стефа́ни как-то на итальянский или греческий манер похоже. Вот и заметка с фотографией новобрачных в Афинах, где посажеными родителями греческий король и королева эллинов Ольга Константиновна.

– Да, помню, Ольга мне что-то писала про это, девица эта – абиссинская великая княжна, дочь предыдущего императора Эфиопии, не то третья, не то четвертая в очереди [45] на престол. Она писала о ее необыкновенной красоте и хорошем европейском воспитании, свободном английском и французском языках. Хорошо, идите, и разберитесь все же с Сандро, что это он так на нее смотрит, влюбился, что ли. Купец-то Степанов сам не только владетельный князь, но и генерал-полковник, помню, как газеты писали о том, что он лихо заставил итальянцев подписать невыгодный им мир. А воспользовались плодами этого мира не мы, а немцы – у них теперь в Эфиопии военно-морская база, а вы на Певческом все еще полномочного посла ищете. Срочно послать дельного человека, а то сами поедете!

Гирс, кланяясь, уходит. Черевин открыл глаза, он притворялся, что спит.

– Ну-ка дай газетки-то посмотреть! Ай, хороша княжна, не скажешь, что эфиопская…

– Да не эфиопы они черные, это династия от сына царя Соломона идет, хотя, может, все врут! Но девица хороша, это ты, Петя, прав, у тебя по этой части глаз наметан, как же! Все же, может быть, и правда от царицы Савской красота, она же окрутила царя Соломона и непраздной к себе в Эфиопию вернулась, и вот от плода чрева ее и идут негусы эфиопские.