Игорь Алгранов - Никогда не играй в пятнашки
Свалка, наконец, закончилась. Никаких знаков и указателей, кроме перечеркнутой надписи «Ромов» на выезде из черты города, они больше не увидели. Ир посмотрел на проводник. Прибор уверенно сообщал, что путь наш до точки, в общем-то, идет в никуда, Ликамск, с которым шоссе соединяет Ромов, — в пяти сотнях километров отсюда и к нему дорога уходит правее конечной точки на несколько километров. А ближайший когда-то населённый пункт, какой-то заброшенный городок Коровин, — в тридцати километрах и гораздо левее, и поворот на нужную нам заброшенную трассу далеко, через девять километров. Любят у нас всё засекретить военные люди, — подумал Ир, — а карты потом не допросишься. Хорошо хоть, знаем координаты этого Строево.
— Да-а, — протянул Егорыч, глядя в окно. — Двадцать километров отмахали, и — ни души, ни поселка. Раньше, бывало, посмотришь на карту — всё вокруг какого-нибудь городка усеяно было хуторками, деревнями, районными центрами. И думаешь — ведь в каждом кто-то живёт, встречается, женится, растит детей, работает, ругается, мирится, и главное — дышит свежим воздухом, не то что ты, горожанин серокожий…
Ир с интересом посмотрел на него в зеркало заднего вида. Старик продолжил свои мысли вслух. Никто не прерывал его.
— А потом все в города потянулись. Нет, конечно и раньше тянулись, ещё в середине прошлого века горожан уже больше половины населения было. Но в нулевые просто бум начался, на плодах Продуктовой революции, а у нас — начиная с развала Союза. Вы, молодёжь, и не видели деревни никогда. Умерла деревня, лет двадцать тому. Урбанизация… Мачеха человечества.
Пётр замолчал и угрюмо вытер пальцем пыль с резинового оконного уплотнителя.
— Что-то ты, Петя, загрустил, — Складка порылся в шуршащем пакете и достал бутыль с остатками бренди и протянул другу. — Хочешь выпить?
Пётр посмотрел на него, потом на бутылку, секунду подумал, потом решительно взял её и свинтил колпачок. Ир, глядя на него украдкой, улыбнулся и посмотрел на жену. Надя спала, слегка развернувшись боком на сиденье и закинув голову.
— Зато раз и навсегда решили проблему пробок по пятницам и воскресениям, — крякнув, продолжил Егорыч. — помню, в девяностые, когда я ещё семейный был, со своими на дачу с вечера выезжали, приезжали на место только под утро — такие пробки были! Задыхался Питер, разросся уже тогда до Гатчины и Всеволожска. А ехать было — километров тридцать всего. То-то.
— Да, припоминаю… — Складка сделал серьёзное лицо и приложился к вернувшейся в руки бутылке.
— Как-как? — переспросил Ир, — пробки? В смысле, заторы на дорогах? Их специально, что ли, кто-то устраивал, в знак протеста?
Старики усмехнулись.
— Ага, народ устраивал в узких местах, протестуя против ограничения свободы передвижения. Хех!.. — Пётр звонко пощелкал дубовым ногтем указательного пальца по горлышку бутылки и хрипло рассмеялся, как будто откашливаясь, потом опять посерьёзнел. — А когда первый год нового века закончился — как рукой сняло. По всем крупным городам, задушенным гигантскими пробковыми удавами, волной прокатилась череда однотипных законов: безумные налоги на дачи и пикники, а ещё сверхдорогая земля вне городской черты. Ну и запрет на самовольное выращивание и животноводство. И, чтобы окончательно добить — огромные пошлины на всё, что связано с авто. На ввоз, на вывоз, на покупку, на продажу, на производство и утиль, на содержание и на бензин, на дороги и на мосты, на запчасти и стоянки… в общем, край. Чтобы неповадно было, значит. Только для фермеров были поблажки, чтобы снабжать… — старик показал пальцем вверх, — но ещё пойди докажи, что ты не верблюд, и вправду хочешь землю обрабатывать с помощью трактора. И вот тогда и случился Великий и Окончательный Исход в Города и Подземку. Богатенький — делай, что хочешь, но плати, много-много плати, и всё же держи себя в рамках. Не дотягиваешь — сиди и не дергайся в специальных городских парках для пикников и езди удобно и быстро под землёй. И ничего, освоились. А, вот ещё что… штрафы ввели немереные за несоблюдение, значит, и что поразительно, специальная служба на это дело выделилась, строгая и неподкупная, прямо диву все давались. Ну, и перестал народ на загородную природу тянуться, оторвались последние корешки-ниточки. И вообще ездить сам по себе перестал. Всё что нужно — под рукой, даже машина не особо и нужна оказалась. В общем, стала умирать и автомобильная индустрия. Ну, не то чтобы умирать — прежнего роста уже не было. У нас ведь как деляги рассуждают: роста нет, значит, пиши — пропало. А жаль, только-только научились качественные дороги делать, как эта, например, и неплохие машины выпускать. Остались просто автомобили и очень дорогие, статусные. И привет. Зачем стараться? Если есть полная подземная магистральная сеть со всемирным охватом, — Егорыч привычно сощурился. — Да ты и сам всё это знаешь. Просто прежней жизни не нюхал.
Ир знал. Не будучи силён в новейшей истории, тем не менее, как и всякий потомственный горожанин, он ещё со школы помнил самые основные вехи. В семьдесят втором был открыт способ прогрессивной горнодобычи, названный методом Картани-Модлера, по фамилиям главных инженеров-изобретателей, неожиданно, спустя пять лет, нашедший применение у метростроевцев в виде метода скоростного частотного бурения. Как помнил Ирбис объяснения из учебника по этой самой новейшей истории, легенда открытия явления и создания крайне засекреченного метода была примерно следующей.
Один, к сожалению, теперь уже безнадёжно забытый физик-акустик, эмигрировал шестидесятых из Ирана во Францию, и поселился в Париже. Исследуя проблему распространяемости звуковых волн в твёрдых средах, он открыл особую полосу частот, точнее — набор полос или диапазонов обширного спектра звуковых колебаний. Назвав его «ударный кросс-акустический спектр», учёный по какой-то причине не успел оформить заявку на открытие и скоропостижно и тихо скончался у себя дома при невыясненных обстоятельствах. Возможно об открытии так ничего и не узнали бы, если бы в начале семидесятых прошлого века небольшая фирма по разработке горного оборудования «Arammine» не получила заказ от транскорпорации «BMF» на создание бура с повышенными характеристиками проходимости. Один из инженеров-разработчиков, Пьер Картани, накануне купил дом на Монмартре, как позже выяснилось, у очень дальнего родственника прежнего владельца, тоже почившего, правда, просто от банальной старости. Оказалось так, что пожилой француз долгое время сдавал угол тому самому безвестному ученому. Вступивший в наследство родственник, не желая тратить время и приводить в порядок несколько обветшавшую недвижимость, продал дом как есть со всем имуществом покойного и, таким образом, в том числе и с нехитрыми пожитками его не слишком удачливого одинокого постояльца.
Как-то в выходной день, разбирая вместе с сыном пыльные документы, найденные в дальнем кабинете, Пьер наткнулся на безымянную папку с описанием открытия, подписанную только инициалами «С. Т.» и витиеватой арабской вязью. Тем не менее, содержимое папки из сотни листов было написано на чистейшем научном французском, снабжённом математическими расчётами и таблицами, и, углубившись в чтение, Картани едва не схлопотал сердечный приступ. Так он обнаружил описание явления, которое позднее принесло ему признание, ряд престижных премий, включая Нобелевскую, и богатство. Суть открытия сводилась к следующему: при одновременном воздействии акустических колебаний нескольких тщательно рассчитанных диапазонов частот на различные материалы выяснилось, что при достижении определённой амплитуды происходило резкое усиление резонанса в подверженных воздействию частот различных типах грунта, а особенно в интересовавших учёного самых крепких, скальных породах — граните, базальте, твёрдых песчаниках. Не на шутку удивлённый смелости концепции и вызывающе стройному построению математических выкладок, инженер, всё же, на основании данных из папки, не поленился и создал экспериментальную установку для испытания метода. Результаты оказались в буквальном смысле потрясающими. При точной синхронизации и правильно направленном воздействии происходило стремительное разрушение межмолекулярных связей внутри структуры данных материалов. В результате порода на заданной глубине воздействия (порядка полуметра после тридцатисекундного цикла на первой опытной установке площадью полтора квадратных метра) превращалась в сыпучую смесь, которую оставалось только вынуть из обрабатываемого пласта. Как следствие, не требовалось наличия сверхпрочных буров, сверл и пробойников, взрывчатки.
Довольно простое, на первый взгляд, открытие имело далеко идущие последствия. Применив вместе с компаньоном Себастьеном Модлером доработанные результаты исследований безвестного С. Т. в своей разработке промышленного акустического бура и, на всякий случай, запантентовав его, Картани, сам того не ведая, заложил основание для революции в мировом порядке, неузнаваемо изменившем образ жизни и систему ценностей человечества.
