Вячеслав Шалыгин - Железный город
Промежуточный итог на данную минуту выглядел, как многократно исправленная запись в дневнике юной истерички. Фактов было много, но они никак не желали образовывать мало-мальски стройную систему.
Краузе собрался. А кто их спрашивает?! Они факты, а значит, обязаны подчиняться логическим рассуждениям, как солдаты офицеру. Альфред представил страничку дневника в личном компе утомленной учителями и гормонами школьницы, и вооружился воображаемым электронным карандашом. Итак, пишем, что мы имеем…
Юрген Крафт, чистокровный ариец, безупречный матрос с «Призрака-9» (зачеркнуто), он же главный подозреваемый в шпионаже (подчеркнуто дважды), где-то гуляет в свое удовольствие, и обнаружить его пока не может вся тайная полиция города.
Эксперты: профессор Нейман с Юнкера и доктор Хирш с Марты – не враги (в скобках вопросительный знак, зачеркнут и снова выделен), но все равно с ограниченными правами на перемещение по Эйзену – тоже гуляют! (В скобках еще три восклицательных знака).
Представитель «Юнкера-Д» Мартин Фогель – улетел, вернулся, но где находится в данную минуту, неизвестно (запросто мог снова улететь). Если он сейчас на Эйзене, с ним стоит немедленно поговорить. В первую очередь выяснить, зачем он летал на Юнкер, почему вернулся и случайно ли сразу после его возвращения возникли две подряд проблемы с безопасностью погрансектора. Впрочем, нет подтверждения, что он действительно улетал. (Фраза зачеркнута, обведена и вновь зачеркнута).
Всё это очень подозрительно. (В скобках: «Браво!»)
Краузе вздохнул и стер мысленную картинку с дисплея внутреннего взора. К черту девочек-истеричек! Впрочем, не всех. Что там у Греты, интересно узнать. Разговорила она эту Еву Меркер? Фрау Нессель, конечно, стерва, но это не отражается на качестве интервью. Свою основную работу Грета знает досконально.
В памяти сам собой всплыл эпизод, сделавший Грету наиболее узнаваемым журналистом Эйзена. Года три назад с Форпоста вернулась группа юношей, отправленных в один из университетов Колонии по программе студенческого обмена. Все ребята вернулись серьезно травмированными, а в паспортах у них стояли отметки «нон грата». На дипломатическом уровне скандал попытались замять, но тут в дело вмешалась пресса (наверняка с подачи министра пропаганды), и студенческий инцидент получил громкую огласку. Фрау Нессель тогда не поленилась взять подробные интервью (по сути – показания) у всех выдворенных с Форпоста ребят и написала на основе этого материала серию сенсационных статей о притеснениях и двойных стандартах, действующих на некоторых Колониях в отношении граждан Эйзена.
Конечно, Грета не упомянула, что эйзенские студенты – все отличники учебы и пропаганды, члены «Юнгштурма» и мастера старогерманского рукопашного боя – получили по заслугам. Ведь массовую драку с местными жителями спровоцировали именно они, ворвавшись пьяными в молельный дом неподалеку от университетского городка и устроив там погром. Возможно, это сошло бы им с рук, но молодчики не успокоились и продолжили свой пьяный блицкриг, взяв штурмом пивную, полную посетителей. Они вышвырнули на улицу всех чернокожих и латиносов, а группу попытавшихся сопротивляться азиатов заперли в подвале. Надо заметить, что Форпост – англоязычная колония, заселенная, в основном, выходцами из Северной Америки, и чисто белые колонисты там встречаются редко. Поэтому в результате «зачистки» в пивной остались только два десятка арийских гостей и трое местных, да и то загнанных в туалетные кабинки.
Возмездие было неотвратимо, и наиболее трезвые студенты поняли это очень скоро. Они забаррикадировались в заведении и объявили троих несчастных форпостовцев заложниками. Спецназ местной полиции не принял всерьез заявление наглых юнцов и взял бар штурмом. В результате все двадцать три студента попали в тюремный госпиталь с различными повреждениями: в основном, с синяками и переломами от резиновых дубинок и пластиковых пуль.
После депортации студенты получили серьезную взбучку от сотрудников МИДа, Минобразования и Министерства пропаганды, но из университета их не исключили и никаких других дисциплинарных мер к ним не применили. А министр спорта в одном из интервью вскользь упомянул о рейде юных мастеров, как о яркой демонстрации превосходства СГРБ над другими видами единоборств. Кстати, и это интервью взяла Грета Нессель, к тому моменту популярнейшая журналистка «Армейской газеты».
С того времени почти все программы студенческого и культурного обмена были свернуты, а Грета получила «право первого интервью». Ей разрешалось удовлетворять свое профессиональное любопытство даже без предварительного согласования с министерством пропаганды.
Краузе подозревал, что и диплом психолога она «защитила» именно в тот период. Кто мог отказать признанному знатоку человеческой психологии в такой мелочи?
Впрочем, каждый человек живет своими правдами и неправдами, поэтому ставить под сомнение квалификацию фрау Нессель, как психолога, было бессмысленно. Быть может, она ничего не понимала в науке, но талант к выявлению тайных мыслей и чаяний людей у Греты имелся, это бесспорно.
Альфред заглянул в экран компа. Фрау Нессель сидела на краешке кровати, приобняв Еву за плечи и о чем-то с ней беседовала. Девочка выглядела умиротворенной и раскованной, совсем не такой, как во время самой первой беседы с врачами и офицерами ГСП. Она даже улыбалась, правда, как-то робко.
«А когда шеф начнет разбор полетов, факт того, что девочку «разговорила» именно Грета, обязательно станет ключевым пунктом обвинения всех сотрудников отдела в некомпетентности. – Краузе недовольно поджал губы. – И он будет прав. Как ни противно признавать, без фрау Нессель мы бы ничего не добились».
Альфред хотел прибавить громкости, но понял, что опоздал. Грета встала, погладила девочку по голове и что-то сказала на прощание. Ева в очередной раз улыбнулась и кивнула.
Краузе развернулся вместе с креслом в сторону двери. Фрау Нессель вплыла в кабинет с видом победительницы, но что-то в ее торжественном облике было не то, как будто в глубине души она сомневалась… нет, не в самой победе, а в ее безупречном качестве. Или же Грета узнала что-то особенное и теперь лихорадочно соображала, стоит ли делиться информацией с Краузе.
– Похоже, вы снова поставили нас на место, фрау Нессель, – Альфред произнес это дружелюбно и без намека на иронию. Он тоже кое-что понимал в психологии.
– Зачем вы так, Альфред? – Грета самодовольно улыбнулась. – Я всего лишь сделала то, что недоступно мужчинам – поговорила с девочкой по-женски.
– Ева рассказала что-нибудь интересное? – инспектор сделал взгляд максимально кротким, испугался, что переигрывает, и вернулся к «искренней заинтересованности» во взгляде. – Располагайтесь, поговорим.
Грета оценила его актерские потуги и, похоже, приняла решение в пользу Краузе. Она жестом приказала врачу отправляться куда-нибудь подальше и устроилась в его кресле. Альфред незаметно выдохнул с облегчением.
– У девочки было трудное детство, Альфред, – когда они остались в кабинете вдвоем, сказала Грета. – Кругом мрачные матросы, постоянные конфликты, пьяные драки, плохое питание и очень мало игрушек. Мать с ней почти не занималась, основные заботы взяла на себя тетя Кати Вильгельм, но толку от нее было мало, как я поняла. Катрина Вильгельм, возможно, неплохой программист, но отвратительный воспитатель. К сожалению, завоевать доверие ребенка мне удалось, только проявив участие к Катрине.
– Почему, к сожалению?
– Она же славянка! Представляете, какой будет резонанс, если общественность узнает, что Еву воспитывала женщина низшей расы, как будет трудно девочке в интернате и школе? Еву Меркер придется воспитывать заново, а заодно убеждать, что в полете рядом с ней всегда была мать, а не Катрина.
– А вы не перегибаете? – Краузе взглянул на Грету искоса.
– Вы думаете, что воспитанного волками малыша можно называть полноценным человеком?
– Еву воспитывали люди. В основном, Катрина, но ведь и мать, и отец до определенного времени тоже были рядом.
– Они не просыхали от шнапса. Пищемат произвел почти шесть тонн этого зелья, можете проверить отчеты экспертов-программистов.
– На три десятка человек? – Альфред произвел в уме простейшие вычисления. – Меньше трех литров в месяц на душу, по девяносто граммов в сутки. По три коньячных рюмки… Это умеренное потребление, фрау Нессель, возможно, поэтому они и передрались. А что Ева говорит о Крафте?
– Дядя Юрген приболел и лег в изолятор за день до резни. Ева и Катрина пришли его навестить. Кажется, у Вильгельм и Крафта был роман. Так вот, когда началась поножовщина, все трое были в изоляторе. Катрина успела заблокировать дверь, и… весь следующий год они провели втроем. Ева играла и училась, в основном, с дядей Юргеном, а тетя Кати почти не вылезала из ходовой рубки.
