Андрей Мансуров - Волчица
— Я думаю, это от того, что мы плохо питаемся. И не можем нормально отдохнуть от работы. Отпуска отменили. А вкалывать по одиннадцать часов, пусть даже есть роботележки и электродробилки — не сахар. Изматывает. Хуже всего изматывает нервы. Душу.
А уж после того, как сбежали из барака последние два мужика, хоть на что-то способные… И которые тут, пользуясь монополией, даже ввели что-то вроде права первой ночи, но… Не выдержали первыми!..
У нас нет даже «универсального средства для расслабления» — секса. Приходится использовать искусственные …! Ну а женщине всё-таки — сама знаешь! — нужны мужские гормоны. Хотя бы изредка. Для восстановления чего-то там. Важного.
Или хотя бы — чтоб не росли усы. — горечи в тоне не заметил бы только стол, уставленный полупустыми тарелками и бутылками.
— Гос-споди! И сколько вы уже без этого дела?!
— Я — года три. (Ну — я-то — ладно. Больная же!) А Людмила, и остальные девочки — считай, побольше года!
— А почему же вам сюда не распределяют мужиков-то?! Для работы же они нужны?
— Да в том всё и дело, что уже — нет! На нашей ферме всё теперь могут делать и женщины. А мужиков теперь ставят только туда, где они в силу специфики действительно незаменимы: к проходческим комбайнам в шахтах, к домнам сталеплавильных комбинатов, да к токарно-фрезерным автоматам! Изготовляют оружие, чтоб его черти взяли!
Из ванны буквально выползла Людмила:
— Ленайна, Линда… Вы уж извините. Можно я пойду лягу?
Ленайна и Линда переглянулись.
— Иди, конечно. Давай я отведу тебя, — Ленайна поторопилась подскочить к опиравшейся на косяк женщине и подставила плечо. Людмила с благодарностью навалилась на него немалым весом.
Когда её «сгрузили» на трехспальную, поистине необъятную кровать, женщина только вздохнула:
— Спасибо, Ленайна… Кровать-то какая мягкая… Хоть полежу по-человечески! — Ленайну покоробило от вида слёз, появившихся в краях глаз Людмилы.
Теперь Ленайна сама ушла в ванную. Она тоже включила воду — чтоб не было слышно её рыданий! (Ну так!.. Танкистка же! Со стальными нервами и мышцами!..)
Боже — до чего же тут довели их сопланетников! Неужели всё это — только из-за того, что война требует всё больше и больше?!..
Сил. Времени. Ресурсов.
Человеческих жизней.
Как же пристукнуть навсегда этого Молоха, этого кровавого вампира, волосатого мерзкого клеща, мёртвой хваткой впившегося в тело человечества?!
Когда она вышла из ванной, ситуация наводила тоску: Линда сидела, глядя куда-то в пол, и сжав кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Миша откинувшись на стуле, блаженно закрыл глаза: водки он, похоже, выпил в свою норму, и теперь просто слушал музыку из наушников, не заморачиваясь ни экологией, ни болячками незнакомых баб.
Сандра взглянула на Ленайну, подняв глаза от пустой тарелки. Ленайна села.
— Прости, что спрашиваю. Почему вы не… сопротивляетесь? Ну, там, марши протеста, демонстрации, голодовки?
— Ха! — горькая ирония в тоне сказали обо всём ещё раньше, чем прозвучали слова, — Теперь все наши мужчины, кто поздоровей, и не хочет ни …уя делать, идут в полицию!
Это же куда безопасней, чем подставлять свою задницу во Флоте! Потому что лупить резиновыми дубинками безоружных «бунтовщиков и бунтовщиц» куда веселей и безопасней! Особенно после того, как приняли этот, новый, Закон. О саботаже в военное время.
Поэтому у нас теперь если что и работает без перерывов, и с перевыполнением плана — так это сволочные урановые рудники в Заречьи!.. Правда, говорят, там трудно выдержать больше пяти лет. Живым. Поэтому недовольные, и «организованно» бастующие, у нас перевелись. Своё недовольство все теперь выражают злобным шипением по углам, (Да и то — не с каждым — чтоб не донесли!) и шевелением большого пальца на правой ноге!
— Знаешь, Сандра, ты меня поразила. До глубины души. Слушай: может, мы заберём вас с собой? Во вспомогательные войска?
— Да? И остальные четыре миллиарда восемьсот миллионов полудохлых рабов вы тоже заберёте? Мы не обольщаемся: мы здесь теперь — на положении рабов! Я поражаюсь, как это ещё до сих пор не отменили преподавание древней истории в Интернатах. Потому что уж слишком похоже на чёртов древний Рим…
Интернаты… Ленайну передёрнуло.
Получается, из группы их одногодок в живых осталось чуть больше половины! А ведь умершие от болезней или погибшие от несчастных случаев, были ещё так молоды: ну верно — как они сами! Чуть старше тридцати…
Какое счастье, что они с Линдой сумели вырваться. Получается, это и позволило им выжить. И — неплохо жить. Если сравнивать с жизнью (Если можно это так назвать!) на родине…
Как же глупо, что они, экипаж, копошатся в своём мирке, лупят ни в чём неповинных матросов и шлюх, жрут от пуза, валяют дурака, предаваясь философски-отчуждён-ным размышлениям… Воображают, что от их способностей, действий, и мозгов зависит судьба людской цивилизации, и «Окончательная Победа».
А судьба людской цивилизации зависит, оказывается, от жалких трёх часов в сутки — лишней работы, делающих человеческое существование бессмысленным! Поскольку человек превращается просто в механический придаток к какому-либо производственному процессу. Который до сих пор не удалось роботизировать.
Или так — просто дешевле!
Потому что роботы и их производство и обслуживание стоят дорого, а те же ресурсы и средства лучше потратить на оборонный Заказ…
— Хватит кусать губы! — голос Линды звенел от сдерживаемой злости. Она наверняка чувствовала то же, и ещё впитывала эмоции напарницы, — Подумай лучше, как мы реально можем помочь им? Не повезём же мы, и правда, все пять миллиардов — во Флот?!
— Да, верно. Не повезём. Как и население остальных восьмидесяти пяти планет. Вот что-то мне подсказывает, что и там положение вряд ли намного лучше…
Война слишком затянулась. Значит, надо придумать, как нам быстро и гарантированно с ней покончить! Я лично вижу только этот путь.
— Ага, прикольно… Идиоты в погонах — все наши генералы и адмиралы! — ничего не придумали, а вот мы, майор Мейстнер и капитан Мейстнер! — сейчас напряжём извилины — и — готово! Вот прям сразу победим всех врагов с помощью своего гениального Плана! Новой Стратегии!
Сандра только переводила глаза, запавшие глубоко в тёмные ямы глазниц, с одной бывшей сокурсницы на другую, иногда кусала губы.
Но молчала. Только вздыхала. Тяжело.
— Хватит прикалываться. Нам бы и правда — стоило подумать об этом. Потому что только мы знаем, на что способны. Особенно — разозлённые!
— Ага, точно. Мы же — бешеные сучки Войны!
— Да уж. По части сокрушить чего — нам равных нет. — это не было бравадой. Только констатацией факта, — Но что делать конкретно завтра здесь, я знаю точно!
* * *Сквозь окна мэрии виднелась грозовая туча: похоже, настала пора поливать «особую северную». Ленайна не стала ничего выяснять у дежурного: сразу повела маленькое воинство, выстроившееся как всегда клином, мимо него наверх — в Приёмную.
Секретарша — сухопарая, со впалыми, словно у настоящей старой клячи, щеками, жёлчная на вид дама лет шестидесяти, подняла голову от компа:
— Господин мэр занят. Если у вас дело, пожалуйста, запишитесь на приём.
— Ага. Сейчас запишемся. Лучше сразу вызови охрану, женщина!
Ленайна открыла первые двери тамбура, отделявшими кабинет важного Чиновника от Приёмной, обеими руками потянув их на себя. Внутренние открылись под ударом кованного каблука.
Мэр, невзрачный, словно давешний Паттерсон, мужчина лет семидесяти, даже подпрыгнул: похоже, просто дремал над каким-то документом, лежащим перед ним на столешнице монументального стола размером с полфутбольного поля. Да что ж у них, местных Боссов, мания величия, что ли?!
Ленайна прошла вперёд, Миша и Линда, войдя, остались у дверей: встречать.
Ленайна сразу подошла к креслу мужчины, и, оттолкнувшись от его подлокотника сапожком, расселась прямо перед хозяином кабинета, опустив зад на тот самый документ:
— Привет. Давай подождём твою охрану.
Её долго ждать не пришлось: два амбала, воображающих себя крутыми качками-каратистами, вбежали почти вместе.
Первым занялся Миша: посторонившись, он, вроде, небрежно повёл рукой, и голова вбежавшего, встретившаяся с ней, откинулась назад, а ноги, продолжавшие по инерции нести крупное тело их обладателя вперёд, взлетели к потолку. Раздался грохот, ничуть не заглушённый даже ковром: таз мужчины встретился с паркетным полом.
Линда работала как всегда: просто и эффективно. Удар левой под рёбра надолго лишил охранника в голубой рубахе и чёрных штанах возможности не то, что действовать — а и дышать. Качок согнулся в три погибели, лицо посинело. Миша, демонстративно тяжко вздохнув, вышвырнул оба тела из кабинета, и прикрыл дверь.
