Алексей Волков - Пластуны Его Величества
– Я офицер, а не охранник!.. – гордо вскинулся Бестужев.
– Это приказ, господин поручик! – в голосе Кречетова прозвучал металл.
Ему действительно больше некого было оставить на месте. За Мюллером в подобных делах требовалось присматривать. Батюшка тоже не годился. Казаки же требовались полковнику за околицей селения. Выросший в салонной атмосфере Бестужев в намечающихся делах уступал любому сыну природы.
– Мы скоро вернемся. Если Буйволов объявится здесь раньше, введете его в курс дела.
Казаки уже ждали у ворот. С винтовками, сосредоточенные, готовые при необходимости вступить в бой с любым, кто только встанет на дороге.
Кречетов взял свою трехлинейку и повторил в последний раз.
– Не забудьте, Василий Дмитриевич, теперь вы отвечаете за все. Я на вас очень надеюсь.
Он специально сказал это уже как личную просьбу.
По неписанным армейским традициям просьба начальника значила намного больше прямого приказа.
Есаул заехал со своим отрядом довольно далеко, на самый край долины. Коням требовалось не только мытье, но и корм на дальнюю дорогу, а Кангар сказал, что место здесь считается ничейным, и потому можно вдоволь накосить травы.
Впрочем, много все равно не увезешь. Потому собственно косьба не отняла много времени. Выставили Кангара в качестве охраны, а сами втроем сноровисто обработали довольно большой участок, собрали зеленую добычу, и уж затем занялись мытьем лошадей.
Обратно есаул повел отряд рысью. Здесь, вдоль реки, не было никаких дорог, и не хотелось чтобы какая-нибудь лошадь повредила ногу на многочисленных колдобинах.
Вдобавок, на галопе невозможно внимательно смотреть по сторонам. Вдруг ночные враги решили устроить засаду? Буйволов, правда, сомневался, будто хитчи затаились на таком расстоянии от селения, есть же у них другие дела, кроме охоты за случайными путешественниками, однако осторожность еще никогда никому не повредила, а вот ее отсутствие…
– А это что за чудо? – Буйволов спросил у Кангара так, словно тот был просто обязан понимать русский язык.
Понимал кое-что, но не все же!
Однако в данном случае абориген посмотрел на небо, в ту точку, куда был направлен взгляд есаула, и с неожиданным благоговением выдохнул:
– Рарх! – и дальше добавил на своем языке нечто явно восторженное, хотя, вполне вероятно, непереводимое.
Казаки даже придержали коней. Им вспомнились вчерашние разговоры. В чем ценность птицы никто из них толком не понял, однако было крайне интересно, что же она из себя представляет?
Разве разглядишь толком на такой высоте? Только и показалось, будто очертания несколько непривычны. Само тело птицы какое-то полноватое, хотя при большом размахе крыльев.
А, может, так лишь казалось. Если бы рарх опустился чуть ниже! Тогда можно было бы сказать наверняка.
Кангар же следил за тварью небесной, не отрываясь. Он начисто забыл про дорогу и не сводил с далекой точки прищуренных глаз. Рот аборигена приоткрылся, словно это могло помочь разглядеть творящееся в недоступной вышине. Все его лицо словно молило бога или богов, чтобы птица спустилась, показала, где находится ее гнездо.
Судя по всему, рарх обманул всех, устроившись неподалеку от селения, пока все искали его в далеких местах.
– Зачем тебе этот рарх? – не выдержал Буйволов. – За него так много дают?
Казаки невольно прислушались к ответу.
– Много. Хватит на всю жизнь.
Чуть присвистнул Миронов, а затем затих. В голове казака стали зарождаться планы добычи ценного трофея. Какими бы ни были местные деньги, их всегда можно обменять на нечто, более расхожее, пригодное в родных краях.
– В чем его ценность? – Буйволов корыстолюбием не страдал, однако поневоле заинтересовался столь дорогой птицей.
Если не себе, то Мюллеру. Профессор должен обрадоваться диковинной птице.
Подумалось, что рарх – нечто наподобие сокола, помощник в охоте, но тогда аборигены наверняка бы сами пользовались его талантами, а не продавали невесть кому.
– Разговаривать умеет, – Кангар все не сводил глаз с парящей в небесах точки.
– Как попугай? – есаулу довелось раз увидеть яркого представителя пернатых и впечатление осталось на всю жизнь.
Было это давно, в одном очень богатом имении, куда пригласили офицеров из оказавшегося неподалеку полка. Только тогда Буйволов и не подозревал, будто редкая птица имеет такую ценность. Хотя, богатство – вещь относительная. Учитывая здешнюю нищету, за сказочную аборигены вполне могут посчитать небольшую по другим меркам сумму. Все познается в сравнении.
– Что есть – попугай? – Кангар явно не слышал такого слова.
Как и многих других. Еще хорошо, что с ним вообще можно было разговаривать без помощи переводчика.
– Говорящая птица, – пояснил есаул.
Подробнее объяснить он все равно не мог. Даже не помнил, где такие обитают. Не то в Америке, не то в Африке, короче, где-то далеко от цивилизованных мест.
Рарх снизился. По крайней мере, по раскраске он не походил на виденную Буйволовым яркую птицу. Сероватый, под цвет камней, вроде, даже невзрачный, только телом больше напоминавший хорошо знакомую сову.
Отряд почти остановился. Все с жадностью наблюдали, где же сядет дорогая птица, а та все продолжала кружить в небесах, словно дразня наблюдавших за ней людей.
– Поехали, – на правах командира, первым опомнился Буйволов.
Как ни заманчиво было добыть редкую добычу, однако намного важнее вовремя вернуться.
А рарха есть надежда поймать позднее. Когда, наконец, появится свободное время.
На молящие взгляды спутников Буйволов внимания не обратил. За то приказ выполнил даже Кангар, собственно, ни с какой стороны не обязанный его выполнять.
Глава десятая
– Молиться надо. Бог – он милостив, – мягко рокотал отец Александр.
И такая сила исходила от монаха, что поневоле верилось в каждое его слово.
Странно, находившаяся рядом женщина неведомым образом понимала батюшку. В ее красноватых от недавних слез глазах промелькнула надежда на чудо. Да и на что еще надеяться, когда раненый дышал так тяжело, что в любой из вздохов мог оказаться последним?
– Я просила Селима, но… – женщина вздохнула.
Была она молода, в ином состоянии наверняка хороша собой, однако горе не красит, и сейчас не вызывала ничего, кроме чувства сострадания.
– Кто такой Селим? Пророк? – с осуждением пробасил монах. – Чем он поможет? Бога надо просить, Бога!
Он уже успел понять, что местные чтили человека, который вывел их в эти края, хотя и не очень понятно – откуда. Но теперь неведомый Селим считался пророком, и горцы всех племен поклонялись ему, словно Богу.
– Но… – в таких тонкостях женщина не разбиралась.
Здесь вообще не имелось священнослужителей в обычном понимании слова. Был некий набор из преданий, каких-то передаваемых из уст в уста отрывков старых изречений, но ни книг, ни людей, которые бы их трактовали. Каждый решал для себя сам в соответствии с впитанными в детстве ритуалами, да наиболее старые и уважаемые люди следили, верно ли понимают остальные необходимые положения, не слишком ли отдаляются от дней былых?
– Экие нехристи, право слово! – сокрушенно покачал головой отец Александр. – Как же можно жить, не ведая Бога?
И хоть рядом разметался умирающий, а, может, из-за этого, стал вкратце втолковывать вероятной вдове основные положения веры, и историю Сына Божия, пошедшего на крест ради людей.
Глаза монаха лучились добротой и верой, словно он сам был свидетелем былых событий, а в голосе сквозила такая убежденность, что несчастная женщина жадно верила каждому звучащему слову, неведомо как понимая его.
В комнату постоянно старались заглянуть дети, четверо, что называется – мал мала меньше, но матери было не до них.
– Повторяй за мной… Хотя, что это я? Ты же не крещенная! Не знаю, может ли услышать Бог твои молитвы, – вздохнул батюшка.
– Как же быть? – женщина была готова ухватиться за любой проблеск надежды.
– То дело поправимое… Готова ли ты прийти в лоно равноапостольской матери нашей церкви?
– Да…
Все необходимое отец Александр взял с собой.
– Тогда…
– Смотрите, ваше высокоблагородие! След!
Цыганков наклонился, разглядывая оттиск повнимательнее.
Почва вокруг была в основном каменистой. По такой сколько людей не пройди, никогда толком ничего не скажешь. Но в этом месте был клочок земли, частично успевший зарасти травой и лишь с самого края по неведомой причине оставшийся лысым. На лысине и отпечатался след сапога. Точно такого же, в которых ходили путешественники.
Местные предпочитали мягкие остроносые туфли, заметно отличавшиеся от обуви экспедиции.
Подошел Кречетов. Сомнений не было. Здесь проходил Михаил. Вот только какой черт понес студента к видневшемуся неподалеку леску? Или, не к леску, а к скале, внушительно расположившей свои кручи чуть дальше?