Михаил Ахманов - Странник, пришедший издалека
– Каким же лучом ты становишься? – произнес Скиф после долгой паузы, провожая взглядом улетающие вверх искры. – Рыжим, как пламя костра, золотым, как солнце, или зеленым, словно древесный лист? Синим, голубым, красным или желтым? Или серебристым, как диск Зилура? – Он вытянул руку к восходившей на востоке второй луне.
– Не знаю, – ответил Джамаль, – не знаю, дорогой; став лучом, я ведь не живу и не вижу себя со стороны. Но мне нравятся оттенки красного, и хочется думать, что в полете мой луч сверкает, словно алый рубин, брошенный в ночную тьму…
* * *С точки зрения Ри Варрата, телгского Наблюдателя, Земля и другие варварские миры, несмотря на все их достоинства и разнообразие, походили в одном: их небеса казались ему мертвыми.
Нет, разумеется, эти небеса были великолепны, особенно по ночам – усыпанные яркими звездами, украшенные разноцветными лунами, в росчерках магических письмен пылающих созвездий и газовых облаков, затянутые черным бархатом вековечного мрака… Но красота эта оставалась неживой; провалы темноты значительно превосходили размерами сияющие искорки света. Да и чем фактически являлись эти светлячки? При ближайшем рассмотрении – мертвой материей, гигантскими шарами раскаленной плазмы, ядерной топкой Вселенной, столь же неодушевленной, как разделявшая их пустота.
Лишь мысли людей могли оживить небо: их представления о том, что происходит в далеких мирах, воспоминания о виденном воочию или в записях памятных машин, их уверенность, что они не одиноки во Вселенной, – уверенность, основой которой служило знание. Не гипотезы и предположения, как на Земле, а твердое знание! Ибо земной житель, обращая взор к небесам, мог лишь предполагать, что где-то в безмерных галактических просторах обитают братья по разуму, друзья, враги, соперники или конкуренты; телгани же был абсолютно уверен в этом. И посему космос – во всяком случае, ближнее пространство в две-три сотни световых лет, достижимое для звездных кораблей, – представлялся ему полным жизни, движения, разумной активности и энергии – пусть не столь гигантской и буйной, как в недрах звезд, но подчиненной сознательному распорядку.
Там, в темной и мрачной пустоте, плыли меж звездами цилиндры, диски и шары беспилотных торговых транспортов; пассажирские лайнеры, уступавшие в скорости лишь свету, мчались проверенными трассами, облетая за год субъективного времени полсотни планет; там, вблизи космических баз, сияли зеркальной броней боевые корабли, похожие на стаю диковинных рыб, на горсть сверкающих длинных игл, на грозди серебристых пузырьков с полусферами орудийных башен; там плескались волны невидимого океана энергии и информации, и несли они из мира в мир звуки и картины, тексты книг и торговых договоров, приветы, просьбы и обещания, угрозы и ультиматумы, слова дружбы, любви, неприязни и ненависти. Земля не слышала их; слишком далекими были звездные голоса, слишком слабым слух варварской полуцивилизованной планеты на самом краю Галактики.
Вместе с кораблями и лучами связи от звезды к звезде ползли легенды. Ползли или мчались – обе эти оценки были опять-таки субъективными и зависели от сроков жизненного цикла разумных существ, обитавших в той или иной системе. Впрочем, рано или поздно легенды, слухи и мифы достигали самых дальних звезд, будоража воображение, вселяя надежду или страх, заставляя сердца сжиматься в тревоге, а глаза – или то, что их заменяло, – блестеть от любопытства. Слухи эти были отнюдь не безобидными, ибо каждый из них имел некую первопричину и намекал на возможные последствия – если не сейчас, так в отдаленном будущем. И потому благоразумные народы копили их, обменивались ими и пытались отсеять бриллианты истины от шлака домыслов и шелухи необоснованных гипотез.
Телг, обогнавший Землю на тысячелетия, породил весьма предусмотрительную расу. И в силу этого телгани предпочитали верить слухам и размышлять над ними – ибо всякий слух, как не раз доказывала история, мог внезапно обернуться реальностью. Жуткой или вполне приемлемой, другой вопрос; но любая из этих альтернатив не устраивала обитателей Телга. Дорого заплатив за нынешнее свое благополучие, они не любили неожиданностей.
И потому прислушивались к легендам.
Одни из них были вполне безобидными.
Где-то, в центре Метагалактики (если у нее имелся центр) или в пустоте, разделявшей гигантские звездные острова, обитали Древние. По непроверенным слухам, они являлись ровесниками расширяющейся Вселенной и, миновав все положенные стадии развития – дикость и варварство, планетарные и межзвездные войны, технологический период, объединение и рассеивание, – находились теперь в фазе вечного ступора. Возможно, эта оценка была ошибочной, ибо базировалась она на том, что Древние Расы словно бы не замечали более юных собратьев по разуму и не вмешивались в их дела. Цели Древних оставались неясными, облик – неизвестным; быть может, они, обладавшие некогда телами из плоти и крови, превратились ныне в энергетические сгустки, в облака межзвездного газа или одушевленные светила; быть может, существовали в ином пространстве-времени или заселили область темпорального вакуума, оставив обе Вселенные, расширяющуюся и сжимающуюся, смертным существам, над коими по-прежнему властвовал Хронос.
Но, так или иначе, Мироздание породило некогда разум, более мощный, чем объединенное сознание телгани и всех достигших расцвета рас, обитавших в расширяющейся Вселенной. Об этом свидетельствовали косвенные факты: остатки городов на ледяных планетах, закончивших свой жизненный цикл миллиарды лет назад; необъяснимые вспышки звезд, временами приводившие к чудовищным катастрофам; странные модуляции реликтового излучения; энергетические путепроводы, не то проложенные кем-то между галактиками, не то образовавшиеся в силу естественных, но непонятных причин. Наконец, ходили слухи о бесформенных созданиях, удивительных и непохожих на любое из разумных существ; возможно, над ними потрудилась эволюция, возможно, они были продуктом деятельности Древних, возможно, самими Древними – вернее, их частью, либо деградировавшей, либо избравшей свой, отдельный путь развития.
Легенды о них уже не казались безобидными.
Бесформенные не взрывали звезд и необитаемых планет; мертвая материя их не интересовала. По слухам, они разыскивали населенные миры – не вступая, однако, в контакт, не обнаруживая своего присутствия, не демонстрируя несомненного и грозного могущества. Они предпочитали медленное проникновение в структуры власти высокоразвитых культур либо присваивали себе божественные прерогативы – в варварских мирах, где вера в сверхъестественное была порой сильнее страха смерти. Они и в самом деле напоминали злых богов, скрывающих некую жуткую тайну; они, как призраки, являлись из тумана и исчезали в серой мгле – невидимые, неслышимые, неощутимые…
Чего желали они, что было их целью? Не торговля, не захват подходящего мира, не колонизация, не поиск природных ресурсов или технической информации, не создание великой империи, объединившей бы Галактику на ближайшие сто, двести или тысячу лет… Но им, несомненно, удавалось получить некую дань, бескровную и вряд ли ощутимую для планет с миллиардным населением, где жизнь человеческая стоила меньше отраженной в зеркале горсти песка.
Похоже, у Бесформенных не было звездных кораблей, и это казалось самым пугающим. Это означало, что они умеют странствовать в пограничной области меж двумя Вселенными, в той зоне темпорального вакуума, где отсутствовали понятия времени и пространства – и откуда можно было дотянуться к любому из миров, к любой планете, к любой звезде в любой из бесчисленных галактик. В такой ситуации расстояние, исчисляемое тысячами или миллионами световых лет, уже не являлось надежной защитой.
Но защита – согласно слухам, что плыли из мира в мир вместе с экипажами звездных кораблей, – все же существовала.
Поговаривали о планетах, сумевших отразить нашествие – то ли благодаря их природным особенностям, то ли техническими средствами и сокрушительным оружием, то ли силой чистого разума. Последний вариант казался весьма сомнительным, но наиболее интересным; он означал, что есть расы, способные не только распознать чужаков, но и защититься от них ментальным барьером. Разумеется, эти сведения оставались смутными и неясными, однако не стоило сбрасывать их со счетов; никто не сомневался, что паранормальный дар, сколь бы редким и уникальным он ни был, является реальным фактом, а не игрой воображения. По странной закономерности, его стихийные проявления гораздо чаще отмечались среди примитивных рас, пребывавших еще на стадии варварства, когда вера в богов, демонов и прочих потусторонних существ еще крепка и нерушима. Казалось, прагматизм развитых культур, который не оставлял места божественному и слепой вере, одновременно подавлял паранормальные таланты; компьютеры и машинный интеллект, многократно усиливавшие логическую функцию разума, заставляли позабыть о том, что считалось интуитивным и иррациональным.
