Роберт Говард - Конан из Киммерии
Понося последними словами постигшую его неудачу, Конан тем же проходом вернулся в свою нишу, и сейчас же к нему подбежала Зенобия.
— Что случилось? — вскрикнула девушка. Ее глаза были круглыми от ужаса.— Дворец так и гудит! Но, клянусь, я не предавала тебя! Я...
— Нет, это я разворошил осиное гнездо,— проворчал он,— Хотел тут сквитаться с одним, да не получилось. Как бы поскорее выйти наружу?
Она схватила его за руку и во всю прыть помчалась по коридору. Но добежать до двери они не успели: та уже сотрясалась от ударов — в нее ломились с другой стороны. Зенобия, всхлипнув, заломила руки:
— Мы отрезаны! Возвращаясь, я заперла эту дверь... через нее ведет путь к тайному ходу... Сейчас они ворвутся сюда!
Конан оглянулся: с другого конца коридора слышались невнятные крики, и, еще не видя врагов, киммериец понял, что опасность была не только впереди, но и за спиной.
— Сюда! Скорее сюда! — Девушка пересекла коридор и распахнула перед ним дверь какой-то комнаты. Конан последовал за нею и вдвинул в ушки золоченый засов. Он стоял в прихотливо убранном покое, где, кроме них двоих, не было никого. Зенобия тянула его за руку, увлекая к окошку. Сквозь позолоченную решетку виднелись кусты и деревья.
— Ты сильный,— задыхаясь, вымолвила Зенобия.— Ты еще можешь спастись, если сломаешь решетку. В саду полно стражи, но кусты там густые, ты спрячешься. Южная стена сада — это и городская стена. Переберись через нее, и ты на свободе. Там, возле дороги, ведущей на запад, в нескольких сотнях шагов от фонтана Траллоса тебя ждет конь, спрятанный в чащобе. Ты знаешь, как добраться туда?
— Знаю, но что будет с тобой? Я думал забрать тебя отсюда.
Радость озарила ее лицо, сделав его еще краше.
— О Боги, чаша счастья моего переполнена... Но я не задержу твоего бегства. Если я обременю тебя, ты погибнешь! Не страшись за меня, они никогда не заподозрят, что я помогала тебе по собственной воле. Спеши же! Слова, которые я только что слышала, долгие годы будут наполнять светом всю мою жизнь.
Он вдруг схватил ее в железные объятия, с силой прижал к себе тоненькое затрепетавшее тело и принялся неистово целовать ее глаза, щеки, шею и губы. Зенобия едва не лишилась сознания от его жадных ласк и от счастья, грозившего разорвать сердце.
— Я уйду,— зарычал Конан,— Но, во имя Крома, когда-нибудь я вернусь за тобой!
Обхватив ладонями золоченые прутья, он одним яростным усилием выдернул их из гнезд. Перекинул ногу через подоконник и быстро спустился вниз, цепляясь за лепные украшения стены. Спрыгнул наземь — и тотчас растворился, как тень, в сплошной гуще высоких розовых кустов и раскидистых деревьев. Оглянувшись через плечо, он еще раз увидел Зенобию. Стоя у окна, она протягивала руки в немом жесте прощания и самоотречения...
Стража — рослые воины в начищенных кирасах и полированных бронзовых шлемах — мчалась ко дворцу, откуда все громче доносились суматошные крики и топот. Броня и оружие стражников поблескивали в свете звезд, шаги были слышны издалека. Конану, выросшему в диких лесах, эти вояки казались стадом быков, бестолково ломившимся сквозь кусты. Кое-кто из них, не подозревая того, пробежал в считанных футах от киммерийца, распластавшегося в тени зарослей. Они бежали ко дворцу и ничего не замечали вокруг. Когда они промчались с криками мимо, Конан поднялся и заскользил через сад в другую сторону, двигаясь бесшумно, точно охотящаяся пантера.
Быстро добрался он до южной стены и взбежал по ступенькам к самому парапету: стена была неприступна снаружи, но отнюдь не изнутри. Никаких часовых не было видно. Перед тем как проскользнуть между зубцами, Конан обернулся в последний раз и окинул взглядом громадный дворец, вздымавшийся над вершинами кипарисов. Свет горел в каждом окне; туда-сюда носились тени людей, напоминавшие Конану кукол, которых дергают за незримые нити. Ощерившись, Конан на прощание погрозил дворцу кулаком и, выбравшись на ту сторону, повис на руках.
Невысокое дерево, росшее в нескольких шагах от стены, приняло его тело. Беззвучно свалившись на его ветви, мгновением позже он уже мчался сквозь ночь размашистым шагом горца, что неутомимо пожирает долгие мили.
Стены Бельверуса были окружены парками и загородными виллами состоятельных жителей. Ленивые рабы, спавшие в обнимку с копьями, не замечали стремительной тени, которая перемахивала ограды, скользила по аллеям под сомкнутыми кронами деревьев, неслышно пересекала виноградники и фруктовые сады. Одни лишь сторожевые псы просыпались полаять на эту легкую тень, которую они наполовину чуяли, наполовину угадывали во тьме,— и замолкали, когда она исчезала.
Во дворцовом покое король Тараск стонал и сыпал проклятиями, корчась на испятнанном кровью диване под ловкими, быстрыми пальцами Ораста. За дверью, трепеща, толпились перепуганные слуги, но в комнате, где лежал король, кроме него самого и расстриги жреца не было никого.
— Так ты уверен, что он еще спит? — снова спросил Тараск, скрипя зубами: травяные снадобья, которыми Ораст умащивал глубокую и длинную рану на его плече и боку, причиняли невыносимую боль.— Иштар, Митра и Сет! Жжет, словно кипящая смола Преисподней...
— ...В которой ты, без сомнения, уже сейчас бы варился, если бы тебе повезло хоть чуточку меньше,— невозмутимо заметил Ораст.— Кем бы ни был владелец ножа, он бил насмерть. Да, Ксальтотун по-прежнему спит. Я тебе говорил и могу повторить. Но почему это так тебя беспокоит? Он-то здесь при чем?
— Что тебе известно о том, что произошло нынче ночью здесь, во дворце? — Тараск не сводил с лица Ораста пристального, горящего взгляда.
— Ничего,— был ответ.— Как ты знаешь, вот уже несколько месяцев я занимаюсь тем, что перевожу рукописи для Ксальтотуна — перевожу тома эзотерического знания с современных языков на древние, чтобы он мог их прочесть. Он прекрасно владел всеми языками и видами письменности, существовавшими в его эпоху, однако новые, появившиеся с тех пор, изучить еще не успел. Вот он для быстроты дела и велел мне перевести для него кое-какие труды: он хочет выяснить, что нового появилось в магии за три тысячи лет. Даже о его возвращении прошлой ночью я узнал лишь тогда, когда он послал за мной и рассказал о сражении... после чего я вернулся к своим занятиям и не покидал кельи, пока во дворце не начался переполох! Я не знал даже о том, что ты вернулся...
— И о том, что Ксальтотун привез во дворец пленного короля Аквилонии, тоже не знал?
Ораст покачал головой, но, похоже, не особенно удивился.
— Ксальтотун сказал только, что Конан больше не будет нам мешать. Я предположил, что он пал, но о подробностях не расспрашивал.
— Я собирался прикончить его,— зарычал Тараск,— но Ксальтотун спас ему жизнь. Я сразу понял зачем! Он собирался держать Конана в плену живым и пугать им нас всех — Амальрика, Валерия и меня! Покуда Конан жив — он опасен. Он способен объединить Аквилонию. А значит, с его помощью нас можно принудить вести такую политику, на которую мы бы в ином случае никогда не согласились. Ох, не доверяю я этому воскресшему пифонцу! И скажу тебе больше: последнее время он попросту внушает мне страх! Когда после битвы он отправился на восток, я выждал несколько часов, а потом последовал за ним. Я хотел выяснить, что он собирается делать с Конаном. Я узнал, что он заточил его в подземелье. Я решил пойти против воли Ксальтотуна и умертвить варвара. И я его...
Осторожный стук в дверь прервал речь короля.
— Это Аридей,— пробормотал Тараск.— Впусти его.
Дверь отворилась — вошел угрюмый оруженосец. Глаза
его блестели от сдерживаемого волнения.
— Ну что, Аридей? — воскликнул Тараск.— Поймал ли ты того, кто на меня напал?
— Успел ли ты разглядеть его, государь? — спросил Аридей, словно бы желая еще раз подтвердить некое уже известное ему обстоятельство,— Ты не узнал его?
— Нет. Все произошло очень быстро, и потом, свеча сразу погасла — я уж решил, что это Ксальтотун своей магией напустил на меня какого-то демона.
— Пифонец спит, заперевшись на все замки и засовы. Дело в том, что я спускался в подземелье! — И Аридей нервно передернул тощими плечами.
— Говори же! — нетерпеливо потребовал Тараск.— Что ты там увидел?
— Пустую камеру,— прошептал оруженосец,— И дохлую обезьяну!
— Что?! — Тараск вскинулся на диване. Кровь снова хлынула из открывшейся раны.
— Да, государь,— повторил Аридей.— Людоед мертв — кто-то пырнул его точно в сердце. А Конан — сбежал!
Лицо Тараска посерело. Безвольно подчинился он Орасту, который уложил его обратно на диван и занялся раной.
— Конан! — твердил король.— Там должен был валяться его растерзанный труп. А вместо этого он... он сбежал! Это не человек, а сам демон! Я-то думал, что за нападением на меня стоит Ксальтотун. Но теперь я знаю, кто это был! Боги и демоны! Это Конан пырнул меня!.. Аридей!
