Восемнадцать капсул красного цвета - Корн Владимир Алексеевич
– Желающие, шаг вперед.
Шагнули почти все, в том числе и Чужинов. Чего уж: если угораздило загреметь в армию, то желательно отслужить так, чтобы потом не стыдливо отмалчиваться, что служба прошла при свинарнике.
– Так вот, – продолжил «покупатель», – тест простой: возьму всех, кто пробежит пятнадцать километров. Никаких нормативов, главное – добраться до финиша. Некоторые вещи даются человеку от природы, остальному можно научить, – объяснил он тем, кто решил, что сейчас придется демонстрировать высокие удары ногами, ловкие броски через плечо или еще что-нибудь в том же роде.
На этот раз, трезво оценив свои возможности, отсеялись многие: дистанция в пятнадцать километров – не шутка. Те, кто на свои силы надеялся, начали забег плотной группой, но вскоре растянулись. Затем участники стали выбывать один за другим. Кто-то понял, что переоценил себя, кто-то просто плюнул и решил, что дело того не стоит.
Глеб бежал где-то посередине, стараясь экономить силы: почти сорок кругов – это серьезно. Претендентов становилось все меньше: то один, то другой сходил с дистанции. До финиша было не так далеко, Глеб чувствовал, что может поднажать, чтобы догнать лидирующую группу, но сдерживал себя. Главное – добежать, капитан ничего не говорил о времени, месте, которое ты займешь, он пообещал забрать всех добравшихся до финиша. И кто его знает: возможно, он лукавит и всем им предстоит еще какое-нибудь испытание. Упражнения, спарринг, подтягивания на турнике, что-то еще. А попасть туда, в неведомые еще войска, почему-то хотелось очень. Чтобы стать похожим на этого капитана и повадками, и манерой себя держать, и всем остальным. Или на тех двух сержантов, что прибыли вместе с ним и у которых петлицы были почему-то общевойсковыми.
До финиша добрались немногие. Один из них, уже преодолев дистанцию, упал, потеряв сознание. Его привели в чувство, похлопав по щекам, и теперь он поглядывал на капитана: как тот отреагирует. Но офицер молчал, наблюдая за последним из бегунов – невзрачным щупловатым парнем с большими ушами, смотревшимися на его коротко стриженной голове, что называется, лопухами. Лопоухий умудрился отстать от всех на пару кругов, но упорно продолжал свой забег, хотя было хорошо видно: силы его давно уже покинули. Парня шатало как пьяного, заносило далеко в сторону, иногда он падал, чтобы с трудом подняться и продолжить бег на заплетающихся ногах.
– Ушами загребай, ушами! – сострил все тот же чернявый, добравшийся до финиша одним из первых, и все поддержали его смехом, а капитан продолжал смотреть на бегуна.
Наконец лопоухий, упав в очередной раз, на ноги поднялся с неимоверным усилием. После чего, потеряв ориентацию, шатаясь, побежал в обратную сторону.
– Боец! – внезапно окликнул его капитан. – Ко мне! Как фамилия? – спросил он, когда тот на заплетающих ногах наконец к нему приблизился.
– Боец Чебуратор! – ответил вместо него чернявый, вызвав очередной взрыв смеха.
– Весовский, – за три попытки выдавил из себя бегун. – Товарищ капитан, разрешите… вы же сами говорили, главное – добежать… Я смогу!
– Беру, – заявил «покупатель». Затем оглядел остальных, сразу умолкнувших под его взглядом. – У человека есть дух, а он куда важнее, чем лошадиные легкие…
Они и стали друзьями Чужинова: Вадим Весовский, к которому кличка Чебуратор прилипла навечно, и Рустам Джиоев, впоследствии Джой, тот самый весельчак.
Вспоминая о нем, Глеб всегда улыбался. Да и как тут не улыбнуться? Всем им категорически запретили наносить на себя татуировки – особая примета. Так вот, однажды Рустам, подкравшись к Вадиму сзади и звонко щелкнув пальцами по его уху, заявил:
– С твоими ушами и наколки без надобности, достаточно только о них в ориентировке упомянуть…
– Глеб, ты бутерброды с чем больше любишь? С колбаской, с паштетом? – Настя, чтобы не нарушать тишину, на которой настаивал Чужинов, спросила почти на ухо, пощекотав ему щеку прядью волос.
«Из твоих рук, солнышко, и черствый сухарик за пироженку сойдет, – подумал Глеб. – Если серьезно, я бы сейчас и черта в сыром виде съел, главное, чтобы не очень мелкого».
Девушка присела рядом, глаза ее таинственно поблескивали, и руки потянулись к ней сами. Чужинов даже ладонями одна другую обхватил, иначе и до греха недалеко.
– С чем не жалко, Насть, – ответил он.
– Для тебя, Глеб, вообще ничего не жалко, – произнесла девушка таким тоном, что находившийся рядом Олег только крякнул и покачал головой.
Щелкнула зажигалка, лицо Олега на мгновение осветилось, и Чужинов поморщился. Нет, не потому, что табачный дым казался ему настолько неприятным. Темно, огонек сигареты виден издалека, да и запах в лесу почти за сотню метров учуять можно.
– Что будем делать дальше, Глеб? – поинтересовался Олег, старательно пряча огонек сигареты в кулаке.
– Сейчас все соберемся и решим, – пожал плечами Чужинов.
Он с нетерпением поглядывал в сторону, где девушки возились с бутербродами. Тут каким мужеством ни обладай, но когда на тебя наносит запахом еды, а сам ты голоден так, что в животе сосет, не очень-то и хочется разговаривать даже на такие важные темы, как спасение собственной жизни.
– Вот. – Вернувшись, Настя вложила ему в руки бутерброд. – С этого края паштетом намазано, дальше идет колбаска, а под ней сыр. Правда, он немного подсох уже, но я водичку захватила. Ты кушай, кушай.
Глеб с сомнением взглянул на свой бутерброд, затем на те, что были в руках у других. Какой-то он чересчур большой по сравнению с теми, неудобно даже.
– Настька, это точно ты? – засомневался Олег.
– А что не так? – вопросом на вопрос ответила девушка.
– Да просто я слишком хорошо тебя знаю. Это что же получается: для того чтобы ты наконец влюбилась, весь мир должен был рухнуть?
Если Олег и хотел смутить девушку, то ему точно не удалось: Настя не стала оправдываться или смущаться.
– Миру необязательно было рушиться, да и рухнул ли он – вопрос еще открытый, но, по-моему, ты прав. Глеб, а я тебе нравлюсь?
– Очень, – честно признался тот. – Даже очень-очень.
– Вот! И не фиг нам завидовать! А ты, Егор, не подслушивай, о чем взрослые люди говорят.
Мальчишка фыркнул набитым ртом: нужны вы мне, чтобы вас подслушивать.
– Ну так что, Глеб, ты обо всем этом думаешь? – в очередной раз поинтересовался Олег, когда с бутербродами было покончено и все уставились на Чужинова с каким-то ожиданием.
Кое-какие мысли у Глеба имелись, но начал он не с них.
– Мальчики, девочки, – заговорил он, – еще раз хочу напомнить: если все произойдет внезапно – не метаться, не кричать, не звать папу-маму на помощь, сразу лезть на дерево. Оно большое, всех выдержит.
– Глеб, ну сколько можно об одном и том же! – поморщился Игорь. – Раз пятнадцать уже повторил.
Пожалуй, насчет пятнадцати Игорь явно погорячился, но раза четыре точно повторил. Согласно чьему-то там закону социопсихологии, если человеку сказать три раза одну и ту же информацию, то он ее услышит и поймет. Так что лишним не будет, когда речь идет о спасении жизни.
– И еще столько же раз повторю, – нарочито ворчливо ответил ему Чужинов. – Теперь о деле. Сам я думаю так: вводных у нас немного, но с миром явно что-то происходит. Возможно, далеко не со всем, и все же угораздило нас оказаться там, где относительно этого сомнений не возникает. Потому предлагаю: поскольку спасти сейчас мы никого не в состоянии – самим бы в живых остаться, – найти подходящее местечко, где сможем какое-то время переждать, пока все не выяснится толком. Теперь мне хотелось бы услышать, кто думает иначе и есть ли у кого-нибудь другие предложения.
Некоторое время Чужинов слушал тишину – все молчали. Затем он почувствовал, как Настя погладила его по руке. Глеб повернулся к ней и увидел, что смотрит она куда-то в сторону. Туда, где расположен ее родной город, в котором находятся отец, мать и две младшие сестренки. И лицо у Насти было настолько грустным, что он, не сдержавшись, обнял девушку за плечи.