Аластер Рейнольдс - Дождь Забвения
– Состав в этом шприце реагирует с маркерами, заставляя их разрушать невральные структуры, – добавил Молинелла. – Это не причинит существенного вреда организму, но вы не вспомните ничего из сообщенного Калисканом – и ничего из того, что собираемся сообщить мы. Вы вообще напрочь забудете последние несколько дней. Конечно, мы используем состав лишь при крайней необходимости.
– И если я не справлюсь или просто буду слишком действовать вам на нервы, то проснусь с дырой в памяти?
– Что не слишком поможет вам на трибунале, – заметил Молинелла. – Но будем надеяться, что до этого не дойдет. Ведь правда, ни к чему такие крайности?
– Не то слово, – согласилась Ожье с преувеличенной вежливостью. – Но вы пока не сказали, зачем нужно слушать вас, причем именно сейчас.
– Причина в том, что через день вы останетесь единственным человеком на корабле, кто будет помнить нашу беседу, – терпеливо объяснил Молинелла. – И это не значит, что мы с агентом Рингстед покинем корабль.
Агент вложил шприц в футляр и вернул в карман, затем легонько его погладил.
– Если после инструктажа вы заметите нас среди пассажиров, считайте просто случайными попутчиками. Расспрашивать будет бессмысленно, мы ничего не вспомним о вас и об этом разговоре. Ровным счетом ничего.
– Мы начнем с основного, – сказала Рингстед. – Агент Молинелла, пожалуйста, свет.
Тот встал и выключил свет.
– Стало очень уютно и интимно, – заметила Ожье – и тут же на стене появилось пятно света.
Верити проследила откуда – оказалось, из кольца с рубином на пальце Молинеллы.
Пятно света превратилось в рисунок, который Верити приняла за эмблему Бюро безопасности. Рисунок сопровождался предупреждением, что последующие сведения находятся на уровне секретности столь высоком, что заглядывать туда – это без малого подписывать себе смертный приговор.
– Наверное, мне сейчас потребуется оставить автограф в какой-нибудь бумажке? – осведомилась Ожье.
Агенты переглянулись и рассмеялись.
– Лучше смотрите, – сказала женщина. – Оставьте вопросы на потом.
Эмблема исчезла, сменившись изображением Млечного Пути, вид сверху.
Затем на него лег портрет мужчины в сером костюме с красным обшлагом. Мужчина выглядел спортивно, мышцы распирали ткань. Он казался очень красивым и самоуверенным. Ожье узнала его сразу – и вздрогнула.
Это был Питер.
– Привет, Верити, – ожил портрет и добавил, смущенно разводя руки: – Полагаю, ты слегка удивлена. Я могу лишь извиниться за секретность и понадеяться, что ты простишь меня – да и всех нас – за необходимые предосторожности и дезинформацию.
Она уже открыла рот, но Питер предостерегающе поднял руку и понимающе улыбнулся.
– Пожалуйста, помолчи сейчас, – сказал он. – Лучше выслушай меня внимательно и заполни пробелы сама. А я постараюсь не упустить ничего критически важного.
– Питер, да что это? – пробормотала она, не в силах сдержаться.
Человек на стене никак не отреагировал на ее слова.
– Давай сначала разберемся с очевидным. Во-первых, все, что ты знаешь обо мне, – верно. Я на дипломатической службе, недавно вернулся из долгого тура по Полисам, причем побывал и в гиперсети. Это сведения для широкой публики, и они верны. Но есть и еще кое-что. Я выступал также и в роли тайного агента, собирал сведения, играя роль сладкоголосого пустоголового дипломата.
Он улыбнулся, предчувствуя реакцию бывшей жены на эту новость.
– Надо сказать, весьма рисковал – и собой, и нашими друзьями среди прогров. Дела оборачиваются очень серьезно, и шпионов там не жалуют. В нынешней ситуации, боюсь, мои услуги уже не нужны. И это досадно. Надо сказать, мне понравилось шпионить.
Хорошо поставленный, актерский голос Питера, казалось, исходил из глубины каюты, а не из перстня-проектора.
– Думаю, пора переходить к сути. И суть, как о том можно догадаться, – это гиперсеть.
Петер развернулся и махнул рукой над Млечным Путем, словно фермер, сеющий зерно. На рисунке появилась яркая сеть линий, пересекающих спираль Галактики, и картинка повернулась, открыв трехмерную структуру.
– Здесь ты видишь то, что мы знаем – или предполагаем – о гиперсети, открытой и маркированной исследователями прогров. Составить подобный план удалось ценой огромных усилий. Если исследователи не вынырнули вблизи уникального, немедленно опознаваемого объекта, например остатков недавней сверхновой или супермассивной, теряющей газ звезды, свои координаты определить невозможно. Исследователи способны лишь определить свое относительное положение, используя опорные точки – а в их качестве пульсары гораздо лучше обычных звезд.
– Кто же сделал эту гиперсеть? – пробормотала Ожье. – Вот что сейчас важно по-настоящему.
Питер усмехнулся, снова поворачиваясь к камере. Все-таки как же хорошо он знал бывшую жену и умел предвидеть ее реакцию – даже спустя столько времени.
– Кто ее сделал, мы не знаем. Наши друзья в Полисах – тоже. Конечно, гипотез хватает, некоторые выглядят убедительно. Система гиперпереходов – явно нечеловеческого происхождения. Но построившие ее и, предположительно, использовавшие исчезли.
Ожье видела, что Питеру представление доставляет удовольствие. От пустоголового тщеславного дипломата до пустоголового тщеславного шпиона – дистанция небольшая. Затем Верити упрекнула себя за ехидство. Ведь Питера прогры наверняка могли убить, а то и похуже, если бы раскрыли.
Она даже ощутила нечто вроде восхищения – редкое чувство, особенно когда дело касалось мужа.
– Мы подозреваем, – продолжал Питер, – что гиперсеть очень стара. Скорее всего, она существует уже сотни миллионов лет. Может быть, ровесница Солнечной системы. Большинство найденных порталов привязано к массивным телам: планетам земного размера, лунам, крупным планетоидам. Портал Седна – классический тому пример. Насколько известно програм, он единственный в Солнечной системе.
У Верити пробежал по спине холодок. «Насколько известно програм». Питер умеет расставлять акценты. А сколько им неизвестно?
Бывший муж, задумчиво поглаживая подбородок, снова взглянул на Млечный Путь.
– Мы пока не имеем понятия о том, как работают чертовы порталы. Не имеют понятия и прогры, хотя и пытаются убедить нас в обратном. У них есть теории модификации метрики, трехмерно ограниченные гипервакуумные решения уравнений Красникова. В общем, теоретическая фантастика. По правде говоря, это не более чем пустословие. Умственный онанизм.
Он задумчиво потрогал пальцем верхнюю губу.
– Но следует отдать им должное. Они нашли способ использовать гиперсеть, приспособили свои приборы и механизмы к аппаратуре порталов, выяснили, как можно протиснуть корабль сквозь входное горлышко без особых повреждений. Тут им стоит позавидовать. Нравится нам или нет, они намного опередили нас.
Питер расставил ноги, заложил руки за спину.
– А теперь поговорим о числах и фактах. Насколько далеко проникли прогры? И что нашли?
Ожье подалась вперед, предчувствуя, что сейчас прозвучит главное.
– Мы и сейчас точно не знаем, когда они нашли портал Седны. Скорее всего, около полувека назад, между две тысячи двести десятым и две тысячи двести пятнадцатым. С тех пор они исследовали – или хотя бы посетили – от пятидесяти до шестидесяти тысяч планетных систем. По любым меркам число впечатляющее. Но вот в чем беда: несмотря на все усилия, они не обнаружили ничего стоящего таких усилий.
Ожье кивнула. Она не слишком интересовалась гиперсетью, но даже из услышанного краем уха следовало, что предприятие обернулось жестоким разочарованием.
– Второй вариант: они нашли что-то, но не желают сообщать нам. Однако для них это вряд ли целесообразно. Они добиваются доступа к Земле, а нам могут предложить, кроме скудной толики универсального лекарства и прочих опасных мелочей, лишь посещения гиперсети в качестве платящих за удовольствие туристов. Оттого прогры пытаются приукрасить находки: бесконечный список безжизненных камней и ледяных гигантов.
Питер расцепил руки и наклонился с заговорщицким видом к камере.
– Забавно, но, как я уже и говорил, если они и смогли отыскать что-нибудь на тех мирах, нам вряд ли расскажут.
– Пожалуйста, продолжай! – не сдержалась Ожье, будто просьба могла быть услышана.
– Иллюзия полной бесполезности гиперсети поддерживается определенными кругами прогров, причем на высочайшем уровне секретности. Оттого этот орешек оказалось так тяжело разгрызть.
За спиной Питера снова изменилось изображение. В увеличенном виде предстал рукав Галактики, испещрив черноту звездами. Из тьмы вынырнула серо-голубая планета с удивительно гладкой поверхностью, видимая на фоне далекой звезды или скопления звезд. Верхнюю часть полумесяца звезды окрашивали красно-оранжевым, остальное же казалось холодно-голубым, словно отсвет луны на снегу. Планета на экране увеличивалась, пока не стала больше Питера. При таком масштабе стали различимы детали поверхности. И она вовсе не походила на неровную, изувеченную катаклизмами поверхность обычной планеты.
