Юрий Корчевский - Сотник
Отдохнувшая и поевшая лошадь шла ходко. Вот в чем могольским лошадям не откажешь – так это в неприхотливости и выносливости. Овса сроду не видели, корм себе сами добывают, даже зимой.
До вечера Алексей успел отъехать далеко от места встречи с мордвином. Вечером же, пустив лошадь пастись, он не удержался и трофейным охотничьим ножом отрезал кусок рыбы. Запах от нее исходил такой восхитительный, что у Алексея от голода сводило скулы. Копчена она была отлично, жирная, и прозрачный золотистый жир тек по рукам.
Отмыв руки в ручье и оттерев их песком, Алексей улегся спать. Ночью ему приснилась Наталья – впервые после переноса в другое время, и, проснувшись, он некоторое время раздумывал: знак свыше это или родная русская земля близко, оттого и сон такой? Но настроение улучшилось, особенно после того, как рыбы с хлебом поел.
Он успел уже километров десять отмахать по берегу, как выехал на отмель и увидел на ней лодку с двумя рыбаками, которые пытались столкнуть ее в воду. Алексея они увидели, когда он уже приблизился. Бежать к лесу было поздно, Алексей отрезал путь.
Рыбаки выпрямились, и один поперва ухватился за нож, однако, помедлив, опустил его в ножны. У Алексея сабля на боку, и при определенном раскладе шансов у рыбаков не было.
Лица у них были угрюмые, глаза испуганные.
– День добрый, – по-русски сказал Алексей.
– Это кому как, – ответил рыбак постарше.
Алексей заглянул в лодку. Сеть, лежащая в ней, была сухой, стало быть, ее только собирались ставить.
– Перевезите меня на другую сторону, – не то попросил, не то приказал Алексей.
– Так ведь конь у тебя, он лодку перевернет.
– Конь за лодкой поплывет.
– Тогда можно.
Втроем они столкнули лодку в воду. Оба рыбака сели на весла, а Алексей уселся на корме и взял поводья лошади в левую руку. Так они и поплыли. Рыбаки гребли, лошадь плыла за кормой сама.
Когда нос лодки уткнулся в противоположный берег, лошадь выбралась на сушу быстрее, чем Алексей.
– Заплатить мне нечем, – сказал Алексей, выбираясь на берег. – Скажите, Нижний Новгород далеко?
– Два дня пути на коне. Только не ходил бы ты туда, срубят. Не любят там моголов.
– Не могол я, хоть одежда на мне ихняя, русский я. А за помощь спасибо.
Лодка сразу отчалила. Алексей не причинил вреда мордвинам-рыбакам, но от него явно веяло угрозой.
Алексей приободрился. Два дня пути – это уже недалеко, тем более что и берег был уже под рукой Нижнего Новгорода. Но на правом берегу была мордва, делавшая периодические набеги. И на обоих берегах могли встретиться моголы – вот уж кого не хотел увидеть Алексей.
Однако когда он перебрался на левый берег, то почувствовал, что у него как будто крылья выросли. Гнал лошадь по грунтовой дороге до вечера и только в сумерках остановился на ночевку у луга. Лошадь отпустил пастись, доел рыбу и каравай хлеба, подобрав упавшие крошки.
Уснул быстро, а разбужен был утром бесцеремонным толчком. Открыв глаза, увидел – рядом с ним сидели на конях два русских дружинника.
– Эй, – крикнул один из них, – ты чего здесь разлегся, басурманин?
Алексей протер глаза.
– Не басурманин я, как есть православный, – с этими словами он поднялся.
Однако один из дружинников вытянул его по спине плеткой, а другой протянул руку:
– Сабельку отдай! – И оба захохотали.
Алексей вытянул из ножен саблю, рукоятью вперед подал дружиннику и резко воткнул острием клинка в землю. Освободившейся рукой схватил дружинника за запястье и резко дернул вниз. Не ожидавший рывка и потому потерявший равновесие гридь грохнулся на землю.
Второй схватился за рукоять меча, но Алексей, опираясь на седло левой рукой, подпрыгнул и ударил дружинника пяткой в грудь. Изо всех сил ударил, не жалея. Дружинник вылетел из седла, перекувыркнулся через круп лошади и упал.
Не медля ни мгновения, Алексей выдернул у первого меч из ножен и плашмя ударил им по шлему. Раздалось звонкое – бам-м-м, и дружинник уронил голову. Второй начал подниматься, покачиваясь, как пьяный, видимо, удар пяткой, а потом еще и о землю выбили из него дух, но Алексей и у него выхватил из ножен меч.
– Ты… чего… дерешься?
Дружинник выпрямился, но взгляд его был затуманенный. Рукой он держался за грудь.
Алексей мысленно чертыхнулся – заниматься членовредительством ему не следовало. Гриди на службе у князя, дозор несут, и за самоуправство можно попасть под княжий суд. А ссориться с князем Владимирским, Ярославом Всеволодовичем, под чьей рукой был Нижний, ему совсем не хотелось.
Алексей подождал, пока дружинник придет в себя, а тем временем убрал свою саблю в ножны.
– Спрашиваешь, чего дерусь? Так ты же первый меня плеткой угостил, не спросив даже, как звать-величать!
Дружинник хмыкнул:
– И как же?
– Алексей Терехов, дружинник боярина рязанского Евпатия Львовича Коловрата. Слышал, небось, о битве под Коломной? Боярин с ратниками пал в той битве, а я в плен попал. Бежал, лошадь украв. А ты меня плетью!
Дружиннику стало неудобно. И впрямь, опростоволосился он. Да еще незнакомец их обоих побил и обезоружил. Узнает десятник или, хуже того, сотник – насмешек не оберешься, а то и взашей из гридей вытолкает.
– Меч верни, – попросил гридь.
Алексей вернул меч.
– Э, погоди. А Ваньша-то живой?
Дружинник шагнул к сотоварищу, наклонился над ним.
– Дышит вроде…
– Очухается сейчас. Впредь наука будет – не задирать попусту.
– Так одежда на тебе могольская, меч кривой, лошадка тож ихняя.
– Я должен был из плена бежать в русской одежде? Я два с лишним года в плену пробыл! Ухо видишь? – И Алексей повернул голову.
– Дырка в мочке.
– От кольца рабского.
– Ладно-ладно, виноват. Но и ты хорош! Ваньша, вставай, чего разлегся!
– Ты бы водичкой на него плеснул…
– Верно!
Дружинник снял с задней луки седла привязанную баклажку из бересты, вытащил пробку и плеснул в лицо гридню. Тот вздрогнул и пришел в себя, но, увидев перед собой Алексея, охнул.
– Спокойно, свои! – успокоил его товарищ. – Как ты?
– В голове вроде перезвон колокольный, как на Пасху. Дай отлежусь чуток…
– Пожевать что-либо не найдется? – тем временем обратился Алексей к дружиннику. – Десять ден на ягодах, в животе урчит…
– Найдем.
Дружинник повернулся к своей лошади, взялся за переметную суму, охнул и прижал руку к груди.
– Здорово ты меня приложил. Ногой в сапоге, а вроде как камнем из катапульты. Болит!
– Расспросить вначале человека надо было, а потом плеткой махать. Кто вас только учил?
– Ладно, квиты…
Дружинник достал из сумы узелок с едой, развернул тряпицу. Скромно: кусок хлеба с салом, луковицы, вареные яйца.
– Ешь.
Алексей съел хлеб с салом и луковицей.
– Благодарствую. Ваньша, живой?
– Помоги подняться, басурманин.
Алексей протянул руку и помог гридню встать.
– Ох, голова! – простонал тот, схватившись руками за голову. – Кружится навроде как после жбана пива доброго…
– Воды испей, полегче станет.
Алексей понял – перестарался он немного, полегче бить надо было. Да как в драке рассчитаешь? Сотрясение головного мозга у дружинника точно есть.
Ваньша постоял, опершись на седло. Лошадь его стояла смирно, только косила лиловым глазом.
– Я, пожалуй, сяду. Подмогни.
Алексей помог взобраться в седло.
– Эх, нам же до вечера в дозоре быть! – с тоской в голосе сказал гридь.
– А давай мы вернемся? Скажем – вот его задержали. А там пока суд да дело, глядишь – и вечер уже настанет.
Ваньша посмотрел на Алексея:
– Больше драться не будешь?
– Слово даю, коли вы первые не нападете.
После скромного угощения сил у Алексея прибавилось. Он залихватски свистнул, подзывая коня, затянул подпругу и взлетел в седло.
Ехали медленно. Ваньша раскачивался в седле, и Алексей опасался – не упал бы…
Второй дружинник именем Егор попросил Алексея:
– Дело прошлое, кто обиду помянет – тому глаз вон.
– А кто забудет, тому оба, – парировал Алексей. – Понял я, о драке хочешь, чтобы молчал?
– Угадал. Будет десятник спрашивать, задержали – и все дела.
– Лады! В дружину к князю хочу. Как думаешь, возьмут?
– Нет. Драться ты горазд, это верно. Но ты только из плена. Кто тебя знает, не лазутчик ли?
Если простой воин так рассуждает, то и десятник так же подумает. Плохо! У Алексея ни дома своего, ни денег, да и делать в этом мире он ничего не умеет, только сражаться. Стало быть, врать напропалую надо. И изба, и семья-де в Рязани были, но все погорело синим пламенем. И слова его проверить нельзя, все разрядные книги в Рязани сгорели.
Часа через два они добрались до засечной черты – когда-то и сам Алексей был на подобных.
На заставе было всего два воина, остальные в дозорах. Десятник, кряжистый муж, с удивлением разглядывал Алексея:
– Ну-ка, ну-ка, идем в избу, поговорим. Только сабельку отдай…
– Не ты мне ее давал, не тебе и забирать, – отрезал Алексей.
