Дэвид Дрейк - Контратака
По экранам мрачной фиолетовой тенью на фоне раскаленной звезды пронеслась ракета.
— Господи ты Боже мой! — раздраженно воскликнул Дженсен. — В привидения они верят, что ли? Ведь давно могли бы стереть нас в порошок.
— Они нас принимают за то, чем мы кажемся со стороны, — тихо и спокойно ответил Маккензи Джеймс, — за попавшийся без эскорта торговый корабль.
Он замолчал, словно решил, что такого объяснения вполне достаточно. По экранам пронеслась еще одна халианская ракета, оставляя за собой дрожащий мерцающий хвост, и капитан, будто вдруг припомнив, что сидящий в соседнем кресле взмокший от пота страдалец в измятом плаще Вольного Стрелка вовсе не его широко осведомленный помощник, добавил:
— Халиане решили, что мы выбираем самоубийство, дабы избежать плена. Их стрельба — это салют нашему мужеству, потому что в соответствии с их кодексом чести, такие действия должны вызывать восхищение.
Насчет самоубийства — это он на редкость точно заметил, подумал Дженсен и с чувством глубочайшего разочарования осознал, что всю эту ценнейшую информацию никогда не сможет доложить своим командирам. А жаль, ведь донесение, полное таких сведений, вне всякого сомнения, гарантировало повышение в звании и высокую награду. Но только вот этот неумолимо надвигающийся ад не оставляет никаких надежд.
Маккензи Джеймс выглядел до курьезного равнодушным к той участи, что ожидала их обоих в результате таких махинаций.
— А вот теперь смотри, — ухмыльнулся он, продолжая колдовать над приборами управления, грузный и невозмутимый, как медведь.
Дженсен, однако, выказал в ответ на это замечание ничуть не больше энтузиазма, чем истекающее кровью тело, продолжавшее лежать в углу возле трапа.
— Через пару секунд, — продолжал Маккензи Джеймс, — халианский корабль притормозит и отойдет в сторону, как раз на столько, что мы сможем выбраться из этого гравитационного колодца и уйти по касательной.
— Ну и что с того? — мрачно спросил Дженсен. Этот тип явно тронулся. Через пару минут вся эта посудина попросту расплавится в термоядерном месиве звезды, а он продолжает вести себя так, словно понятия не имеет об основных законах физики.
— Пора, — пробормотал Мак Джеймс. Халианский крейсер сдвинулся на экране в сторону.
Изуродованные шрамами пальцы капитана пробежались по клавишам управления, и двигатели «Мэрити» ответили хозяину послушным рычанием. Все пространство за кормой превратилось в море огня. Дженсена резко отбросило назад.
Он едва удержался в кресле, ухватившись поврежденной в стычке с Маккензи ладонью за металлическую скобу. Боль прокатилась по-телу мощным электрическим разрядом. Голова закружилась, в глазах потемнело.
— Это тебе не примитивный грузовичок, — напомнил откуда-то из темноты голос Маккензи Джеймса.
К тому времени, как Дженсен немного пришел в себя и у него восстановилось зрение, «Мэрити» уже мчалась по другой траектории, и огненный факел за кормой вычерчивал дугу, начинавшую плавно переходить в параболическую орбиту, еле-еле вписывавшуюся в безопасные границы. И всю эту эквилибристику шхуна проделывала с помощью немыслимо допотопных реактивных двигателей, питающихся сгораемым ракетным топливом. Такой реликтовой рухляди ни один находящийся в здравом уме и трезвой памяти капитан в жизни не разместил бы на настоящем космическом корабле.
— Зато эта штуковина обеспечивает практически мгновенный разгон в случае крайней необходимости, — сияя, объяснял контрабандист. — Она не раз помогала мне спасти шкуру.
Мак Джеймс растянулся в кресле и вновь принялся сгибать и разгибать пальцы, не обращая внимания на зловещее мерцание аварийных датчиков. Дженсен не удосужился даже высказать свое мнение о ситуации. Что ж, сейчас «Мэрити», может быть, и в безопасности, но только благодаря неожиданности маневра. Стоит только обогнуть Кастелтонское солнце, и халианский корабль тут как тут — снова встретит шхуну с той стороны. Как там ни крути, а даже печально знаменитой на весь Альянс ловкости Мака Джеймса отнюдь не достаточно, чтобы противостоять в бою тяжелому крейсеру.
— Мальчик мой, в твоем Справочнике офицера расписана далеко не вся информация о Вселенной, — язвительно заметил капитан, поймав недоверчивый взгляд Дженсена. — Халиане используют инфракрасные следящие системы. А это означает, что мы спасены, потому что жар этой звезды их ослепит.
И тут Дженсен начал медленно прозревать, осознавая, что оба они действительно спаслись. Халиане убеждены, что шхуна уже сгорела. Заслоненная мощным излучением Кастелтонской звезды, «Мэрити» может спокойно выйти на безопасную траекторию с помощью этих допотопных реактивных двигателей, а потом просто двигаться по инерции. Когда гравитационные ускорители отключены, ни одному инфракрасному радару не удастся отличить ее от астероида. Прострация и чувство безнадежности в мгновение ока испарились. Теперь жизненно важно добраться до пистолета, который Мак Джеймс с такой беззаботностью швырнул куда-то к подножию трапа.
Дженсен измерил взглядом расстояние до открытого люка. Оно оказалось куда больше, чем ему хотелось бы, особенно принимая во внимание, что накидка Вольного Стрелка будет сильно стеснять движения. Но с другой стороны, пожалуй, такого удачного момента как сейчас, больше не представится. Диск солнца Мира Кастелтона до сих пор угрожающе близко, да и халианские корабли все еще представляют собой немалую опасность. Все это должно полностью отвлечь внимание Маккензи Джеймса. Дженсен собрал все свое мужество и волю и рванулся вперед.
Но ему удалось сделать только один шаг. Огромная тяжесть навалилась вдруг сзади на плечи, и он тяжело рухнул на палубу. Маккензи Джеймс, мускулистый, как бык, мгновенно придавил его к полу. Дженсен попытался провести борцовский прием, который позволил бы сразу освободиться, но все впустую. Капитан уловил его движение и, опередив противника, перехватил и резко крутанул запястье. Дженсен, извергая проклятия, понял, что ему остается либо вновь плюхнуться на палубу, как безжизненный мешок с тряпьем, или же изойти от боли.
Остановившись в самый последний момент, когда рука офицера готова была захрустеть. Мак Джеймс ослабил захват.
— С тобой слишком много мороки, — безразличным тоном заявил он с таким видом, будто перед ним не в меру шаловливое животное, перевернул Дженсена и рывком поставил его на ноги. В руках капитана чувствовалась необычайная сила. Через какое-то мгновение офицер Флота понял, что уже скован своими собственными наручниками и совершенно беспомощен.
— И к тому же ты слишком много болтаешь, — добавил Маккензи, срывая пояс с накидки Вольного Стрелка. Он чуть помедлил, нащупав зашитый внутри корпус передатчика. На его лице мелькнула веселая озорная улыбка, затем, продолжая начатое цело, он методично свернул из пояса кляп и с профессиональной ловкостью отправил его по месту назначения. Дженсен пытался было сопротивляться, но ничего, кроме порезов на стянутых тонкими впивающимися в кожу металлическими наручниками, не добился. Капитан бесцеремонно швырнул его в ближайшее кресло и остановился, молчаливо и бесстрастно разглядывая пленника. Этот прямой и настойчивый взгляд действовал Дженсену на нервы сильнее, чем все неприятности, которые ему довелось пережить в своей жизни, вместе взятые.
— Вспомни-ка, много ли шансов ты оставил Эвансу? — голос Мака Джеймса прозвучал жестко. Можно было бы подумать, что в нем говорит горечь утраты, если бы не лицо капитана, не выражавшее абсолютно никаких чувств. Его изуродованные пальцы снова пришли в движение, и Дженсен, мучительно сознавая, что сейчас решается его судьба, понял, что движение капитанских рук — не просто привычка. Именно такими упражнениями этот человек и восстановил когда-то подвижность парализованных пальцев. То неизъяснимое упорство, которое составляло основную черту характера Маккензи Джеймса, повергло вдруг Дженсена в ужас.
Дженсен закрыл глаза, а когда вновь открыл их, капитан по-прежнему продолжал смотреть прямо на него. Все честолюбие, толкавшее молодого офицера во что бы то ни стало арестовать этого человека, теперь улетучилось, уступив место неуверенности и сомнению. Кляп наполнял рот отвратительным вкусом пота, застоявшейся слюны и песка. Спазмы в животе становились все сильнее и сильнее. Дженсен почувствовал, что сейчас ему станет дурно.
Видя, что пленник окончательно теряет самообладание, Маккензи Джеймс рывком поднял его на ноги и перевернул лицом к выходу.
— Эванс никогда не любил убивать, — с презрением произнес он. — И в память о нем ты покинешь «Мэрити» живым.
Но на уме у Маккензи Джеймса, видимо, было отнюдь не помилование, поскольку он потащил пленника вниз по трапу. Дженсену стоило невероятных усилий уберечь лицо от ударов о переборки корабля: капитан волок его сквозь невесомость, как мешок ненужного тряпья, вынуждая пленника извиваться самым позорным образом. Раздался щелчок замка люка грузового трюма, и по коже Дженсена пробежала струя холодного воздуха. Продолжая беспомощно барахтаться в невесомости, он не видел своего врага, но раздававшаяся эхом в пустоте суета шагов и какой-то металлический звон меньше всего могли рассеять мрачные предчувствия. Потом сильная рука бесцеремонно ухватила его за ноги, и поле обзора пленника переместилось в горизонтальную плоскость. Стараясь подавить головокружение, Дженсен успел разглядеть таможенные штампы и марки, распахнутую крышку грузовой капсулы. Маккензи принялся безжалостно запихивать его тело внутрь. Дженсен ударился в панику.
