Кирилл Мошков - Увидеть Хозяина
Откуда ж мне было знать, что на Леванте сила тяжести составляет 1,8 g. Только через три недели, когда Шафи выступал на новой серии Кубков в Космопорте, я понял, какой он великий спортсмен: он прыгнул на четырнадцать ноль семь, всего два сантиметра не допрыгнув до мирового рекорда для тяготения в 1 g.
Наутро мы разделились. Фродо попросил Ланселота остаться в отеле с Като и Святославом, чтобы немного позаниматься с ними и адаптировать к тому миру, в котором нам предстояло жить. С Диком Таук долго шептался за завтраком, и Лестер уехал куда-то – Фродо кратко пояснил, что оператору нужно уладить кое-какие наши общие дела. Ну, а я поехал с Фродо встречаться с кем-то, с кем ему было нужно встретиться.
В метро я впервые более или менее внимательно осмотрелся. Ну, само метро меня не очень удивило: подумаешь, прозрачные гибкие сигарообразные вагоны, стремительно мчащиеся в прозрачных же тоннелях среди бесконечных разноцветных (по большей части зеленых и желтых) конструкций Космопорта, оплетенных сотнями вьющихся цветных кабелей и трубопроводов. В конце концов, на то оно и будущее. Меня гораздо больше удивили люди. Я-то, наивный, думал, что здесь будут выделяться в толпе Святослав, или Като, или, может быть, я. Как бы не так. Люди были одеты с такой ошеломляющей пестротой, представляли собой такое головокружительное разнообразие типов и рас, что выделиться на их фоне можно было бы, разве что раздевшись догола: полураздетых я в толпе видал, и очень много видал, а вот совсем обнаженных не было.
Как ни странно, некоторое время сильнее всех выделялся, пожалуй, Фродо – в своем одеянии он напоминал студента XIX века (сам он, правда, называл этот стиль именем какого-то их нынешнего молодежного деятеля), только очень уж ярко раскрашенного: ведь, помимо ярко-синих штанов и ярко-зеленой торбы, сейчас полупустой, на нем под черной курткой, которую Таук сейчас расстегнул (в общественных помещениях Космопорта всегда царит одна и та же, вполне комфортная, температура, кажется – 21 градус по Цельсию), была еще длинная холщовая рубаха вроде толстовки, ярко-красного цвета. В районе Залов Ожидания на Фродо еще иногда оглядывались, особенно пожилые люди. Сначала мне казалось, что с раздражением. Потом я услышал, как одна пожилая дама говорит своей не менее почтенной спутнице:
– Взгляни, какой яркий. Помнишь?
– Да, было времечко, – согласилась седовласая спутница, жиденькие косички которой были заплетены цветным бисером, и мелко захихикала.
Фродо почему-то ужасно смутился. Выяснилось, что его внешний вид страшно старомоден. На всей Новой Голубой, выяснилось, он был один такой, а в Космопорте стиль Ванно Янни (или Янно Ванни, не помню уже) кончился лет пятьдесят назад. Янни этот самый, или Ванни, оказывается, был лидером студенческих Отрядов Прямого Действия, которые за что-то там выступали в конце восемьсот пятидесятых – начале восемьсот шестидесятых, каковые, в свою очередь, считались теперь ужасно романтическим временем. Э-э, дружок, да ты настоящий романтик, сказал я про себя. Смущенный замечаниями старушек, Фродо высоко вскинул голову и пошел дальше, прямой и несгибаемый.
Правда, когда мы пересаживались на другую линию в районе Субурбии, глубоко в недрах Западного полушария Космопорта, на Фродо уже не оглядывались: здесь пожилые люди если и встречались, то в основном в составе туристических групп, дисциплинированно семенящих за деловитыми экскурсоводами с воздетыми над головой флажками туристических компаний, а основную массу прохожих составляла молодежь весьма богемного вида, среди которой даже стилем Янни-Ванни выделиться было непросто.
Новая линия, на которую мы сели, была заметно тихоходнее прежней, и поезда были меньше размером, и туннели – меньше диаметром, и кабели за их прозрачными стенками вились в основном черные и белые, а в характерной космопортовской желто-зеленой гамме стали мелькать и архаичные серо-голубые тона. Выяснилось, что мы в Сотых горизонтах, ниже самой древней поверхности первоначального Космопорта, который был основан много столетий назад первым властителем из династии Пантократоров, и эти конструкции вокруг нас – очень-очень древние, а метро, на котором мы едем – это одна из пяти Первых Линий, тех самых, создатели которых поклялись Третьему Пантократору, что линии проработают бесперебойно две тысячи лет, и что здесь живут либо очень-очень богатые люди, либо очень-очень крутая и прогрессивная молодежь, и что мы едем в Галанет-клуб «Стойкий Коннект», где Фродо вчера вечером назначил на сегодня несколько встреч, и что в этом клубе обычно собирается множество людей из самых экзотических сетевых сообществ, вроде тех, в которых состоял и сам Фродо.
Я сложил в уме два и два и сказал:
– Ты все это знаешь из книг? Ты же никогда не бывал в Космопорте.
– Отчасти из книг, – кивнул Фродо, – но в основном – из Галанета. Я очень много читаю, видишь ли. Ну, это я уже говорил.
Клуб «Стойкий Коннект» представлялся мне каким-то гибридом тех ночных клубов, в которых мы несколько раз играли с группой «20 000 миља под морем», и машинно-терминального зала компьютерного центра Института экономики, с его белыми стенами, множеством мониторов и ярким освещением. Действительность, как это обычно бывает, оказалась хитрее. Вход в клуб был расположен прямо под станцией метро и выглядел весьма стильно: было такое ощущение, будто по наклонному пандусу (он не был наклонным: иллюзию угла создавала его причудливо волнистая зеркальная, но на ощупь совсем не гладкая поверхность) входишь внутрь какого-то сложного прибора. Мы заплатили за вход по четыре марки с носа; за эти деньги в одном из бесчисленных полутемных извилистых коридоров нам полагался «отсек» – маленькая, тускло освещенная каморка с мощным компьютерным терминалом и столиком для напитков, на котором, стараниями миниатюрной, азиатского вида официантки в строгом черном комбинезоне с неожиданно игривым вырезом вокруг пупка, сразу же появилось входившее в стоимость входного билета пиво. Была в клубе и музыка – довольно громкая, но не надоедливая, что-то инструментальное с любопытными переливами тембров и острой ритмической пульсацией, но без каких-либо барабанных или вообще ударных звуков. Музыка доносилась, казалось, отовсюду, и я был немало удивлен тем, что в каждом из отсеков она была разная. Выяснилось, что вечером здесь бывают и концерты, и что есть здесь и большой зал, где они проходят, но сейчас, во-первых, еще не время, а во-вторых – мы не за этим, собственно, сюда пришли. Фродо небрежно простучал по клавиатуре нашего терминала, входя в сеть, и тут же вытащил из кармана куртки и разложил возле клавиатуры свой блокнот. Я искал взглядом кабелей, но их не было: как видно, подключать блокнот к другим машинам можно было и не только через кабель.
Присев в очень комфортное кресло рядом с Фродо, следя за его действиями и пытаясь понять логику того, что вслед за его действиями происходило на мониторе, я пробормотал:
– Как интересно. Прошло две тысячи лет, а техника почти такого же вида, и клавиатуры, и мониторы…
– Не может быть, – пробормотал Фродо, быстро набирая какие-то фразы, которые мелкой вязью уплывали за левый край крохотного белого окошка под большим серым полем, в котором быстро сменялись, уползая кверху, разноцветные текстовые абзацы. Сколько я к ним ни приглядывался, понять почти ничего не мог: это был, конечно, линк, но перенасыщенный каким-то то ли сленгом, то ли кодовыми словами. – Не может быть, эс-эн в ваше время еще не было.
– Чего не было?
Вместо ответа Фродо провел озарившейся мертвенно-зеленым светом рукой сквозь монитор, который оказался чем-то вроде голографического изображения.
– А клавиатура… – Он пожал плечами. – Ну да, наверное… В ваше время мясо ножом резали?
– Резали.
– И сейчас режут. И пять тысяч лет назад тоже резали.
Что он этим хотел сказать, я не понял: Фродо резко развернулся в кресле, отодвинулся, нажал на что-то в стене, и откуда-то из-под пола, или из самого пола, с противным шипением выросло – как будто вздулось, вспучилось и окостенело – еще одно кресло.
– Сейчас придет первый гость, – сказал он мне полушепотом. – Твоя задача – проверить его хрустальным шаром и следить за разговором. Если что пойдет не так – сделай так, чтобы он забыл про то, что говорил с нами, и ушел по своим делам, хорошо?
– Ладно, – пробормотал я, несколько озадаченный: самый быстрый корабль эскадры опять повелительно взял меня на буксир.
Несколько секунд мы смотрели на ту часть коридора, которая была видна из нашего отсека. Прошла официантка – не наша, другая, чернокожая, но тоже с вырезом вокруг пупка.
– Фродо, а почему Хозяин один? – вдруг, сам не знаю почему, спросил я.
– Должен был остаться только один, – отозвался Фродо, выглядывая в коридор. – Они постоянно дрались, Хозяева. Как вид, они после какого-то момента в истории – на наше счастье, в очень древней истории – не могли выжить, потому что каждый мог накапливать жизненную силу только тогда, когда забирал ее у умерщвленного противника, а умертвить одного из них не так-то просто: единственный способ – отрубить голову у всех семи воплощений, или разрубить туловище поперёк, а иначе он возрождается. Ну, и вот был один… он, говорят, был среди них не самый древний и не самый сильный, просто очень удачливый… И семь тысяч шестьсот восемьдесят четыре года назад он встретился с последним из уцелевших, тот, говорят, был самый, самый древний и сильный… И тогда остался только один…
