Александр Орлик - Маскаль: Врата Ада
Тем не менее, я поднял автомат вверх и дал две короткие, по два патрона, очереди, уведомляя товарища о том что заметил его бой и спешу на помощь. В нескольких сотнях метров дальше меня раздалось еще два по два выстрела, и кто бы это ни был – любой помощник сейчас был бы кстати.
На базе, возможно, также заметили происходящее и наверняка насторожились – надо поосмотрительнее с той стороны, мелькнуло у меня в голове, кровь в висках стучала пульсом от быстрой ходьбы по опасной территории и в преддверии жестокой схватки со стаей кровожадных мутантов.
Я шел на выстрелы Патагеныча, которые то одиночно щелкали, то лились потоком, прерываясь на несколько секунд, когда он перезаряжал магазин винтовки. Дело явно было плохо, но он держался.
Мне оставалось перейти небольшую низину и пересечь пролесок, за которым отбивался Патагеныч, но неожиданно на еле видной в тумане тропе передо мной показались две крупные тени. Псевдособаки, лишенные как таковых глаз, прекрасно ориентировались в любое время суток, и считалось, что они видят гипертрофированно развитым «третьим глазом». Нюх у них также был на высоте, и двое здоровенных псов-разведчиков явно решили полакомиться мной, не делясь со стаей. Не издав ни единого звука, бесшумно, как в кошмаре, они одновременно рванули ко мне, ощерив большущие клыки. Присев на колено, я двумя короткими очередями разрывных пуль превратил их в скулящих и рычащих, захлёбывающихся кровью в агонии тварей.
Я смело перешёл на бег – было очевидно что мутанты бежали ко мне по этой тропе, значит, аномалий на ней не было.
На выходе из пролеска я увидел интересную картину: на небольшой поляне на возвышенности сидел огромный силуэт чернобыльского пса – очень похожего на крупную черную собаку мутанта с развитыми телепатическими способностями. Псевдопсы, не отличавшиеся интеллектом выродки Зоны, легко и с радостью принимали Чернобыльских псов в свою стаю на роль вожака, безропотно покоряясь силе его мыслительных директив.
Сейчас вожак, задрав голову к небу, вынюхивал что-то в той стороне где, по идее, находился Патагеныч.
Я мог бы одной длинной очередью завалить мерзкую тварь, но побоялся, что на той стороне может под очередь попасть Патагеныч, и решил зайти к псу со стороны. Не оглядываясь, пёс, который, очевидно, контролировал обстановку и вокруг себя, послал ко мне несколько здоровенных самцов, расстреливая которых, я потратил целый магазин. Пока я перезаряжался, он куда-то исчез, зато радостно проявил себя несколькими одиночными выстрелами Патагеныч.
Теперь, зная координаты друг друга, мы не были скованы в тактике боя, и я смело побежал к тому месту, где сидел вожак. Ему некуда деваться, мелькнула мысль – чтобы управлять стаей, он в силу небезызвестного собачьего закона, должен быть всегда «на высоте», обозревая местность и будучи доступен мысленному взору других тварей. Значит, он где-то там, и есть один надёжный способ узнать – где.
Не останавливаясь, я выхватил моё любимое, необычайно эффективное оружие – гранату-огнемёт с начинкой типа напалм. Не выпуская магазин шмайссера из левой руки, я правой поднес гранату к лицу и, сорвав зубами кольцо, со всего маху бросил её на поляну.
Громкий хлопок и сноп искр и капелек поражающего вещества разлетелись красивым салютом по поляне, высветив целую свору затаившихся в мелком кустарнике тварей – а ведь если бы у них были глаза, а не вечно полные гноя рудиментарные слепые щёлки на их месте, я бы их давно заметил – вскользь проскочила мысль. И в ту же секунду относительную тишину разорвал оглушительный вой, поднятый прожигаемыми напалмом, насквозь ранеными гранатой тварями. Тени заметались по подсвеченной искрами горящего напалма поляне, твари наступали на них лапами и взывали ещё более истошно и жалобно, часть – те которых гранатой накрыло посильнее – уже хрипели, испуская дух, прожженные насквозь во многих местах. В воздухе повис вонючий дым и стойкий запах палёного мяса. Стрельба со стороны Патагеныча стала реже, и я поспешил через кусты вправо, чтобы обежать поляну, ставшую для целой стаи мутантов-людоедов братской могилой. Пристрелив на ходу пару недобитков, я прорвался через кусты и выскочил на опушку, где на большом, с меня высотой камне сидел в напряжённой позе Патагеныч и, выцеливая, подстреливал кружащих вокруг камня тварей одиночными.
Завидев меня, твари переключились, обернулись и стали подбираться, но добить их вдвоём нам труда не составило – было очевидно, что их вожак либо погиб при взрыве боеприпаса, либо позорно бежал.
Не обращая внимание на скулеж и рык умирающих тварей, Патагеныч устало слез с камня и, не обращая на меня никакого внимания, потрусил к прогалине, на которой в светлеющем от рассвета тумане что-то светилось. Не желая ему мешать – вдруг всё таки его не столько увлёк артефакт, сколь желание сменить изгаженные со страху подштанники, кто же его знает? – я занялся снаряжением опустевших магазинов, осматривая местность на предмет обнаружения недобитков. Да и атрефактом тут можно было разжиться - Патагеныч был не тот человек, кто зря пойдет на полянку. Он давно жил в Зоне и знал много «рыбных мест». Дружба – дружбой, но денежки врозь, таков Закон Зоны.
Занятый мыслями и снаряжением рожков, я не заметил приближавшегося третьего фигуранта этих ночных событий, мысль о котором ушла на задний план под влиянием адреналина и азарта боя.
Сталкер явно был хорошо экипирован и снаряжён, но подходил, подняв вверх ствол автомата, демонстрируя мирные намерения. В неверном сумеречном освещении рассвета, он выглядел мощным и монументальным, его камуфлированный костюм с бронепластинами, отлично подогнанная разгрузка, НАТОвский шлем и высокий рюкзак выдавали в нем бывалого странника Зоны.
Не дойдя до меня шагов двадцать, сталкер закинул автомат на ремне за плечо, присел на землю около дергающейся в конвульсиях подстреленной твари, и, спокойно достав сигарету из кармана разгрузки, прикурил.
Свет зажигалки, озаривший на минуту его суровое лицо, не оставил у меня сомнений в его личности. Это мог быть только Хемуль собственной персоной.
Зная его по жизни на Периметре, я ни разу не встречался с ним в Зоне, но понимал, что мирные и дружелюбные за Периметром, сталкеры часто перевоплощались в суровых и безжалостных людей под влиянием обстоятельств, которые тут менялись ежеминутно.
Из тумана вынырнул силуэт Патагеныча. Он не подал вида, что заметил сталкера, устало и неторопливо подошел ко мне и наконец скинул на землю явно натрудивший плечи рюкзак. Сильно воняли обгорелые трупы собак, и к этому запаху добавлялась вонючая копоть догоравших после непереносимого жара напалма сухих кустов и мха.
Я сделал лучшее, что мог сделать в такой момент – скинул рюкзак, и, отстегнув крепление боевого шлема, положил его на траву перед собой, и вынул из бокового кармана рюкзака пластиковую баклажку со спиртом. Налив в большую, явно грамм на сто пробку, я молча протянул её в сторону Хемуля.
Он затоптал окурок, подошёл, отстегнул фляжку, и отвинтив крышку залпом влил в себя горючую жидкость, слабо крякнув. И тут же обильно запил водой из фляги.
Я снова налил подошедшему уже Патагенычу, и тот, смешно шевеля бородой, придавленной креплением каски и потому торчавшей вперед и помятой, залпом выпил, и, приняв флягу у Хемуля, шумно и обильно запил. Налив себе, я запил коротким глотком и передернулся – так крепок и заборист был Бульбашев спирт. Но – хорош, не придерешься. Подышали.
Костерчик весело потрескивал полусырыми хворостинами, но в низине, где мы молча единогласно решили встать лагерем, было не очень мокро. Туман рассеялся и взошедшее, пробивавшееся сквозь кружащиеся над Зоной облака солнце немного даже грело, что в этих суровых местах было явлением редким и радостным. Зима заканчивалась, если конечно можно было назвать зимой тот период легких заморозков, который иногда сменял вечную осень Зоны.
Раскинув в низине у костерка на свежесрубленных стволах осин – дрынах – кусок брезента, мы расстелили под ним спальники, развесив над кострищем промокшие от пота носки, и с молчаливого согласия Хемуля отдались такому важному и нужному делу, как короткий сталкерский сон.
Я проснулся мгновенно – Хемуль молча кивнул на Патагеныча, так и не снявшего шлем и лежавшего поверх расстёгнутого мешка огромной тушей, с топорщащейся вверх из-под крепежа подшлемника бородой. Хемуль так же молча завалился в свой мешок и мгновенно, как мне показалось, вырубился.
Была моя очередь дежурить, бодро и ответственно, и, быстро натянув мои любимые отменные рыбацкие сапоги, взведя затвор шмайссера и натянув на шлем капюшон куртки, я вылез из-под покрова брезента под мелкие холодные капли вечного дождя. Пара очередей по неосторожно пошевелившимся в кустах тварям ребят не разбудила, и дежурство моё прошло легко и бодро, благо что особую бодрость придавали мне воспоминания о такой жаркой и страстно желанной Айде, которая кротко ждала меня после каждого похода в Зону. В Зону, ставшую моим домом…
