"Фантастика 2024-104". Компиляция. Книги 1-24 (СИ) - Седой Василий
— Да я ж тебе подмогну! — улыбнулся Петр Василич. — Ужо отпишу грамотку о тягостном вашем положении и оскудении в пути…
— Прости, воевода, не могу. Да и до зимы ждать — никак нельзя. Уж год в пути — нам поспешать надо.
Воевода долго молчал, поглаживая бороду.
— Спеши, коли надобно… Ладнова, вечор приходи в Кремль — попируем мало-мало. И старшИну свою бери — всех угощаю. Роспись дьяки к завтреву сладят.
Боярин ушел, а Дурной осел слабо на ближайший мешок. Что хотел Шереметев? Заработать на чернорусских мехах? Или скомпрометировать его и захапать всё? Законы той поры беглец из прошлого помнил смутно. Но точно знал, что торговать кому попало, где попало да без уплаты специальных сборов в России нельзя. Для того есть специальные люди, сведенные в сотни, есть специальные дворы, ярмарки, где торговать можно. А уж торговать пушниной — это вообще была крайне зарегламентированная деятельность. Русское государство всеми силами стремилось заполучить пушнину себе и задаром.
И тут такое… Нет, нахрапистость и наглость Приклонского была Дурнову в разы милее «доброты» Шереметева!
Но на пир пошел. Как тут откажешь? Семерых спутников Большака усадили за общий стол, а самого Дурнова усадили подле воеводы. Рядом сидел высокий остроносый… дьяк. Так поначалу подумал Большак, но Шереметев удивил его, представив:
— Мой товарищ, Иван Иванович Стрешнев.
«Товарищ» — это значит, заместитель. Практически второе лицо в Тобольске. Стрешнев был заметно помоложе и одевался весьма скромно, почему, собственно, Дурной и принял его за дьяка. Товарищ воеводы оказался болтлив, много смеялся и сразу взял в оборот чернорусского гостя. Всё расспрашивал его о далеких землях, не только о Темноводье, но и о Китае, Чосоне, Ниппоне… И подливал да подливал вино в кубок Дурнова (а за воеводским столом действительно пили красное вино!).
За день волнений беглец из будущего придумал заготовочку, чтобы хоть как-то обезопасить себя и своих людей. Пора было пустить ее в ход.
— Петр Василич, Иван Иванович, научите дурака уму-разуму. Вот будем мы на Москве, а куда там лучше всего обратиться с нашим делом? Я ведь никогда в стольном граде не был и правил не знаю. Мы так подумали, что лучше всего в Посольский приказ. Мы же, получается, иноземцы…
— Ну, ежели рассудить, — лениво ответил Шереметев (он особо не задумывался, о чем говорил). — То подитя в Посольский…
— Вот и славно, что мы правильно придумали! — чересчур рьяно обрадовался Дурной. — А то гонцам-то уже поручили именно в Посольский приказ идти…
— Каким еще гонцам? — Шереметев опустил свою кружку.
— Которых мы наперед послали, — охотно пояснил Большак, радуясь уже искренне. — Мы как в Иртыш вошли и поняли, как медленно плывем, так я повелел взять лошадок, что мы из Енисейска везли, и послал вперед десяток казаков, до самой Москвы. А что, они налегке, ничего не везут, кроме нашего народного обращения к Государю. Да кроме описи даров. Думаю, они уже за Камнем.
За столом повисла тишина. Шереметев и Стрешнев переглядывались, не скрываясь. Был у воевод план. Был! И ложь Дурнова его явно портила!
За дальним углом стола кто-то, недовольный тишиной, затянул было песню, но заткнулся от толчка в бок.
— Эк поспешил ты, Сашко, — покачал головой Стрешнев, подливая вина в кружку Большака. — Инда я вот поразмыслил, и мнится мне, что не в Посольский вам приказ надобно. А в Сибирский.
Шереметев странно посмотрел на своего товарища, вздохнул, но согласился.
— И то верно. В Посольском примают послов от королей да ханов. А вы-тко кто? И Темноводье ваше — та же Сибирь. И нашей Сибирью станет. Верно же?
Дурной послушно кивнул.
— Ну, и який же тогда Посольский приказ? В Сибирский вам потребно, — Петр Василич лихо осушил свой сосуд.
— Эх, жаль, что гонцов не догнать уж, — изо всех сил расстроился Дурной. — Но вот доберемся до Москвы и сразу отправимся в Сибирский приказ.
— Угу, — стоически согласился Шереметев и махнул слуге: долей, мол. — До Москвы…
Пока неутомимый Стрешнев мучил Большака с Амура нескончаемыми вопросами, тобольский воевода что-то мозговал, попивая красненькое. Наконец, решившись, он наклонился к гостю и заговорил вкрадчиво:
— Слушай, чернорусс… Ну, коль дары невмочь тебе в оборот пустить, дай хоть что из вашего. Верно ведь, укрыли чевой-то — как же иначе? — Шереметев подмигнул. — Мусташка сторгует по лучшей цене. Рвешься на Москву? Езжай! Я твою долю опосля тебе сам возверну. Али на Москву пошлю с людишками. Мое слово верное, Сашко!
Вот же блин…
— Нет у нас ничего, Петр Василич. Только одёжа да оружие.
— Ну, будя! — рассмеялся Шереметев. — Зачем такое в лицо речешь? Я ж с тобой с вежеством обхожусь. За пазуху не лез, по сумкам не шарил…
— Не шарил, Петр Василич, — сжав кулаки, ответил Дурной. — И за то тебе моя благодарность. А вот енисейский воевода шарил. И дощаники наши чуть ли не по досочке разобрал. Или он об этом не писал?
— Не писал, — глухо ответил Шереметев. — От же дурень Приклонский! Спугнул…
Вино уже явно захватывало власть в голове воеводы. Он вяло водил мутными тяжелыми глазами из стороны в сторону. Задержался на Дурном. Сплюнул… И утратил интерес к гостю. Совершенно. Стрешнев по инерции еще поспрашивал гостя о всяком, но тоже угас, перестал подливать ему и сам погрузился в собственную кружку.
«Пронесло? — Большак переводил взгляд с одного боярина на другого. — Поломал я им планы? Или наоборот они на что-то решились?».
Посидев еще с часок, Дурной собрал своих людей, которым настрого запрещал напиваться, и отправился на выделенный черноруссам гостиный двор. Весь отряд просидел до самого утра со снаряженными пищалями — ждали подставу.
Глава 56
Совсем уже поздним утром — почти в полдень — к гостям явился дьяк с бумагами. Выдал им роспись, выдал грамоту воеводскую и молча развернулся.
— Нам-то что дальше делать? — спешно крикнул ему в спину Дурной.
— Не ведаю, — пожал плечами дьяк. — Мне велено токма передать.
— Так что, мы и плыть дальше можем?
Дьяк снова равнодушно пожал плечами и ушел, не прощаясь.
Через два часа барка с дощаниками отчалила от странногостеприимных тобольских причалов.
«Черт его знает, пропустят нас дальше или нет?» — мучился предводитель чернорусской «делегации». Впереди их ждал по-прежнему тяжелый путь дальше вверх по Тоболу, а затем по Туре. Тюменский острог странники проскочили, практически не останавливаясь. Лишь пополнили припасы, да потрясли перед местными чинами бумагами, которые уже в руку не влезали. До конца лета отряд добрался до Верхотурья, где располагалась, наверное, самая главная таможня России. Сюда стекались все караваны Сибири: купеческие и государственные. Иным путем возить пушнину и другие товары нельзя. Возили, конечно, но это был обвод. То есть, преступление. На Верхотурье досматривали строго, иных на гостиных дворах держали месяцами. Собственно, этого места Дурной и опасался более всего.
Но в Верхотурье их продержали не более двух дней. Местные дьяки просто не понимали, с каким аршином подходить к такой… «делегации». Вряд ли, это какие-то мошенники, выдающие себя за выдуманную Черную Русь. Слишком уж много у их Большака имелось грамот, составленных целым рядом приказных и воевод со всей Сибири. Да и сам караван оказался таким богатым… Какой жулик сможет столько собрать? Опять же, отряд в 120 пищальников внушал уважение; далеко не каждый острог может себе позволить столько служилых содержать. А эти — просто караван сопровождают.
Так что черноруссов пропустили, и проблемой оставался лишь выбор пути: спешиваться ли и идти за Урал Бабиновским трактом или плыть по Туре до упора, а там волоком перебираться на Чусовую. В первом случае идти придется более 200 верст, во втором — где-то с полсотни. Но Бабиновский тракт — удобная, обжитая дорога, а к Чусовой ведет суровый путь. После долгих раздумий Дурной выбрал тракт. Все-таки люди его сильно устали. Но главное — Бабиновская дорога вела к Соли Камской, городку, где, по словам местных, легко найти новые суда.
