Весь Фрэнк Герберт в одном томе. Компиляция (СИ) - Герберт Фрэнк Патрик

Это было ощущение нереальности — что-то похожее на чувство, охватившее ее в тот день, когда совет по колонизации сообщил им, что Хатчелы в числе избранных.

— Мы будем пионерами на планете С, — прошептала Маргарет. Но это не сделало окружающее более реальным. Она задумалась над тем, что испытывают сейчас остальные триста восемь колонистов. И что они думают относительно своего переезда в новый девственный мир.

Вскоре после отбора, когда всех их созвали в Уайт Сендз для предварительного инструктажа, молодой астроном прочитал короткую лекцию.

— Вашим солнцем будет звезда Гиансар, — произнес он, и голос его эхом отозвался в огромном зале, когда он указывал звезду на карте. — В хвосте созвездия Дракона. Ваш корабль будет шестнадцать лет идти в суб-макродрайве, чтобы пройти это расстояние от Земли. Вы, разумеется, уже знаете, что проведете все эти годы в анабиозе. Для вас все путешествие продлится несколько часов. Гиансар — звезда более холодная, чем наше Солнце. Однако планета С расположена к своему светилу поближе, и климат там мягче, чем на Земле.

Маргарет пыталась внимательно следить за словами астронома так же, как она делала это на всех прочих лекциях, но из всего сказанного остались только самые яркие моменты: оранжевый свет, более теплый климат, меньшая влажность. И ограниченный вес того, что дозволялось взять с собой семьдесят пять фунтов багажа на каждого взрослого и сорок фунтов на ребенка до четырнадцати лет…

Теперь, стоя в своей музыкальной комнате, Маргарет чувствовала себя так, словно это кто-то другой слушал лекцию. «Я должна быть взволнована и счастлива, — подумала она. — Почему же мне так грустно?»

В свои тридцать пять Маргарет выглядела на двадцать с хвостиком, имела хорошую фигуру и грациозную походку. В ее коричневых волосах проблескивали красные отсветы. Темные глаза, полные губы и твердый подбородок создавали впечатление скрытого огня.

Маргарет провела рукой по изогнутому краю крышки рояля, почувствовав выщербленку в том месте, где инструмент задел за дверь. Это произошло при переезде из Денвера. «Сколько же прошло времени? — спросила она себя. Восемь лет? Да… это было через год после смерти дедушки Мориса Хатчела… после того как он сыграл свой последний концерт на этом рояле».

Сквозь раскрытые задние окна Маргарет могла слышать свою девятилетнюю дочь Риту, наполняющую летний день звуками дискуссии о необычных насекомых, которые должны быть обнаружены на планете С. Ее аудитория состояла из приятелей неколонистов, благоговеющих перед славой их товарища. Рита называла планету исключительно «Рителла», именем, предложенным ею Службе Исследований и Дальней Разведки.

Маргарет подумала: «Если выберут Ритино название, мы никогда не услышим его окончания… в буквальном смысле!»

Осознание того, что целую планету могут назвать в честь ее дочери, заставило мысли Маргарет понестись по новому направлению. Она молча стояла в золотых тенях музыкальной комнаты, положив одну руку на рояль, принадлежавший отцу ее мужа, Морису Хатчелу — ЗНАМЕНИТОМУ Морису Хатчелу. Впервые Маргарет увидела что-то из того, о чем только сегодня утром говорили люди из службы новостей — что ее семья и другие колонисты были «избранными», и по этой причине их жизнь вызывала огромнейший интерес у каждого на Земле.

Она заметила на рояле коробку радара «глаз летучей мыши» своего сына и наплечную упряжь от нее. Это означало, что Дэвид был где-то рядом. Он никогда не пользовался коробкой поблизости от дома, где память служила ему вместо утраченного зрения. Коробка напомнила Маргарет, что надо передвинуть фильмоскоп в сторону, где Дэвид не споткнулся бы об него, когда вернется в комнату. Она прислушалась, размышляя, а не сидит ли Дэвид наверху, пытаясь облегчить электронное фортепиано, которое приготовили специально для условий космического полета. В мягких звуках дня не было и намека на его музыку, но ведь он мог и приглушить звук.

Маргарет вспомнила вспышку раздражения мальчика, завершившую сеанс общения со службой новостей перед самым ленчем. Главный репортер — «Как его звали? Бонауди?» — спросил о том, что они собираются делать с концертным роялем. У нее до сих пор в ушах стоял ужасный диссонирующий грохот, когда Дэвид обрушил свои кулаки на клавиатуру. Потом он вскочил и ринулся из комнаты — маленькая темная фигурка, полная бессильной ярости.

«Двенадцать, это такой эмоциональный возраст», — сказала она себе.

Маргарет решила, что ее печаль та же самая, что и у Дэвида. «Это разлука с тем, что тебе принадлежит… это отчетливое осознание того, что мы никогда не увидим эти вещи снова… что все, что у нас будет, это пленки да облегченные заменители». Ее охватила ужасная тоска. «Никогда больше не ощутить домашний уют, создаваемый столь многими вещами, пропитанными семейными традициями. Кресло Уолтера купили, когда обставляли наш первый дом. Швейную машинку привезла прапрабабушка Крисмен из Огайо. Огромная двойная кровать, сделанная специально под рост Уолтера».

Она резко отвернулась от рояля и ушла обратно на кухню. Это была белая облицованная кафелем комната с оборудованием черного цвета. Кухня-лаборатория, загроможденная сейчас грудами упаковок. Маргарет отодвинула в сторону папку с рецептами, лежащую на стойке рядом с раковиной. Она старалась не потревожить при этом клочок желтой бумаги, отметивший место, где она прервала копирование. Раковина все еще была завалена фамильным фарфором ее матери, приготовленным к космическому путешествию. Чашки и блюдца в специальной упаковке будут весить три с половиной фунта. Маргарет продолжила мытье посуды, размещая ее в паутинном каркасе упаковки.

На экране видеофона появилось лицо оператора.

— Резиденция Хатчелов?

Маргарет подняла над раковиной мокрые руки и ткнула в переключатель.

— Да?

— По поводу вашего вызова Уолтеру Хатчелу в Уайт Сэндз. Он все еще вне досягаемости. Мне попытаться еще через двадцать минут?

— Пожалуйста.

Экран погас. Маргарет ткнула в выключатель и продолжила мытье. Этим утром группа из службы новостей фотографировала ее за домашней работой. Ей было любопытно, как она и ее семья будут выглядеть на снимках. Репортер назвал Риту «подающим надежды энтомологом», а Дэвида представил как «Слепого пианиста-вундеркинда — одну из немногих жертв вируса ДРАМ, занесенного с необитаемой планеты А-4».

Со двора вошла Рита. Она была долговязым ребенком и не по годам развитым экстравертом. У нее были огромные голубые глаза, рассматривающие мир, пока ее собственные личные проблемы все еще дожидались решения.

— Я отчаянно голодна, когда мы будем ужинать?

— Когда я все приготовлю, — ответила Маргарет. Она с приступом раздражения отметила, что Рита обзавелась рваной паутиной в светлых волосах и полосой грязи поперек левой щеки.

«Зачем маленькой девочке увлекаться жуками? Это неестественно», подумала Маргарет и спросила:

— Откуда у тебя паутина в волосах?

— О, суккоташ! — Рита провела рукой по волосам, стерев возмутительную паутину.

— Откуда? — повторила Маргарет.

— Мама! Если кто-нибудь хочет узнать о насекомых побольше, то он неизменно сталкивается с подобными вещами! Мне только жаль, что я порвала паутину.

— Ну, а я огорчена, что ты до отвращения грязна. Ступай наверх вымойся и переоденься. Я не хочу, чтобы папа видел тебя в подобном виде.

Рита развернулась.

— И взвесься, — окликнула ее Маргарет. — Мне надо завтра сдать данные об общем весе нашей семьи за эту неделю.

Рита вприпрыжку выбежала из комнаты.

У Маргарет было отчетливое ощущение, что она слышала ворчливое «родители!». Звук детских шагов на лестнице стих. На втором этаже хлопнула дверь. Немного погодя Рита с грохотом скатилась по лестнице. Она вбежала на кухню.

— Мама, ты…

— У тебя не было времени, чтобы умыться, — проворчала Маргарет.

— Это Дэвид, — пискнула Рита. — Он выглядит странно и говорит, что не хочет никакого ужина.

Маргарет отвернулась от раковины, стараясь скрыть страх. Она по опыту знала, что Ритино «странно» может означать что угодно… буквально, что угодно.