КОМ: Казачий Особый Механизированный (СИ) - Войлошникова Ольга
— А как же! На среду же, только на полчаса позже.
— Ну-ну?
— Вот тебе и «ну»! Не был бы наш Виталий в тот день в Почтамте, бате телеграмму только завтра бы доставили. Да и тебе, наверное. Почтальоны-то в воскресенье выходные!
— Мы бы тогда точно никуда не успели!
— Если только военный курьерский не арендовали бы. Но не вариант, что тот сейчас в Иркутске.
— Вряд ли, — покачал головой Демид. — В пятницу делегация с нашего моторного завода во Владивосток улетела. Не вернулись ещё.
— Ну вот. Виталя велел мне в Иркутск гнать, вопрос с транспортом решать и тебя караулить, а сам он чуть позже батю привезёт. Утром к восьми двигаем до банка и снимаем всё, что есть. Чтоб по возможности лучшую модель взять. Оттуда — летим сюда. Мой «Бычок» в рейсе, завтрашний пассажирский западный нам не пойдёт, остановок у него больно много, прибытие в Омск в среду к вечеру. А вот у Демидова «Воздуха» завтра в девять отправление.
— Не успеем к девяти! — едва не запаниковал я.
— Ради такого случая, — чернобородый снова солидно кивнул, — я вылет придержу «по техническим причинам», не переживай. Загрузитесь — ребята сразу двинут, в пути чуть форсажу дадут, нужное время нагонят. Ваше в Омск прибытие в восемь утра. Правда, на погрузочную станцию, от неё до трофейной базы на пролётке часа полтора, но всё равно — ещё и с запасом явитесь!
Полночи я ворочался, переживал: как оно получится и получится ли? Вот странно: только вчера я про дирижабль тот знать не знал, а ещё утром сомневался: нужен ли он мне вообще — или ну его к ядрёне матери? А теперь весь в беспокойстве, чтоб не сорвалось.
09. НЕРВОЗНОЕ
МЧИМСЯ В ОМСК
Утром подскочил ни свет ни заря, не стал положенного времени дожидаться, нарядился в комбинезон, пошёл к Витале с Лизаветой, отец-то у них ночевал. К семи дотопал — а они тоже давно на ногах, чай пьют. Меня, естественно — за стол. От волнения кусок в горло не лезет.
Лиза подошла, чашку ставит:
— Ты успокойся давай. Голова соображающая нужна, попей вот, с мёдом да с настоем пустырника, для нервов полезно. Плюшку съешь, как на голодные зубы дела решать?
Отмахнулся я от плюшки, чай пустой проглотил. Не знаю уж, от мёда ли или от травы (а может, от того, что настойка была матушкина, на самогонке), но полегчало мне. В банк пришёл почти спокойно. Снял, можно сказать, всё. С четырёх военных годков, да с алмазными, да с процентами натикало тридцать тысяч девятьсот двенадцать андреек. На счету рубль оставил, чтобы не закрывать, остальное снял. Как всё это стопками выложили, я аж обалдел. Этаких деньжищ зараз я в жизни не видывал! Несколько гектар землицы можно было прикупить да домину на ней отгрохать со всеми пристроями и службами!
Снова накатили на меня сомнения… да отступили. Хозяин я своему слову или что⁈ Решили — покупаем дирижбандель! И точка!
Деньги сложил в походный сидор, из кабинетика вышел — смотрю, из соседнего батя с таким же сидором выходит, а через минуту и Афоня подтянулся.
— Понеслись, ребятушки! Полчаса осталось!
У крыльца нас Афонино ландо* ожидало с помощником на козлах — чтоб потом до дому-то экипаж доставить. Долетели до воздушного порта ласточками. Без трёх минут девять, даже отправку не задержим!
*Лёгкая четырёхместная повозка
со складывающейся вперёд и назад крышей.
Я выскочил, чуть вперёд не убежал — Афоня кричит:
— Илья, с поклажей помоги!
Смотрю: сзади в багажнике стоит аж четыре авоськи, все свёртками набиты да судками запакованными.
— Это чего?
— Харчи. Лизавета в дорогу собрала.
Я присвистнул:
— Не осилим.
— Ничё, много не мало, найдём кого угостить.
У подъёмника нас ещё два серьёзных господина встретили, оба в лётной форме.
— Знакомьтесь, господа, — представил Афоня, закрывая дверцу подъёмника и нажимая нужные кнопки, — это наши пилоты, Сергей и Дмитрий. Пока приглашены в разовый рейс, рекомендации самые наилучшие. Если сойдёмся характерами, — он многозначительно поднял брови, — будем говорить о постоянном контракте.
— Судя по выправке, с военным прошлым? — хитро прищурился батя, пожимая руки.
— Так точно! — хором ответили оба, а Сергей добавил: — Вышли по выслуге на пенсию. Вот, пытаемся влиться в гражданскую жизнь.
Хорошо, Афоня сообразил! Иначе где мы на месте людей найдём, чтоб дирижабли в Иркутск отогнать? Им, кстати, можно и часть провизии сбагрить, у обоих котомки скромные.
Загрузились. Полетели.
На борту «Воздуха» каюты были не столь комфортабельные, как в пассажирских дирижаблях, никакого, естественно, первого класса. Я вообще не уверен, что их можно было к какому-то классу отнести. Скорее, нечто среднее между вторым и третьим. Небольшие отсеки вроде поездных, на четыре полки каждый. В стене лючок круглый, навроде корабельного иллюминатора. Полки мягкие, обтянутые практичной искусственной кожей. Столик откидной — вот и весь комфорт. Нас с батей и Афоней поселили в отдельное купе, пилотов — в соседнее, в котором на оставшихся местах поочерёдно спали техники обслуги дирижабля.
Батя первым делом достал фляжечку и сказал нам с Афанасием:
— Вы как хотите, молодёжь, а я летать боюсь.
— Ну, тогда по пять капель не возбраняется, — согласился Афоня и выставил на стол три походные алюминиевые кружки, — наливай, бать.
Грамм по пятьдесят махнули, закусили, чем Лизавета послала, я немного посидел, потаращился на облака за иллюминатором — чувствую: плыву. Залез на верхнюю полку, сидор под голову сунул — и отрубился часов на шесть. Ночью-то почти не спавши!
Проснулся от разговора: Сергей с Дмитрием возвращали какую-то посуду со спасибами. Ага, поделился, значит, Афоня, не пропадут Лизины старания!
С полки свесился — внизу батя спит вполглаза. Тоже свой сидорок под головой. Лучше уж перебдеть, чем без кубышки остаться.
Увидел меня:
— Чё, Илюха, выспался?
— Так-то но.
— Ну, слазь, чай пить будем.
«Чай пить» в Сибири — это универсальное. И под завтрак подходит, и под обед, и под всякое время суток. Иной раз так чаю попьёшь, что по самое не балуйся обожратушки.
Сели чай пить, в очередной раз обсуждая, каких бы нам хотелось дирижаблей. То есть, в основном говорил Афоня, а мы с батей слушали, на ус мотали. Я так понял, Афанасий успел и с нашими пилотами обстоятельно переговорить, которые через знакомых про эту распродажу что-то слышали, и с командой дирижабля. Многое из услышанного, наверное, было чистой воды выдумкой, но что-то ведь и правда.
На мой взгляд, самой ценной информацией было известие, что надо в списке аппаратов обязательно коды сверять. Там такая длинная полоска циферок через чёрточки. Так вот, третья группа цифр — код сохранности. Оценка, грубо говоря. По стобалльной шкале, чем больше число — тем меньше ремонта понадобится. Техника-то трофейная, попадается и с повреждениями, и не все из них сразу в глаза бросаются. Купишь так поросёнка в мешке — и мучайся потом.
Я возмечтал, конечно, о цифири «100», но Афоня уверил меня, что подержанная техника, даже в идеальном состоянии, выше метки «95» получать не должна по правилам торгов.
— Ладно уж, проворчал батя, — на девяносто пять мы тоже согласные. Да и на девяносто, наверное. А, Афоня?
— Всё, что выше восьмидесяти — это почти идеальное состояние! — с жаром заверил тот. — Обычно списывают за износ отделки. Но хорошо бы, конечно, на месте уточнить…
Так и летели, пили-ели, разговоры разговаривали да спали.
Похоже, Демидовы работники жали, как говорится, на все педали, так что на Омскую погрузочную станцию мы примчали даже не в восемь утра, а полседьмого, опережая все расписания. Все три грузовых причала были пока заняты, но диспетчер разрешил высадить людей на малом пассажирском.
— Ну, прощевайте, господа хорошие! — раскланивались мы с Демидовскими воздухоплавателями. — Спокойного вам неба и лёгкого рейса.