"Фантастика 2024-42". Компиляция. Книги 1-21 (СИ) - Перемолотов Владимир Васильевич
Самым важным для него все-таки был грядущий политический кризис, а это письмо…
Дни канцлера Мерке сочтены, да и в любом случае это не его дело. Идти с этим к Гинденбургу?
Несколько недель, может быть, месяц, и все может поменяться. У нового канцлера появятся свои заботы, и вряд ли это будут заботы о глупых мыслях сумасшедшего ученого.
Ну, а если все-таки в письме есть смысл, то большевики доведут дело до конца. У них есть и люди, и деньги, и нет того контроля, который установили тут члены Сердечного Согласия. В этом случае их сотрудничество пойдет на пользу Германии. А если у русских что-то получится, то он, немец, узнает об этом и воспользуется их удачей.
Он уселся на место, уже имея решение. В конце-то концов, это справедливо! Ведь это изобретение немецкого ученого!
– Я бы на твоем месте послушался нормальных ученых… А чепухой пусть занимаются русские. Что, кстати, случилось с письмом?
– Как водится, перлюстрировано и задержано. Пока задержано…
Генерал глотнул кофе, глянул на старого товарища поверх чашки.
– А тебя не настораживает тот факт, что все это делается столь явно…
– Признаться, да… Но я думаю, что это от чудаковатости ученого. Они же как дети. Только и разбираются, что в своих приборах, а в жизни…
– Меня смущает и другое. Если о письме узнали мы, то вполне мог бы узнать и кто-нибудь еще…
– Враги?
– Конечно. Неужели ты еще не привык к мысли, что у Германии сегодня нет друзей?..
Восточная Африка
Февраль 1928 года
…Хоть и считалось, что вокруг зима, а на зимний лес это никак не походило. Все-таки Восточная Африка, а не Херсонская губерния.
С какой стороны ни смотри. Ни на лес не походило, ни на степь. Уж этого-то добра Гриша Бунзен, когда служил в Частях Особого Назначения, навидался.
Деревья тут, конечно, имелись, но лес не мог быть таким редким, а степь – такой заросшей. Потому и называлось это место и не так и не эдак, а совсем иначе – саванна.
Чем-то пряным пахло от этого слова, чем-то необычным…
Кучки то ли кустов, то ли деревьев негусто стояли посреди заросшей высокой – кое-где по пояс – жухловатой, тронутой зноем травы, покрывавшей землю до самого горизонта.
И уж совсем редко посреди этого зелено-желтого великолепия, поднимались настоящие деревья – баобабы. Гриша, как ни считал кубические сажени, всегда сбивался: такое срубить – и всю родную деревню можно на зиму дровами обеспечить!
У одного из них они и выбрали место отдыха.
Солнце поднялось так высоко, что уже не грело – жгло.
Для Гриши, сотрудника ОГПУ с пятилетним стажем, это была первая настоящая загранкомандировка. Формально, конечно, он уже покидал пределы СССР, когда в составе спецгрупп громил лагеря душманов в Иране и Афганистане, но то было как-то не по-настоящему – верхом, а то и пехом…
А теперь все иначе – пароход, паспорта, почти три недели плавания…
Может быть, это и было нескромно с его стороны, но он считал свою командировку вполне заслуженной, так как был уверен, что лучше других подходит для этого дела. Во-первых, он читал Майн Рида и Жокколио, а во-вторых, ему искренне хотелось освободить негров, угнетенных всяческими себастьянами перейрами и альвецами. Прочитанные в гимназической юности книги прорастали радикальными мыслями.
Правда, сразу, еще в Москве, сказано было, что в этот раз освобождать никого не придется, что это только рекогносцировка, но это был безусловный намек на будущее. Мировая Революция потому и называется Мировой, что ареной классовых битв станет весь мир, а значит, и этот кусок саванны. Будет! Будет у негров своя советская республика, только вот когда…
Товарищ Гриши, боец Федор Угольник, на деревянных ногах дошел до огромного ствола и присел прислонившись. Гриша проводил его взглядом. Тяжело товарищу…
Да не только ему – всем тяжело.
Их маленький отряд без особенного шума и без дипломатических околичностей (ну какая, скажите, в Африке дипломатия?!) высадился на африканский берег с парохода «Спартак» месяц назад.
Готовили экспедицию умные люди, поэтому вместе с людьми сгрузили и легкий самолет. В аэропланах Гриша не разбирался – понял только, что называется такая штука «биплан» и для взлета-посадки такому вот чуду природы нужно метров двести-триста ровной земли. Так, во всяком случае, объяснил командир, товарищ Малюков.
Замысел был прост.
Чем топать на своих двоих через половину Африки, они могли преодолеть, по крайней мере, половину пути атмосферой, вдалеке от ядовитых змей, ягуаров, крокодилов и британских шпионов. Недостатка ни в тех, ни в других, похоже, испытывать они не должны были.
А вот вторую половину им предстояло преодолеть-таки своими ногами, для чего в самолет погрузили все, что могло понадобиться при пешем переходе – провизию, оружие, медикаменты.
Вместе с моряками корабельной команды они за полдня расчистили на берегу площадку и – вперед. Взметя винтом песчаный вихрь, они оторвались от африканского берега и направились в глубину континента.
С посадкой сложностей возникнуть не должно было. Места в африканской степи хватило бы, как сказал командир, для всей авиации республики.
Биплан оказался пусть не комфортабельной, но вместительной машиной. Несколько бочек бензина на обратный путь, четырех человек со всем необходимым он занес сюда легко и быстро… Зато теперь вопрос, как отсюда выбираться, после случившегося-то… Самолет есть, а пилота – нет.
Да… В самом начале их было четверо…
Осталось – двое…
Командира и пилота, товарища Малюкова, пришлось оставить в подвернувшейся по пути деревне еще неделю назад. Заболел командир так, что видно было – дальше везти – потерять товарища. Григорий, взявший командование на себя, оставил его в надежде, что то, что не смогла сделать аптечка, сделает туземная медицина. Жили же тут негры спокон веку и не переводились…
А третьего товарища они своими руками похоронили вчера. Змея, гадина подколодная, и ведь не по земле, а откуда-то сверху, с ветки… Обвила горло, ужалила – и нет человека. Вечная память товарищу.
Смерть, конечно, никому не в радость, но что обиднее всего, так это то, что в целях секретности даже обелиск или фанерную звезду на могиле поставить нельзя. Раз тут они по секретному делу, то и следов не должно остаться ни при жизни, ни после смерти. Только камнем привалили, да начертил он, макнув пальцем в воду, пятиконечную звезду на камне. Поднялось солнце – и исчезла звезда, как и не было ее.
Он вздохнул и посмотрел на товарища. Кто знает, что после них останется… Может, и хоронить будет нечего…
А Федор был плох. В его желтых глазах зрачки смотрелись зернышками черного перца.
– У тебя лихорадка, товарищ. Хинин нужен… Или, на худой конец, джин…
– Джин? – слабо оживился Федор. – Да. Джин это хорошо. Только где ж тут его взять? Вот если только товарищ Малюков нагонит, может, у него первачом и разживемся. Тогда и полечимся…
Знахарь за лечение командира денег не взял, ни английских, ни советских. Пришлось оставить ему три литра спирта, в котором чернокожий доктор, как оказалось, хорошо разбирался. Кто ж знает, может, и впрямь поможет?
– Ты вон лучше туда погляди – красота какая!
Из марева, из дрожащей синевы невозможным образом появилась вершина. Та самая. Они уже второй день видели ее. Каменная громада Килиманджаро словно безо всякой опоры висела в воздухе. Темная синева, служившая основанием, постепенно приобретала коричневые оттенки, а вершина сияла ослепительной белизной, словно кто-то там рассыпал сто вагонов рафинада.
– Недалеко уже… – сипло сказал Федор, – дня два-три, как думаешь?
– Это как пойдет, – осторожно отозвался Григорий. – Какая дорога будет…. Если ничего не помешает, то, возможно… Выполним приказ.
Он старался не думать о том, что если Малюков все-таки погиб, то от оставленного самолета толку не будет никакого. А это значит снова мерить Африку ногами.
