Плач по тем, кто остался жить - Юрьев Сергей Станиславович
Все гораздо сложнее по всем линиям.
Возьмем только один вопрос – об образовании.
На 1921 год в Танну-Туве проживало около 63 тысяч человек, из них около 12 тысяч русских. Опустим пока вопросы русского образования, сосредоточимся на образовании тувинцев. Письменности на тувинском языке не существовало. Образование осуществлялось на монгольском и тибетском языке, обычно при монастырях. Поскольку 80 процентов населения – скотоводы, ведущие кочевой образ жизни, – это минус для их обучения.
Обучение в монастырях, то есть не светское образование – еще один минус.
Даже в 1930 году говорилось, что в республике «2 % грамотных на монгольском языке и то в верхушечной части, ламы, бывшие чиновники и т. п.».
«Осенью 1925 года в Кызыле организуются курсы по изучению русского языка с 38 слушателями и курсы по изучению монгольского языка с 150 слушателями». «В 1928–1929 учебном году в Туве действовали три школы первой ступени, где обучались монгольскому языку 160 человек».
Но обучали монгольскому опять же ламы.
Русское население Тувы – там дело обстояло лучше, на 1925 год приблизительно на 12 000 русского населения имелось 33 русских школы с двумя тысячами учащихся.
С 1925 года начала выходить первая тувинская газета, которая сначала называлась «Освобожденная Тува», потом название менялось. До 1931 года она выходила на монгольском языке, потом уже на тувинском. Араты покупали эти газеты, но, поскольку прочитать и понять, о чем там написано, было сложно, газеты складывались в сундуки до лучших времен, когда кто-то сможет прочесть и рассказать, что это значит.
И снова вернемся к ранее сказанному – в 1930 году всего ДВА процента грамотных, и то не на своем языке, а на своем вообще нет. И снова напомним про кочевую жизнь большей части народа. Даже звуковые фильмы только-только появились в СССР. Вот и попробуйте агитировать за кызыльскую власть. Впрочем, читатель уже видел, как сплошь грамотные казаки вскочили и побежали, услышав явно лживые рассказы о китайцах и французах.
И хорошо образованные Кузмин и Войтинский тоже проглотили чушь под названием «глубокое место между Питером и Кронштадтом» и не поморщились.
Но… «нет в мире таких крепостей, которых не могли бы взять трудящиеся, большевики. Не такие крепости мы брали в своей борьбе с буржуазией».
Как оказалось, таки можно.
Отвлекшись от проблем грамотности, нужно вернуться к проблемам военным, которые могли возникнуть в подобных условиях. Есть неграмотное население, привыкшее слепо верить аристократии и духовенству. Есть аристократия и духовенство, весьма недружелюбно относящееся к попыткам ограничить свое влияние. И есть объективная необходимость его ограничить. Например, когда на менее чем 70 тысяч населения и так уже есть 22 монастыря, а строятся еще четыре.
Есть зарубежные центры влияния, в том числе и множество бежавших за границу бывших белых, которые на новом месте не очень хорошо устроились. А на территории соседнего Китая есть своя «замятня» и свои войны. Например, китайский генерал Ма Чжаньшань был прижат к советской границе врагами и пересек ее, уйдя на советскую территорию с двумя тысячами солдат. Такая же армия на территории Танну-Тувы или Монголии стала бы куда опаснее, чем в Забайкалье. С учетом того, что Ма Чжаньшань был китайским мусульманином, визит его армии на чужую территорию мог стать катализатором религиозной войны. Для носителя же родового самосознания (то бишь большинства жителей) мировосприятие таково, что обиды его роду, совершенные когда-то, даже при подавлении Хемчикского восстания 1870-х годов – это не седая древность, это то, что вполне актуально. А таких клубков противоречий в Туве и Монголии было много.
И для ликвидации возможных проблем требовались специфические люди. Например, Виталий Примаков, Петр Щетинкин, Тарас Юшкевич. «Люди длиной воли», способные на очень нестандартные решения в очень нестандартных ситуациях и при нехватке сил.
В Туве же вооруженные силы были очень немногочисленны, поэтому на подавление Хемчикского восстания 1924 года пришлось собирать добровольцев, поскольку условные вооруженные силы тогда насчитывали около 25 человек. После этого началось формирование армии Тувы, сначала из кавалерийского эскадрона, потом он был развернут в дивизион, то есть два сабельных эскадрона, а в 1932 году – уже кавполк из пяти эскадронов. Впрочем, даже в июне 1941 года в ТНРА числилось около пятисот человек.
В 1930 году произошло новое Хемчикское восстание. А немного позже, но в том же году, начались волнения среди русского населения.
И повстанцы-араты говорили, что, «агитация повстанцев среди населения сводилась к тому, что Панчен-лама с миллионным войском занял Улан-Батор, а МНРП уже разбита (похожие слухи, не имеющие под собой никакого основания, распространялись во время подготовки и проведения восстания и в Западной Монголии). Революционная партия существует лишь в Кызыле, ее можно быстро ликвидировать. Повстанцы утверждали, что не только они подняли восстание, что они объединились с Монголией и Тибетом. По их словам, под конфискацию попадут все хозяйства – и бедняцкие, и зажиточные.
Конфискованное имущество предназначается для обеспечения голодных русских, которые живут в городе. Цель конфискации – разорить тувинское население. Лучше свое имущество и скот раздать аратам, чем кормить голодных русских. Якобы некоторые богачи уже начали раздавать беднякам шубы и скот [1]. Мятежники подчеркивали: в Туве хотят ликвидировать религию и насадить животную мораль. Лишенные избирательных прав будут убиты или высланы за границу. Всех участников Хемчикского восстания 1924 года и лиц, причастных к нему, а также всех шаманов и лам ждет неминуемая смерть».
Восстание 1930 года длилось с марта по май и было подавлено. Общее число восставших составило до 270 человек, то есть по численности сопоставимо с вооруженными силами Тувы.
Вдохновителей восстания якобы не нашли. Хотя параллель между лозунгами восстаний 1930 и 1924 годов вполне существует. Хотя есть и добавление про армию Панчен-ламы. Подобное бросилось в глаза не только читателю, но и местным силам. Был арестован тот самый Буян-Бадырги, которому и было поставлено в вину то, что и в 1924 году потворствовал и сотрудничал с повстанцами, и сейчас…
Теперь читатель может проделать мысленный эксперимент и вспомнить про события с отрядом Подтелкова. То есть разгорается восстание под влиянием провокационных слухов, что-де власть собирается совершить нечто совершенно гнусное и надо браться за оружие, чтобы гнусность не реализовалась. Для красоты слухи приправляются легкой примесью чего-то реального, но можно и совсем без реализма, как с китайцами и французами у Подтелкова или с Панчен-ламой и миллионной армией его.
Внезапно оказывается, что та самая антисоветская агитация и пропаганда (статья 58–10) – это не невинное словоблудие, а деяние с последствиями, исчисляемое в сотни и тысячи жертв. Пример с не менее, чем сотней жертв – это то самое уничтожение отряда Подтелкова и Кривошлыкова – 87 жертв сразу, и кто знает, сколько потом, как из-за восстания, так и позднее, в порядке статьи 58–13 и аналогичных решений. Пример тысяч – ниже будет рассказано про Хубсугульское восстание 1932 года, где число погибших определено как восемь-десять тысяч.
Прошло два года и вспыхнуло новое восстание (оно же Тере-Хольское). Началось оно весною 1932 года, причем к восстанию примкнули и люди из Монголии (а там в этом году развернулось свое восстание, названное Хубсугульским).
Но 7 июля 1932 года тувинское правительство отправило в Кунгуртуг кавалерийский эскадрон, к которому присоединилось свыше ста добровольцев. После боя с правительственными войсками в Сайгале повстанцы раскололись на две группы. Одна из них двинулась в сторону Тере-Холя, другая – в глубь Сайгала. Правительственные войска тоже разделились на два отряда для преследования бунтовщиков. В скором времени терехольский отряд нанес удар по преследуемым мятежникам. На поле битвы остались 78 погибших повстанцев, два пулемета, свыше ста винчестеров и кремневые ружья. Остальные повстанцы отступили на территорию Монголии [2]. К августу восстание считалось подавленным.