Жить стало лучше, жить стало веселее! - Широков Алексей
Так что в итоге пообщались мы достаточно мило. Не буду врать, несколько раз циничная натура подбивала меня вставить комментарий с места, особенно когда заходила речь про направляющую роль партии, борьбу с мировым империализмом и буржуазией и построение коммунизма во всем мире, но я с честью выдержал это испытание, ни разу не раскрыв рот. Во-первых, потому что обещал Лизе, а во-вторых, это бы отрезало мне возможность продвижения своего продукта. А мне очень нужно было, чтобы о Птичке узнало как можно больше людей.
– Пойдем, – подошла ко мне Елизавета, когда пионеры и комсомольцы потянулись на выход, а я устроился у стены, чтобы им не мешать. – Семен, скажи честно, у меня проблем не будет?
– Откуда же я знаю? – откровенно удивился я. – В принципе, не должно, но жизнь штука вообще непредсказуемая. Вдруг вон сейчас лепнина отвалится да по голове попадет. Или поскользнешься на ровном месте. А еще…
– Балабол, – хмыкнула девушка, но вроде успокоилась. – Чего в гости не заходишь? Катька уже вся извелась, думает, ты про нее забыл.
– Не страшно вам, Лизавета Батьковна, козла в огород пускать? – не удержался я от шпильки. – Ведь поматрошу сестренку и брошу. Жениться мне еще рано, а ей тем более. А гулять, взявшись за руки, я не привык, знаете ли.
– Знаешь, оно, может, и к лучшему будет, – огорошила вдруг меня неожиданной репликой комсомолка. – Возраст у нее уже такой, одни парни в голове. Пусть лучше с нормальным начнет, а не с каким хулиганом да алкашом. А ты хоть и болтун, но человек надежный. Ты сестренку не обидишь.
– Ну ты, мать, даешь, – сказать, что я был в шоке, это ничего не сказать. – Ладно, потом на эту тему поговорим. Я как-то пока не готов к такому.
– Все вы так говорите, – отмахнулась девушка. – Все, пришли. Семен, очень прошу, давай без глупостей.
Я ничего отвечать не стал, лишь кивнул. В помещении, куда мы зашли, было прилично народу. Космонавты общались с какими-то чиновниками явно из партийцев городского, а то и областного уровня. Рядом стояли дети, из привилегированных, которых родители и привели поговорить с кумирами в более приватной обстановке. И хоть, с одной стороны, это выглядело не очень красиво, отдавало мажорством, но с другой – дети рвались пообщаться не с удолбанными в хлам говнорокерами или накачанными силиконом дурами, возомнившими, что умеют петь, а с настоящими героями. Даже девочка Лена, впервые собиравшаяся лететь, уже была настоящим, без дураков, образцом для подражания молодежи, и в этой роли она мне нравилась гораздо больше, чем американские полуголые шлёндры или мужики в трусах поверх штанов.
До нас очередь дошла далеко не сразу. Вместе с нами скучал невзрачный мужик в цивильном костюме, от которого за версту несло конторой. Оно и понятно, не то чтобы космонавтов надо было защищать, каждый из них был энергетом, минимум в ранге КМ, но порядок есть порядок. Для меня же его присутствие ничего не меняло, даже наоборот, прятать от КГБ я ничего не собирался. Мало того, рассчитывал на помощь комитета, потому что без них в СССР продвинуть соцсети будет просто нереально.
– Приветствую, – капитан экипажа, не чинясь, протянул мне руку. – Значит, хочешь стать космонавтом? Для энергета это проще, чем для не прошедшего инициацию, но все равно требуется хорошо учиться.
– Честно говоря, нет, – я крепко, но без попыток померяться силами, пожал протянутую ладонь. – Я человек сугубо земной и на небесные выси не замахиваюсь.
– Тогда зачем ты здесь? – неподдельно удивились Конопленко и Краснова, а может, и монгол тоже, но у того по лицу хрен что угадаешь.
– У меня к вам предложение, – я сразу взял быка за рога, чтобы не тянуть время. – Как вы смотрите на то, чтобы расширить аудиторию и сделать ваше общение с людьми, интересующимися космосом, постоянным?
– Это каким образом? – по глазам капитана было понятно, что он устал, а скорее задолбался, но при этом космонавт был безупречно вежлив и не позволял себе резких выражений. – Извини, но я не представляю, как это возможно.
– Все просто, – я достал из кармана телефон. – Мы разработали приложение для массового общения, Птичку. Суть очень простая, вы пишете сообщение размером максимум в двести сорок знаков, а все, кто подписан на вас, его видят и могут отвечать. Вот представьте, выглядываете вы в иллюминатор, а внизу Самара. И вы пишете в Птичку, мол, привет самым красивым девушкам Союза, пролетаем над вашим городом. Или, опять же, пролетаем, мол, над дружественной Монголией. Привет доблестным труженикам страны. Это я утрирую, конечно, но в целом туда можно выкладывать свои мысли, наблюдения, результаты каких-нибудь экспериментов из тех, что не секретные. Типа картошка дала всходы, скоро на Луне зацветут сады. Что-то в этом стиле. И те, кто интересуется космосом, будут с интересом читать о вашей жизни на станции. Это даст им огромное ощущение вовлеченности, будто вы где-то рядом, вот они, а не летаете за много километров над землей.
– Хм, – на секунду задумался капитан. – Идея, может, и интересная, но, честно говоря, вряд ли у нас найдется время на все это.
– А я бы попробовала в свободное время, – как я и думал, на возможность показать себя повелась девушка. – Товарищ капитан, разрешите попробовать? Уверена, это будет полезно и интересно многим ребятам, мечтающим стать космонавтами.
– Разрешите вопрос, – возле нас вдруг нарисовался скучающий до этого особист. – А что, если кто-то в вашей этой Птичке напишет что-нибудь… скажем так…
– Контрреволюционное, – закончил я за него. – А вот, чтобы такого не случилось, чтобы не писали оскорбления, провокационные посты и прочее, нам бы пригодилась помощь комитета. У нас уже есть фильтр, позволяющий не пропускать сообщения определенного толка, но уверен, что в управлении «И» найдется гораздо более полный функционал. Вот и пусть обкатают его на нашей Птичке. Это им крайне пригодится в будущем.
– Это вы о чем, молодой человек? – подозрительно прищурился чекист.
– О том, что на Западе популярность стремительно набирают социальные сети, примерно такие, как наша Птичка. – Я принялся разжевывать прописные истины для меня, которые местные не понимали, потому что не сталкивались с ними раньше. – И молодежь, наша и стран Варшавского договора, рано или поздно с ними познакомится. Если бы не договор от две тысячи первого года о едином стандарте для мировых сетей, еще был бы шанс надежно оградить жителей СССР от тлетворного влияния Запада, но сейчас поздно, желающий всегда найдет лазейку, не так уж плотно мы от них закрыты. А попав в западные социальные сети, увидит пропаганду их образа жизни. Яркого, завлекающего, манящего вседозволенностью. И те, кто послабее характером, могут на это повестись. Значит, надо что?
– Надежно закрыть доступ, – ожидаемо отреагировал особист, – чтобы ни одна…
– Неверно! – невежливо перебил его я, но не жалел об этом. – Запретами ничего не добьешься, и наше партийное руководство это прекрасно понимает. Недаром у нас вполне официально доступна и западная музыка, и фильмы. Не все, но тем не менее. Правильным решением будет создать свои соцсети, в которых появятся наши лидеры мнений, люди, за которыми следят миллионы и к кому они прислушиваются. И доблестные советские космонавты – это прекрасный вариант. Социальные сети сделают их ближе к народу, к простым жителям. Мальчишкам и девчонкам, которые тоже захотят стать космонавтами, а, не прости господи, рэперами или там фешэн-блогерами. Нужно не запрещать, а возглавлять и направлять. Ковать свое оружие в информационной войне. А уверяю вас, в двадцать первом веке стычки в сети будут даже более горячими, чем в реале. Война за умы и души в чистейшем виде.
– Какая молодежь у нас развитая, а, товарищи? – хлопнул меня по плечу Конопленко. – Уже стоят на страже родины и смотрят в будущее! Молодец! Настоящий комсомолец! Давай сюда твою Птичку. Обещать, что она полетит на станцию, не буду, это надо еще с инженерами пообщаться, посмотреть, есть ли под это ресурсы, сам понимаешь, космос – дело серьезное. Но сам ознакомлюсь.