Владимир Колышкин - Combat
"Боже, что я делаю! – чуть не плача, думал штурман. – Если Гулям узнает, что я его дурачу, он меня зарежет. И правильно сделает. Надо было сразу отказаться".
Наконец, титаническая работа была завершена. У Фалда дрожали колени от такой гимнастики, а лошадиное его лицо приобрело еще большую лошадность.
– Когда мы будем знать точное время, – сказал Зальц, – мы легко можем определять, в каком из двадцати шести секторов находится Земля. Угол её восхождения и синусоиду движения относительно плоскости эклиптики…
– В шесть часов заговорит ра-радио! – сказал Гулям, икая от радости и запел на древний ориентальный манер: В шесть часо-о-о-ов! В шесть ча-а-а-со-ов!
Хорнунг, прищурив глаз, приподнял уголок рта. Рулады Гуляма не ласкали слух. Казалось, что некоему коту прищемили в дверях хвост.
– Хорошо бы сейчас поесть, – сказал Фалд, щелкая по-волчьи лошадиными зубами.
Команда "Орла" только сейчас почувствовала зверский голод. С самого утра у них во рту не было хлебной крошки. Капитан вспомнил, что он так и не съел свой завтрак, только выпил стакан апельсинового сока. А ребята и того не глотнули. Так закрутились события.
– К ужину вы опоздали, – сказал Гулям. – Теперь надо ждать утра. Но если вам дороги ваши желудки, Гулям не советует есть тюремную пищу. Отравитесь. Здешние повара – такие шакалы! Гулям заррррэзал бы их, честное слово торговца!
– А что ж мы будем есть? – упавшим от голода голосом, спросил Зальц, большой лакомка.
– С голоду не помрете, это обещает вам Гулям из Мадаса. Он в незаплаченном долгу перед вами. Все, что его, теперь ваше. Питаться вместе будем, – сказал бородач, иногда допуская ошибки в произношении.
Он подбежал к стенному шкафу, выгреб оттуда жестяные банки консервов, вывалил все на стол.
– Вот, тут мясо, а это компот из персислив и виги. Как раз по банке на рыло.
Зальц провел трясущейся рукой по лицу, проверяя, похоже ли оно на рыло, и чуть не укусил себя за палец от голода. Он схватил банку и стал вертеть ее, ища способ открыть. Гулям показал, как это делается: отогнул и дернул за кольцо. Консервы стали само-разогреваться и само-открываться, источая божественный аромат, от которого текли слюнки и сводило скулы. Вдобавок к этому пиршеству запаха в центр натюрморта "Ужин в тюрьме" Гулям выставил вазочку из дерева (другие материалы запрещены) и насыпал туда из большого бумажного кулька черно-коричневых вязко лоснящихся фиников. Еще была зелень. Гулям вспрыснул ее чистой водой из пластиковой бутылки, и зелень ожила, засверкала прохладными росинками.
Увидев воду, Хорнунг посмотрел на свои руки и ужаснулся. На лица друзей лишний раз смотреть было не обязательно, особенно на физиономию штурмана, перепачканную землей, пропитанную пороховой копотью, гарью. За время заключения на корабле все это потекло, как плохой грим у артиста, игравшего роль в абсурдистской пьесе.
– Всем мыться! – приказал капитан.
Команда разделась до трусов и, помогая друг другу, вымылась под краном. Вода была теплой и ржавой. Но удовольствие от купания значительно превышало отвращение к грязной воде. К тому же щедрый торговец выделил им кусок душистого мыла. Заливая пол камеры, они фыркали, как жеребцы на реке.
Вытершись дырявыми полотенцами, они сели за стол.
– Угощайтесь, драгоценные, чем Аллах послал, – пригласил к пиршеству гостеприимный хозяин камеры, разламывая на части большую лепешку. – Завтра Агана должна еще принести передачку. Тогда гульнем! Йех! Когда выпутаемся отсюда, Гулям примет вас у себя дома, такой достархан накроет! Пальчики скушаете! Вы пробовали когда-нибудь мабур-хабур, запеченный на хамже? Нет? А Забу-кебаб с домашней лапшой? А газированный мед с мандарой? Нет? А лепешки ладу-мукхар? Моя четвертая жена, Лавара, печет их на антигравитационной сковороде, объедение!
Тарелок не было, ели прямо из банок. Ложек тоже не было, вместо них были палочки из дерева. Команда "Орла", любившая китайскую кухню, умела с ними обращаться.
– Нам крайне неудобно, что мы вас объедаем, – сказал капитан, выплевывая в кулак косточку от кисло-сладкой виги.
– Для меня большая честь принять таких людей, – вскинув руки, сказал Гулям. – Кушай, дарагой, не взглядывая ни на что. Агана еще принесет, сколько надо. Это моя временная жена в здешнем городе, – пояснил торговец и поведал историю своего ареста.
Гуляма аль Бабака и т.д. задержали на центральном городском рынке. Формально – за антисанитарные условия рабочих мест его многочисленных продавцов и оказание сопротивления властям. А на самом деле, одному проверяющему чиновнику показалась малой ежемесячная взятка. Цены растут, сумма взятки остается прежней, чиновник желал бы откорректировать ее в сторону увеличения. Гулям уперся. Гулям и так выплачивает слишком много разным шакалам. За визу плати. Налоги плати, аренду плати, грузчикам плати, продавцам плати… Электрику дай, пожарнику дай… Местному авторитету отстегни. Неместному тоже иногда надо кинуть мал-мал, чтоб не поджег… Таможенному инспектору на лапу дай, торговому инспектору дай, санитарному инспектору дай… Себе в убыток торгую, честное слово!
– Ох, как я вас понимаю, – сказал Фалд, выцарапывая палочками из банки ароматные мясные волокна. – Инспектора – это такие сво…
– Нам тоже пришили сопротивление, – перебил Хорнунг товарища. – Очевидно, здесь это стандартное обвинение.
– Шакалы! – вскричал свое любимое ругательство хозяин камеры. – Слава Аллаху, что Гулям здесь чужеземец. А то бы они его совсем сожрали, как своих торговцев. Не понимают выгоды! Гулям кормит их население, сами они ни на что не способны, кроме как пить настойку из мухоморов. Ведь с голоду подохнут, от "атавиминоза" распухнут, если Гулям уйдет с рынка!
Поев, они от души поблагодарили хозяина за великолепный достархан,[2] постелили матрасы и простыни и легли спать. Гулям прочитал намаз наугад и тоже лег, ругая шакалов.
– А что здесь свет никогда не выключается? – спросил Зальц.
– Не положено, – проворчал Гулям сонным голосом и указал пальцем на волчок в двери. – Попка должен видеть, не творим ли мы что запрещенное…
Хорнунг отвернулся к стене, но коснувшись носом пахнущей хлоркой наволочки, лег на спину, положив согнутую в локте руку на глаза. Подумал, что он в первый раз в жизни лег, не почистив зубы. Надо было хотя бы прополоскать рот. Но вода в кране такая желтая и вонючая, что об этом не может быть и речи. Хорнунг несколько раз провел языком по зубам, с наружной и с внутренней стороны, надеясь, что слюна смоет вредный налет.
Расслабившись, он стал погружаться в дремоту, как в болото. Убрал руку с глаз и по привычке просунул ее под голову. Под веками затрепетал свет от ламп, как мотылек, бьющийся в оконное стекло. Хорнунг достал из кармана комбинезона, лежащего на лавке, носовой платок, сложил его вчетверо и прикрыл им глаза. Наступила благодатная темнота.
Часть третья
КАТОРГА
1
– Подъем, джентльмены, подъе-е-ем! Вставай, падаль, хватит дрыхнуть! Побудка касается всех! Поторапливайтесь, лодыри, поторапливайтесь: ваш ждет утренняя баланда и любимая работа, ха-ха-ха!.. Здесь вам не курорт, а каторга! Эй! федеральная шваль, особое распоряжение нужно?
– Заткни пасть, – вяло окрэгзнулся капитан Хорнунг, сползая с лежанки.
– А вот это видел?! – прохрипел погоняла и потряс плетью-восьмихвосткой, металлические шарики на концах которой с треском щекотали друг друга электрическими разрядами.
Хорнунг смотрел на охранника, изредка помигивая нижними веками. Внешне он казался спокойным, но погоняла уже успел убедиться, что стоит за этим нордическим хладнокровием – всесокрушающая ярость. Недаром Хорнунга в первый же день пребывания в лагере прозвали берсёрком.
– Ты мне плетью перед лицом не махай. Я тебе не животное. Я человек!
– Забудь об этом. Для тебя же лучше. – менее агрессивно ответил охранник Парпар. – На ближайшие пять лет ты – крэг.
Поддержать своего капитана подползли Фалд и Зальц. Обеспокоенный надсмотрщик попятился, выпрыгнул из окружения и дал стрекача в своих антигравитационных сапогах. В дверях тормознул, оглянувшись, насколько позволял механоскелет, зло бросил опасной троице:
– Вот подам на вас рапорт за то, что создали группу, живо расформируют по лагерям.
– Давай, дядя, отчаливай, – хищно щелкая клювом, прокрэгал Зальц.
Немногословный Фалд промолчал. Его больше занимало другое: он тщетно пытался нащупать на своем новом лице любимые бакенбарды. Но его неуклюжая, похожая на ласту, лапа лишь царапала когтями по морде, покрытой костяными бляшками.
По прибытии на планету Крэгар тюремного челнока и распределения осужденных по зонам экипаж "Орла" старался держаться вместе, и пока им это удавалась. Надолго ли, кто знает? Главное, не встревать в разборки между каторжниками, не спорить с "паком" – старостой барака, не возражать "шишкарю" – бригадиру отряда, не ругаться с охраной, не совершать ничего противоправного. Но, Боже мой! Как трудно иногда сдержаться, когда всякий, кто мало-мальски силен, пытается унизить твое человеческое достоинство. Но если даже ты сумеешь укротить свои чувства, уклониться от конфликтов, никакой гарантии нет, что твой внутренний крэг не выкинет какую-нибудь штуку, пока ты спишь. Ведь никогда не знаешь, что у него на уме. А расхлебывать то дерьмо, которое он заварит, придется тебе.
