Артур Крижановский - Новый порядок
Благодаря вам появляются все эти Наполеоны, Гитлеры и Сталины, а миллионы обманутых людей распевают знакомую песню: «WIR MARSCHIREN WEITER WENN ALLES IST SCHERBEN FELLT…».[6] И с каждым разом цена избавления от вызванных вашими усилиями чудовищ становится для человечества все более дорогой. А теперь, возможно, наступило время, когда оно так и не сможет избавиться от вызванного вами к жизни монстра.
Стоун был раздавлен. И все же это был очень сильный человек. Он нашел в себе силы ответить Романцеву.
– Вы выдвинули против меня чудовищные обвинения, – глухим безжизненным голосом проговорил Стоун. – Я не буду с вами спорить. Возможно, вы правы. Если это поможет делу, я готов всю вину за случившееся взвалить на свои плечи. Я готов также исправить допущенные ошибки, если такая возможность еще существует. Но вы забыли сказать о себе.
Настал черед Романцева удивленно вскинуть брови.
– Вы считаете себя поборником правды, – продолжил Стоун, – отважным рыцарем, сражающимся на стороне Сил Добра. Раз за разом вы посылаете вызов многочисленным негодяям, но те не торопятся вступить с вами в открытую схватку. Вы уже давно заметили, что на этом ристалище сражение ведется не по правилам. Ваш вызов попросту игнорируют, а ваши рыцарские доспехи и гордый, полный презрения к окружающим взор заставляет всех этих негодяев содрогаться от хохота. Вы остались одни на этом забытом ристалище, где уже давно не проводятся поединки. Ваши латы успели заржаветь, пока вы ожидали, что кто-нибудь поднимет брошенную вами перчатку. Поймите же, наконец, люди давно забыли, что такое честный поединок. Вы нелепы и смешны. Вы даже нелепее Дон Кихота, тот хоть сражался с ветряными мельницами, а вы торчите, словно истукан посреди заросшего ристалища, и извергаете с высоты своего гордого одиночества пустые слова. Да, пустые слова. Потому что правда, которую вы изрекаете, никому не нужна. За ней ничего нет. А если есть, то за этой правдой скрывается либо Стоун, либо Авторитет.
– Крепко вы мне врезали, – признался Романцев. На смену раздражению, вызванному словами Стоуна, пришло понимание, что во многом он прав. – Продолжайте, Стоун.
– Но вот приходит время, и вы понимаете, что миру наплевать на вас, вашу правду и ваши рыцарские доспехи. Вас перестают замечать или показывают на вас пальцами, как на юродивого. Но они ошибаются. Вы не юродивый. Вы даже хуже юродивого.
– Почему? – спросил Романцев.
– Потому что вы – VESRERUM MUNDI EXPECTANS…
– Ожидающий заката мира, – эхом отозвался Романцев.
– Правильно, – кивнул Стоун. – Но даже этого самого заката вы не в силах дождаться. Вы так устали от собственных пророчеств и так возненавидели отвергнувший вас мир, что готовы пустить себе пулю в лоб, не ожидая предсказываемого вами конца света.
– Что же мне делать? – мрачно спросил Романцев.
– Бороться, – ответил Стоун. – И исправлять собственные ошибки. Кто, кроме нас, этим займется?
– Хорошо, Стоун. Я берусь за эту работу. Я сделаю все, что в моих силах. Я снимаю рыцарские доспехи. Отныне для меня не существует никаких правил, кроме одного – я должен найти Авторитета. Но сделаю это я не ради вас или себя, а ради ваших внуков и своих детей. Мы совершили столько ошибок, что не имеем права на существование. Если нам не удастся найти и обезвредить этого человека, мы должны уйти. Вы понимаете, о чем я говорю?
– Понимаю, – глухо ответил Стоун. – Я принимаю ваше условие.
– Обещаете не забыть наш уговор?
– Да, обещаю.
– Пора начинать охоту на Зверя.
Часть 2
Vexilla regis…[7]
1
Погода была ненастная. Вертолет натужно карабкался вверх, затем проваливался в очередную воздушную яму, заставляя Романцева пожалеть о каждой выкуренной сигарете. Романцев не стал спрашивать Стоуна, как тот собирается доставить его в секретный бункер. Эта сторона дела его не заботила. Вскоре он догадался об этом сам.
Чтобы хоть как-то отвлечься от приступов дурноты, Романцев принялся вспоминать концовку разговора. Он был резок в суждениях и не всегда справедлив, но Стоун заслуживал такого отношения. Последние четверть часа он отвечал на вопросы Стоуна, который хотел убедиться, что Романцев понял все правильно. Затем он поинтересовался, сколько людей знает, что они с Ураевым живы.
– Об этом знаю один только я, – ответил Стоун. – Инсценировав вашу гибель, я надеялся получить преимущество первого хода в этой опасной игре.
– Как это вам удалось? – недоверчиво спросил Романцев. – Ведь кто-то же обеспечивал мою доставку?
– Слишком долго рассказывать, – махнул рукой Стоун. – С вами соприкасалось минимальное количество людей, и они знать не знают, с кем им приходилось иметь дело. Спросите лучше Ураева, он в курсе всех подробностей.
– А где гарантии, что кто-либо из нас не находится под воздействием Авторитета?
– Их не существует, – сказал Стоун. – Но кое-какие меры предосторожности все же предприняты.
– Например?
– Сегодня мы проверили всех основных участников операции на предмет…
Стоун замялся, подбирая нужное выражение.
– Понимаю, – кивнул Романцев. – Меня не забыли проверить?
– С вами все в порядке.
– А как насчет вас?
Стоун улыбнулся и покачал головой.
– У вас появились первые признаки паранойи. Но я вас хорошо понимаю. Да, я прошел тест-контроль. Кукловод еще не добрался до меня. Пора. Вы отправитесь через десять минут.
Они вернулись в помещение, где прошла большая часть их разговора. Стоун по-прежнему держал в руках чемодан. Он поставил его на стол и извлек из внутреннего кармана ключ.
– Вы знаете, что находится в этом чемодане?
– В инструкции об этом есть подробные сведения, – ответил Романцев. – Не представляю даже, сколько он может стоить…
– Ему нет цены, – кивнул Стоун. – С помощью этого чемоданчика можно взорвать весь мир. Или наоборот, спасти его.
Он протянул Романцеву ключ.
– Второй ключ у Ураева.
– В инструкции сказано и об этом.
Стоун подвел Романцева к креслу, через спинку которого был переброшен длинный черный плащ с капюшоном, чем-то напоминающий сутану монаха. Он вытащил из рукава плаща черный шерстяной шлем и помог Романцеву натянуть его на голову. Затем Романцев надел плащ, застегнулся на все пуговицы и накинул капюшон. Теперь он ничего не видел, поэтому Стоун пришел нему на помощь. Он защелкнул на запястье Романцева специальный браслет, соединенный с ручкой чемодана.
– Я готов, – глухо произнес Романцев. Ему было трудно дышать сквозь плотную маску, и лицо сразу же покрылось потом.
– Я буду за вас молиться, – сказал Стоун и взял его под локоть.
– Вы лучше позаботьтесь о моей семье, – буркнул Романцев.
Романцева под локти подхватили еще чьи-то руки, и Стоун больше не произнес ни звука. Несколько раз перед ними с легким шипением открывались двери, затем они довольно долго поднимались в лифте. Исходя из этого факта, Романцев решил, что резиденция Стоуна находится глубоко под землей. Возможен и другой вариант. Вертолет мог сесть прямо на крышу здания. Пока Романцев размышлял над этим, его вывели на свежий морозный воздух и помогли забраться по трапу в вертолет.
Обороты двигателя резко упали, и вертолет мягко коснулся земли. Чьи-то руки отстегнули широкий ремень, которым он был пристегнут к креслу. Романцев прикинул в уме, что полет занял примерно сорок минут. Подошвы ног ощутили мягкую подушку снежного покрова. Все происходило быстро и без единого слова. Его передали в другие руки. До ушей Романцева долетел грохот винтов, поднявших в воздух тяжелую машину. Романцев и его проводники прошли сквозь открывшуюся с характерным легким шипением дверь, миновали еще одну и наконец оказались в кабине лифта. Романцев успел сосчитать до тридцати, когда лифт остановился и он услышал чей-то смех.
Человека, который умеет так заразительно смеяться, он знал. Это был Феликс Ураев.
– Извини. В этом одеянии ты похож на странствующего пилигрима, – сказал Ураев, помогая Романцеву разоблачиться.
– Меня сегодня все обзывают, – проворчал Романцев и с легкой иронией посмотрел на Ураева. – Сразу займемся выяснением отношений или отложим на потом?
– Отложим, – улыбнулся Ураев и протянул руку. – Добро пожаловать в преисподнюю, Романцев.
Романцев с сомнением посмотрел на ладонь Ураева, перевел взгляд на открытое улыбающееся лицо и обменялся с ним крепким рукопожатием.
Ураев был на два года старше Романцева, но выглядел значительно моложе своих лет. Он чем-то неуловимо походил на Стоуна. То же сочетание силы, интеллекта и респектабельности. Оба придирчиво относились к собственной внешности и подбору гардероба, кроме того, у них была схожая манера поведения. Если бы Романцев не знал родителей своего друга, он мог бы подумать, что отцом Ураева является Стоун. Но это было чисто внешнее сходство. Хотя Ураев и умел действовать быстро и жестко, иногда даже жестоко, до Стоуна ему было далеко.
