Ханну Райаниеми - Фрактальный принц
Глаза юноши сверкали почти религиозным восторгом, а у Таваддуд по коже побежали мурашки, и, когда сестра прервала астронома, она даже обрадовалась.
— Все это сейчас не имеет значения, — сказала Дуни. — Кто бы к нам ни прибыл, вы начнете с Алайль. Ты передашь посланнику временные Печати и проводишь его во дворец Советницы. Вас будут ждать. Все Кающиеся там из Дома Соарец, они сочувствуют нашему делу, как и наследник Советницы, Салих. Пусть посланник проводит какие угодно расследования — я сомневаюсь, что он сумеет добиться больших успехов, чем Кающиеся. Но будь осторожна: мы пока не хотим беспокоить остальных Советников известием о прибытии нашего гостя. — Она снова повернулась к молодому человеку. — Что нам известно о Сумангуру?
— Ну… наши сянь-ку их побаиваются. — На атар-экранах появились изображения темнокожего мужчины с выбритой головой и шрамами на лице. — Если то, что нам известно об оригинале, близко к истине, то на это есть серьезные причины. Он избежал обработки в загрузочном лагере в возрасте одиннадцати лет. Сделался лидером федоровского [20]движения в Центральной Африке и единолично справился там с торговлей гоголами. — Юноша облизнул сухие губы. — Все это, конечно, произошло до того, как он стал богом.
Дуньязада бросила на Таваддуд мрачный взгляд:
— Похоже, вы должны неплохо поладить.
Теперь она жалеет, что насмехалась над Дуни. А сестра этого не забудет.Таваддуд пришлось выслушать рассуждения об альянсах между сянь-ку и василевами и инструкции о том, как следует обращаться с кольцом джинна Кающихся, которое молодой астроном дал ей для защиты. Она получила Тайные Имена на случай крайней необходимости и Печать для посланника. В стенах Базы все это кажется ей абсурдом, бессмысленной возней муравьев, пытающихся постичь замыслы богов. От усталости и тревоги начинается головная боль.
На платформу, где стоит Таваддуд, обрушивается поток света, несущий группу из двадцати человек — недавно загруженные гоголы в черной форме Соборности. Их бритые головы блестят от дождя, и бедняги вздрагивают от каждого порыва мыслевихря, от каждой вспышки сканирующих лучей. Их опекает Василев — невероятно привлекательный молодой блондин быстро переходит от одного к другому, похлопывает по плечу, что-то нашептывает на ухо.
Все они пристально смотрят на целеуказатели для сканирующих лучей — простые металлические круги на полу, и только один худощавый юнец украдкой бросает на Таваддуд голодный и виноватый взгляд. Юноше наверняка не больше шестнадцати, но из-за впалых висков и сероватого оттенка кожи он выглядит старше. Его посиневшие губы сжаты в тонкую линию.
Зачем ты пришел в храм, где проповедовали идеи Федорова, Великой Всеобщей Цели и бессмертия?размышляет Таваддуд. Возможно, тебе сказали, что ты особенный, не тронутый диким кодом. Тебя научили особым упражнениям, чтобы подготовить мозг. Тебе говорили, что любят тебя. Что ты никогда больше не останешься в одиночестве. А теперь тебя мучают сомнения. Тебе холодно под дождем. Ты не знаешь, откуда грянет гром, грозящий тебя уничтожить.Таваддуд улыбается ему. Ты смелее, чем была я,говорит ее улыбка. Все будет хорошо.
Юноша распрямляет спину, делает глубокий вдох и после этого смотрит прямо перед собой, как и все остальные.
Таваддуд вздыхает. По крайней мере, она все еще способна говорить ложь, которая нужна мужчинам. Возможно, посланник не слишком отличается от всех остальных.
Воздух начинает гудеть, словно натянутая на барабан кожа. Эфирные создания под куполом приходят в движение и постепенно сворачиваются в воронку. Сверху раскаленным пальцем огненного бога опускается тонкий луч. Таваддуд ощущает на лице жар, словно из печки. Луч мечется взад и вперед, как будто что-то пишет в воздухе. Она крепко зажмуривается, но свет проникает сквозь веки, становясь красным. Затем все заканчивается, но перед глазами остаются блики. Когда зрение полностью восстанавливается, Таваддуд видит стоящего на платформе человека с лицом одного из богов Соборности.
Таваддуд кланяется. Мужчина резко поворачивает голову, и взгляд его бледно-голубых глаз с крошечными точками зрачков ощущается как удар хлыста. Его кожа даже темнее, чем у Таваддуд, и только шрамы, пересекающие нос и скулу, выделяются пурпурными штрихами.
— Господин Сумангуру Бирюзовой Ветви, — обращается к нему Таваддуд, — позвольте мне от имени Совета мухтасибов приветствовать вас в городе Сирр. Я, Таваддуд из Дома Гомелец, избрана быть вашим провожатым.
Она произносит слова Печати и воспроизводит ритуальные жесты мухтасибов. В атаре ее пальцы чертят в воздухе бледно-золотые буквы. Они целым роем кружатся вокруг эмиссара Соборности, льнут к его коже, и на мгновение все его тело покрывается огненной татуировкой, которая складывается в уникальное имя, соответствующее Печати и известное только мухтасибам. Затем буквы бледнеют и исчезают, но в атаре видно, что Сумангуру окружен неярким золотистым ореолом.
Гость вздрагивает и смотрит на свои руки. Его широкая грудь тяжело вздымается под безликой черной формой Соборности, которая на его теле кажется нарисованной.
— Я предоставила вам одну из наших Печатей. Она защитит вас от дикого кода на семь дней и ночей, — поясняет Таваддуд. — Надеюсь, этого будет достаточно для расследования.
Кроме того, голосование по модификации Аккорда состоится уже через два дня.
Ноздри Сумангуру раздуваются.
— Благодарю вас, — отвечает он. — Но в провожатом нет необходимости. — Он говорит медленно и гулко и при этом причмокивает, словно пробует каждое слово на вкус. — Я полностью проинструктирован и способен выполнить задание самостоятельно. Если понадобится, я свяжусь напрямую с Советом.
У Таваддуд начинает пощипывать шею. Новобранцы и Василев замерли на платформе и смотрят на Сумангуру с подобострастным ужасом.
— Вероятно, здесь какое-то недоразумение. Совет считает, что…
— Конечно, недоразумение. Я больше не хочу вас задерживать.
Сумангуру делает шаг вперед. Он возвышается над Таваддуд на две головы. Подобно самой Базе, он создан по другим меркам. Его кожа такая же темная, как пол, и капли дождя как будто совсем не задерживаются на ней. У Таваддуд громко бьется сердце.
— Но город может показаться вам странным, — говорит она. — Кроме того, вы не знакомы со многими обычаями…
— У вас возникла проблема. Скажите своим хозяевам, что я ее решу. Разве этого недостаточно?
Он так резко отталкивает Таваддуд в сторону, что той кажется, будто ее ударили. Под левой ключицей вспыхивает жгучая боль, и от толчка девушка теряет равновесие и падает. Из глаз сыплются искры.
Таваддуд дипломат. Глупая девчонка.
Она трясет головой, стараясь разогнать туман. В неловкости движений Сумангуру ей чудится что-то знакомое. Внезапная догадка едва не заставляет ее улыбнуться.
Сумангуру бесстрастно смотрит на нее сверху вниз, а затем намеревается уйти, но взгляд Таваддуд его удерживает.
— Это странно, не правда ли? — спрашивает она.
— Что?
Он едва заметно разворачивается к ней.
— Джинны рассказывают, что становятся другими, когда получают тело. По их словам, вскоре после этого возникает страстное желание. Вам, должно быть, непривычно ощущать тело после долгого перерыва. Как будто вылили в другую форму. — Таваддуд пытается подняться. — Сянь-ку говорили мне, что повторное обретение плоти — это редкая привилегия для вашего народа.
— Сянь-ку много чего говорят, — отвечает Сумангуру. Его губы по-прежнему упрямо сжаты, но в глазах Таваддуд замечает нечто новое. Внимание. Любопытство. — Плоть — это враг.
Он медленно протягивает руку и помогает ей подняться. Пожатие чересчур крепкое, но рука у Сумангуру теплая.
— А вы изучили своего врага? — Таваддуд морщится от боли в груди и скрипит зубами. — Я изучила.
Она намеренно допускает нотки страдания в голосе.
Сумангуру хмурится.
— Вам… больно?
«Говори на их языке, — учил ее Кафур. — И рассказывай красивые сказки».
Таваддуд изо всех сил бьет его по лицу, по изуродованной шрамом щеке. Ощущение такое, словно она ударила статую, и она с трудом удерживает крик от обжигающей боли в руке. Сумангуру вздрагивает, делает шаг назад и растерянно поднимает руку к лицу.
— Уже нет, — отвечает Таваддуд, сжимая ноющие пальцы. — Мне неизвестно, откуда вы пришли, Сумангуру Бирюзовой Ветви, — негромко произносит она, — но вы не знаете плоть так, как знаю ее я, и не знаете историй, которые она рассказывает. А Сирр — это город историй, облеченных в плоть. Сможете ли вы их услышать? Учили ли вас этому в губернии?
Сумангуру слегка наклоняется и всматривается в ее лицо, словно ищет в глазах свое отражение. Таваддуд отводит взгляд, заинтересовавшись ложбинками его шрамов, необъяснимо красивых на фоне идеально гладкой кожи. Она чувствует его тепло. Запах его дыхания навевает воспоминания о механизмах, двигателях и оружии. Молодой человек в оранжевом говорил, что в Сирре сверхчеловеческие тела Соборности тоже беззащитны перед диким кодом, но Таваддуд сомневается в истинности его слов.
