Сурен Цормудян - Последние пассажиры
Эстонец так и не смог доползти до своего ящика. Хотя, возможно он полз к жилищу Родьки. Она опустилась на колени возле избитого тела и плакала, обняв голову мертвеца.
– Прости меня! – причитала девочка, убаюкивая голову мертвого Ваффена. – Родненький, прости! Я не хотела чтобы так… Не хотела! Прости! Миленький! Ваффик! Зайкин! Прости меня!
Жиган через окно посмотрел на эту душераздирающую сцену и вздохнул.
– Ну… Сам виноват… Так уж вышло…
– Да уж. Так вышло. – Угрюмо проговорил Клим, не сводя глаз со Щербатого. – А теперь здесь еще и радиация.
– Нда… И нас осталось всего трое, – кивнул Жиган.
– Двое, приятель. Нас осталось двое. А ты один.
– Что? – Жиган уставился на Клима. – Это как понимать?
– А так и понимай. Я забираю Родьку, и мы уходим. Наши пути расходятся. Ты парня ни за что угрохал, а он даже не сопротивлялся. И я больше знать тебя не желаю.
Клим вышел из вагона и зашагал по перрону станции. Но Жиган догнал его и, дернув за плечо, развернул к себе лицом.
– Может, потрудишься объясниться, а?!
– Что я должен тебе объяснять, Жиган? То, что о девочке буду заботиться я и только я?
Жиган угрожающе ухмыльнулся.
– Мне бы очень хотелось знать, что именно ты имеешь ввиду. Я ведь давно заметил, как ты на нее смотришь. И тебе совсем начхать, что ей пятнадцати еще нет. Что она еще ребенок! А теперь ты с такой отеческой заботой заявляешь, что забираешь ее, и наши пути расходятся. Боишься, что я и тебя за педофилию отделаю, как Ваффена?!
– Я не педафил. Я педагог!
– Какая хрен разница, урод! Она еще ребенок! – воскликнул Жиган.
До Родьки донесся этот возглас. Она притихла и уставилась на двух, пока еще живых людей оставшихся на станции.
– Ребенок? Я в школе работал. Знаешь, чего я там насмотрелся от этих детишек?! Рассказать тебе, как под лестницей в школе во время урока уборщица застукала восьмиклассницу, делающую минет двум десятиклассникам, а третий снимал это с ее ведома на камеру мобильника!? Рассказать, как парни угощали малолеток сигаретами, набитыми шалфеем, а потом снимали на те же мобилы, что с этими тупыми овцами творилось? Рассказать, как на выпускном девки обоссавшиеся раком стояли на школьном газоне и блевали, перепившись самогона или спирта! Рассказать, как часто находили в раздевалке спортзала использованные презервативы и шприцы? Рассказать, что только за последние перед войной полгода в нашей школе семь учениц сделали аборты, и двум из них не было еще пятнадцати! Рассказать, что среди этих детишек было девять диагностированных алкоголезависымых. И одному из них всего двенадцать! А три десятиклассника плотно сидели на героине! Я не говорю уже про коноплю, пиво и просто сигареты и десятиэтажный мат из их поганых глоток! Пиво они пили у входа с утра, перед уроками. Иногда на переменах! Вырождавшиеся ублюдки! Нет никаких детей. Дети только в яслях и были. Даже в детсадах уже не дети и уроды какие-то! А Родька, сколько тут жила, ни разу не притронулась, ни к сигаретам, ни к алкоголю, хотя этого было в достатке. Она чистая и здоровая! И потому и выжила в отличие от всего того сброда, что сразу передох! Она с головой и толковыми понятиями в голове!
– И поэтому ты решил, что ее надо трахнуть?! – засмеялся зло Жиган. – Небось, и в эту умную голову тоже, ага?!
Клим шагнул в сторону Жигана и свирепо посмотрел в его глаза.
– Я же сказал. Она чистая и здоровая! Сколько, по-твоему, сгорело в ядерном огне людей? Три миллиарда? Пять? Сколько мы видели чужаков за последние месяцы? Вообще ноль! Людей остались единицы и надо выживать! Сейчас не те времена, когда надо смотреть на совершеннолетие по паспорту! Родька плодоносная и сможет родить нормальное потомство. А потомство – ключ к выживанию нашего вида! Но сейчас такое время, что в любой момент любой из нас может подхватить нежданно-негаданно радиацию, как Щербатый. И тогда все! Ее надо оплодотворить, пока она здорова, сильна и молода! Даже если она не захочет сразу, я сделаю это ради будущего нашего вида. А потом она все поймет!
Родька почувствовала, как невероятно холодный ужас сковал ее тело. Она, выпучив глаза на Клима, слушала его триаду, и не верила своим ушам.
– Ты извращенец и насильник! – прорычал зло, скалясь, Жиган.
– Я не насильник! Я педагог и знаю подход к детям! Я знаю, что со мной она будет в безопасности и примет свою миссию, так как надо! Уж кто-кто, а я смогу ее уговорить! И я окружу ее заботой и любовью…
– Ты! – Жиган расхохотался. – Ты, жалкое отребье! Она может, здорова и чиста и у нее хорошие гены! Но ты! Слабак и ничтожество!
– Заткнись! – Клим сжал кулаки.
– Да какие у тебя самого гены?! – продолжал Жиган. – Ты в армии оказался тряпкой и отравил себя язвой, чтобы свалить со службы! Ты не мог найти нормальную мужскую работу и пошел как баба в школу на нищенский оклад! А теперь ты постоянно загибаешься с дырой в желудке! И выблюдки у тебя такие же будут!
– Замолкни!!!
– А теперь, чмо, выслушай меня! – и в руке Жигана блеснул нож. – Я не сломался и отслужил. Я много добился в жизни! И у меня была жена и куча любовниц! А знаешь почему?! Да потому что так было угодно природе! Я носитель чистых и здоровых ген и мать природа желала, чтобы я сеял их в каждую смазливую дыру! Эволюция вида, твою мать! А ты на что способен?! Припер косметику, чтобы девка накрасилась и радовала твой глаз?! Ты даже понятия не имеешь, что нужно молоденькой сучке!
– Что?…
– А я разбудил ее нутро! Я заставил ее думать не башкой, а другим местом! Именно я заставил ее думать о том, с кем бы перепихнуться, подкинув ей эти журналы!!!
– Что-о?!…
– И именно благодаря мне она себя пальчиками теребила последняя время, а не благодаря твоей убогой педагогике!!!
– Так это ты?! – воскликнул Клим, – Ты подбросил ей журналы и следил…
– Я!!! Я хитер и силен! Я самого Саныча одолел!
– Ты убил его?!
– Именно Я!!! Старый козел сказал, что видел того, кто подглядывал! На кой хер мне свидетель?! Ну, кто бы мог осилить этого лося?! А я осилил! У меня ХОРОШИЕ ГЕНЫ! И я не только сильный, но и хитрый. Я подставил этого неудачника Щербатого, потому что он постоянно торчит на станции в этом вагоне и мог бы видеть и помешать мне увести девку отсюда, подальше от вас всех, чмошников! А если я хитер, значит успешен! И я хороший добытчик! Я лучше тебя еду добывал! Я добыл, починил и спрятал броневик, чтобы убраться отсюда с этой бабой! А что ты можешь, вафёл?!
Родька смотрела на них и видела двух диких и страшных животных, готовых вцепиться друг другу в глотки и биться до смерти только ради того, чтобы добраться до ее тела. И никого не интересует, что по этому поводу думает она сама. Ей стало невыносимо страшно и холодно. Она на четвереньках подползла к навеки замершему составу электропоезда и нырнула под вагон, с ужасом обхватив стальную ось руками и зажмурившись, просила всевышнего спасти ее…
Жиган этого удара в челюсть не ожидал. Он рухнул на перрон и выронил нож. Тут же попытался кинуться к своему оружию, то Клим навалился на него всем своим весом и стал молотить.
– Ты не получишь ее, сука! Она моя!
Они сцепились в дикой, яростной схватке, где тот, кто уступит, не будет иметь права на жизнь. И каждый из них это понимал. Но приз за победу не менее сладок, чем роковая горечь поражения. Приз за победу тело молоденькой девчонки.
А молоденькая девчонка с ужасом наблюдала, как эти звери рвут друг на друге волосы. Одежду. Сворачивают яростными ударами кулаков носы. Выбивают зубы. Рассекают в кровь лицо, делая друг друга все менее привлекательными для любой женщины, не только для несовершеннолетней девственницы. Но им ведь наплевать, привлекательны они для нее или нет. Любой из них, выйдя из смертельной схватки за самку победителем, возьмет ее силой. И эта мысль холодила кровь в жилах. Но Родька боялась бежать. Она боялась высунуться из своего мнимого укрытия. Страх сковал ее. И она смотрела на этих двух хищных животных, схватившихся в своей «брачной» дуэли.
Оказалось, что «чмошник» Клим совсем не уступает Жигану ни по силе мускул, ни по той ярости, с которой он старается избавиться от соперника. Было совершенно неясно, кто выйдет из этой отвратительной битвы победителем. Они кидали друг друга об пол. Вколачивали кулаками. Потом отлетали от ответного удара. Пинали тяжелыми ботинками, один из которых, что на ноге Жигана, был испачкан в белой масляной краске. Ломали друг другом деревянные ящики, которых на станции было навалом. И продолжали рычать и орать.
– ОНА МОЯ!
Однако всего одна деталь, которая попала в поле зрения девчонки, заставила ее взглянуть на двух негодяев совершенно иначе. Да. Они показали сейчас свою звериную суть. Но это не плотоядные хищники, какими они предстали перед ней вначале. Это тупорылые травоядные антилопы-гну, которые пасутся, жрут и дерутся рогами за самку только для того, чтобы вскармливать своими тушами настоящих плотоядных хищников. И именно на плотоядного зверя, вперившего свой взгляд приготовившегося к охоте льва в двух копытных и безмозглых существ она устремила сейчас свой взор.
