Сергей Дмитрюк - Зуб кобры
— Конечно, конечно! — оживился Краснощекий. — Хотя правительство и не одобряет широких связей с Землей, товарообмен с Трудовым Братством чрезвычайно выгодное дело.
Я согласно кивнул, давая понять, что целиком разделяю его мнение в этом вопросе.
— У вас интересный акцент, — мой собеседник задумчиво посмотрел на меня. — Вы, должно быть, с Южного материка?
— Да, вы правы. Я живу и работаю в южной столице. Фармацевтическая фирма «Кирон Делукс». Может быть, слышали?
— Как же, как же! Наслышан! — обрадовался Краснощекий. — «Лучшие лекарства в мире»?.. А я всего лишь мелкий торговец: женские украшения, кулоны, медальоны и прочее. Моя продукция интересует землян, как они сами говорят, с точки зрения истории ремесленничества прошлых времен. — Он вздохнул, покосился на меня и вдруг, с ловкостью фокусника, извлек из кармана пиджака цепочку с медальоном в виде обнаженной девушки, расчесывающей длинные распущенные волосы. Протянул его мне:
— Интересуетесь?
Я взял у него медальон и повертел его в руках. Вещица была весьма искусно сработана из серебра, и юная Афродита выглядела совсем как живая. Усмехнувшись, я вернул ее владельцу.
— Что вы, что вы! — воскликнул он, останавливая мою руку и возбужденно блестя глазами. — Примите это от меня… в подарок. Маленький сувенир по случаю нашего знакомства.
Я пожал плечами и спрятал вещицу в карман. Краснощекий остался доволен собой, развалившись в кресле и наблюдая за движением звезд в иллюминаторе.
Причалив на Орбитальной без особых происшествий, мы покинули челночный корабль, чтобы перейти на пассажирский ракетоплан коммерческой фирмы «Трансгалактик», корабли которой составляли половину Звездного Флота Сообщества. Он стоял на восьмой причальной полосе Стартовой, предназначенной для гостевых кораблей, окрашенный в темно-синий цвет, с широкими продольными полосами лазури, и был похож на громадную хищную птицу.
Впрочем, внутри салон оказался весьма уютным, с тремя рядами удобных кресел, кондиционерами и микроклиматом.
Я отыскал свое место в ряду других кресел, как раз у широкого овального иллюминатора, и тут обнаружил, что моим соседом снова оказался Краснощекий. Это обстоятельство, видимо, весьма обрадовало его. Он улыбнулся мне, как старому знакомому, и с явным облегчением опустился в свое кресло, отирая лицо безразмерным платком.
Овальная дверь в начале салона открылась, и из штурманской рубки появилась хорошенькая стюардесса, сразу же привлекшая внимание Краснощекого. Она была в серой, на молниях, полурасстегнутой униформе «Трансгалактика», туго обтягивавшей ее рельефную фигуру.
Краснощекий проглотил слюну.
Стюардесса объявила, что ракетоплан готовится к старту и пассажиров просят пристегнуть ремни.
Все, как по команде, принялись выполнять ее просьбу, излишне суетясь и спеша. Стюардесса танцующей походкой расхаживала между креслами, помогая менее расторопным и одаряя всех обворожительными улыбками. Когда она проходила мимо нас, Краснощекий шумно вздохнул и, склонясь ко мне, доверительно признался:
— Терпеть не могу летать! У меня все время болит голова и тошнит так, что сил нет.
Я протянул ему небольшую коробку с лекарством, предусмотрительно положенную Громовым в мой багаж.
— Универсальное средство нашей фирмы. Гарантирует полное отсутствие отрицательных ощущений во время полета.
Краснощекий трепетно взял коробочку из моих рук и вынул из нее стеклянный пузырек с таблетками.
— А как оно действует? — поинтересовался он, высыпав содержимое пузырька на ладонь.
— Очень просто. Вы принимаете таблетку этого снотворного и спите весь полет, испытывая при этом приятные ощущения и красочные видения.
— И только? — воскликнул Краснощекий. — Признаться, я ожидал чего-то необычного. Знаете, эти современные препараты, типа амолина или наркотики?
— Нет, ничего подобного мы не производим. Это дешевый ширпотреб. — Я брезгливо поморщился. — А тут универсальное средство, одобренное всеми медиками и Академией здоровья. Удобно и надежно!
— Действительно, — согласился Краснощекий, — что может быть надежнее сна?! И сколько их нужно съесть? — Он кивнул на горсть оранжевых пилюль у себя на ладони.
— Одну.
— Всего-то! — Краснощекий довольно хмыкнул; аккуратно пересыпал таблетки обратно в пузырек. Взяв одну в рот, долго и осторожно рассасывал ее, пока его нижняя челюсть не отвисла и он не повалился на спинку кресла в глубоком сне.
Я посмотрел на него и усмехнулся: все-таки, как иногда падки некоторые люди до дешевых эффектов, будь то красочное, но до глупости примитивное зрелище, или же какое-нибудь всемогущее лекарство от всех болезней.
В это время раздался сигнал предупреждения перехода в открытое космическое пространство. Открылись наружные перегородки станции; раздался басистый рокот кормовых двигателей; по корпусу корабля пробежала слабая дрожь, и он плавно соскользнул в черную бездонную пропасть, навстречу ослепительным иглам звезд.
Перегрузок почти не ощущалось, и первые минуты полета проходили легко и быстро. Ракетоплан был оборудован отличной антиинерционной системой и мощным аппаратом искусственной гравитации.
Я нажал кнопку — стекло иллюминатора прояснилось. Бескрайний звездный простор предстал передо мной во всей своей холодной красоте и грозном величии, в сравнении с которым хрупкий аппарат, созданный руками человека, казался ничтожной песчинкой, уносимой в безмерные глубины Вселенной стремительным солнечным ветром.
Я выбрал бледную звездочку в самом углу окна и не сводил с нее глаз. Если она дрогнет…
Звездочка дрогнула и медленно — очень медленно — поплыла в сторону.
«Поворот вокруг большой оси в сторону созвездия Центавра», — подумал я, радуясь, что не ошибся в своих догадках. Теперь мне даже не надо было смотреть на звездное небо — я всем телом чувствовал, как корабль делает разворот. Это продолжалось уже четыре минуты, следовательно, аппарат повернул почти на сорок пять градусов.
Звездные трассы проходили вне плоскости эклиптики, как бы над ней, где не было ничего — ни пыли, ни метеоритов, — ничего, кроме пустоты. Путь был абсолютно свободен.
Звезда остановилась. Корабль пошел прямым курсом по гигантской дуге, перпендикулярной к плоскости эклиптики, и теперь уже ничто не выдавало его движения в пустоте. Стремительно и неуклонно мы удалялись от родной системы.
Наставал момент перехода в нуль-пространство и включения мощных энергетических защитных полей, оберегавших хрупкий человеческий организм от разрушительного воздействия вихревых гравитационных полей на границе Вселенной Света и Мрака.
Я явственно представил себе, как наш ракетоплан в одно мгновение превратился в ярчайшую вспышку света, как пространство перед ним словно прогнулось и разорвалось, обнажив угрожающие пропасти неведомой Темной Вселенной. Звезды погасли, и мир вокруг нас перестал существовать, погрузившись в зыбкую пучину серого мрака.
В следующую секунду, попав под воздействие щадящего гипнотизатора своего кресла, я потерял сознание и погрузился в тяжелое забытье, балансируя на грани жизни и смерти, совсем как наш корабль, отважно ринувшийся в неизведанное, где любое отклонение от заданного курса, любой сбой могли превратить его в глыбу застывшей холодной материи…
— Уважаемые пассажиры! Только что наш ракетоплан преодолел в точке перехода границу нуль-пространства. Теперь наш полет проходит в окрестностях созвездия Центавра. До конечной цели нашего полета осталась одна десятитысячная парсека. Скорость полета равна 4/6 абсолютной единицы — скорости света.
Внимание! Примерно через пять часов наш корабль достигнет Гивеи. Просьба соблюдать все меры предосторожности. Через полчаса мы начинаем торможение и снижаем скорость до трех тысяч километров в секунду. «Трансгалактик» поздравляет вас со счастливым возвращением!..
Я очнулся от забытья со свинцовой тяжестью в голове и туманной пеленой перед глазами.
Взгляд стюардессы, стоявшей в проходе между креслами, на секунду остановился на мне. Я улыбнулся ей. Она ответила мне мимолетной улыбкой и скрылась в штурманском отсеке.
Мой сосед, как и большинство пассажиров, спал, уронив голову на грудь. Чтобы отвлечься от назойливой головной боли, обычной в таких ситуациях, я прильнул к толстому стеклу иллюминатора.
Черная пустота впереди была прорезана острыми огнями разноцветных звезд. Огни эти были настолько яркими, что свет их буквально впивался в сетчатку глаз, вызывая болезненную резь.
Я поморщился и опустил поляризующий фильтр — иглы света сразу же притупились, померкли, и сами звезды словно отодвинулись куда-то непомерно далеко. Только впереди, ярче всех звезд сверкал крохотный диск красного солнца… Так ведь это же сама «Ближайшая» — солнце Гивеи!
