Виталий Сертаков - Сценарий «Шербет»
«А ты сто раз говорила, и все слышали, что ненавидишь нашу страну и, если получишь бабки, сразу сбежишь! Она куда угодно готова сбежать, хоть во Вьетнам…»
Щелк, бумц!
Кресла катятся назад. Кто-то более симпатичен зрителям, а кто-то уже у самого края. До сих пор непонятно, что произойдет, когда колесики кресла Достигнут края спаренных рельсов…
Щелк, бумц!
«Шаманы» хохочут, оператор выхватывает в жирной грязи чей-то морщинистый хвост. Уж не молоденькие ли аллигаторы завезены сюда на потеху публике?
Щелк, бумц!
Одна из девушек нажимает кнопку на подлокотнике. Она кричит, что больше не в состоянии выносить это… Отлично, одна сошла с дистанции!
Щелк, бумц! «Вернемся к вам после рекламы…»
…Я накрываю Милене горло бриллиантовой диадемой. Я беру в руку один из подсвечников, я наклоняюсь и целую ее рот. Наверняка она очень вкусная, и наверняка я причиняю ей какую-то боль, потому что девушка начинает извиваться, лежа на столе. Я приказываю ей не шевелиться и снова обхожу стол. Милена безумно притягательна; она лежит, опираясь на столешницу затылком, плечами и ягодицами, а под выгнутую арку спины можно легко просунуть толстую книгу. С ее губы по подбородку стекает капелька крови; очевидно, я укусил ее… Треугольные каблуки туфель рвут скатерть, коленки согнуты, на бесконечно длинных лодыжках переливаются орхидеи и звенят цепочки. Словно чувствуя мое приближение, она невольно сводит коленки, но я с силой раздвигаю их очень широко. Хорошо, что она такая гибкая, она раскрывается в шпагате. Я беру бутылку с длинным горлышком, вытаскиваю пробку и смотрю на свет. Там внутри еще полно первоклассного вина семилетней выдержки. — Покажи мне, как ты меня любишь… Я резко двигаю бутылкой. Горлышко очень длинное. Коллекционное чилийское вино тонкой струйкой сочится наружу. На шершавом льняном снегу
расплывается пурпурное озеро. Я наклоняюсь очень низко, почти вплотную разглядывая ее побелевшие губы. В моей руке оказывается фиолетовый пуфик с дивана, я подкладываю пуфик под нее, слегка придерживая бутылку. Милена послушно приподнимается, каменные шарики икроножных мышц играют под кожей.
— Я люблю тебя, Тео, люблю, люблю… Увези меня отсюда…
— Куда тебя увезти? — Я подставляю ладонь, я растираю рубиновый алкоголь по ее распахнутой бархатной промежности.
— Увези меня к себе… Я люблю тебя, забери меня отсюда…
Она слишком настойчива для женщины, которой только что причинили сильную боль. Она не переигрывает, она совершенно искренне влюблена в седого проказника, но ее плененная сущность живет сразу в двух измерениях. Я вспоминаю, как Костадис подчеркнул, что тоже замешан в индустрии. В госпитале он вел себя со мной как обиженный клиент, но теперь я вижу, что он хотел сказать совсем другое, Потом он передумал делиться, вместо этого он решился выставить напоказ свои интимные забавы…
Я беру бутылку за донышко и закручиваю еще глубже. Теперь девушка не смогла бы свести вместе ноги, даже если бы и хотела. Она стонет, повторяя неразборчиво одну фразу. Я растираю по ней вино, Огоньки свечей отражаются от ее промокших ягодиц и ляжек. Милена вскрикивает, когда я подношу к ее нервной шоколадной дырочке горлышко фарфоровой вазы.
— Пожалуйста, Тео, не надо… пожалуйста, не здесь…
— Значит, ты не любишь меня? Ты хочешь, чтобы я оставил тебя в покое? — Я берусь за вазочку покрепче.
— Нет, нет, пожалуйста, не бросай меня, не отпускай меня… — Она рыдает; я вижу, как слезы текут по ее запрокинутому лицу, Милеша вытирает их локтем.
Я опять думаю, какая же Костадис сволочь, какая он высокопрофессиональная сволочь. Он испытывает на прочность не только установки ее стрима, он прогибает до предела полотно, вытканное лучшими мастерами перфоменса. Он намерен заглянуть Милене Харвик туда, в оставшиеся восемь процентов, неподвластные режиссерам. Как же это, наверное, интересно — выяснить, где кончается бесконечное чувство? Ради этого можно безостановочно мучить и себя, и ее…
— Ты ведь не любишь меня, детка? — Я обмакиваю узкое фарфоровое горлышко вазочки в сладкий брусничный соус. — Ты ведь обманываешь глупенького Тео? Если бы ты меня любила, ты бы не требовала…
Я не успеваю закончить тираду, потому что Милена перестает сопротивляться. Наверняка ей по-настоящему больно; девушка подвывает, закусив свою руку. Вазочка маленькая и рассчитана на один цветочек, но имеет забавную пузатую форму. Теперь виднеется только голубое донце с тавром производителя. На вспотевшем горлышке Милены сияют бриллианты. За подобную драгоценность Костадис мог бы купить на месяц целый взвод гетер.
Но купил одну лишь Милену Харвик…
«…Дамы и господа! — сказочно приятным баритоном взывает ведущий. — Мы стали свидетелями захватывающей и, не побоюсь этого слова, суровой борьбы! Итак, три претендентки не выдержали нервозной обстановки и сходят с дистанции… Поприветствуем оставшихся участниц!»
Если нервозной обстановкой можно назвать угрозу опрокинуться, привязанной к креслу, в болото с крокодилами, то ведущий попал в точку. Еще два кресла подкатились к самому обрыву, оставалось добавить совсем немножко язвительности, пролить еще капельку правды, и… Никто не знает, что бы произошло, но девушки сами нажали спасительную кнопку. Двадцать миллионов зрителей чуточку разочарованы, но самое интересное впереди.
«Тотал-мейкап» выходит на следующий круг. Восемь финалисток снова готовы ответить на вопрос: «А на что я готова ради победы?» После второго дня состязаний они совсем не так доброжелательны к соперницам, как раньше. Точнее, отмечает ведущий, они с самого начала готовы были перегрызть друг другу глотки, но почему-то стеснялись в этом признаться.
«И очень зря стеснялись, — хохочет второй ведущий. — Ведь наши парни любят горячих, беззастенчивых девчонок, и никто не любит обманщиц! Ха-ха…»
Следующий конкурс можно было бы обозначить как эротический, если бы в конкурсантках осталась хоть толика эротизма. Тем не менее из публики наугад отбираются двадцать четыре молодых человека, абсолютно не знакомых друг с другом. Они тоже проходят своеобразный кастинг на предмет своей сексуальной просвещенности, достаточной развязности и, конечно, внешних данных. Молодые мужчины не знакомы между собой, и компьютер их объединяет в случайные тройки. Теперь каждая из восьми финалисток оказывается в режиме видеоконференции с тремя парнями и, соответственно, под взглядами двадцати семи миллионов зрителей. Да, да, к нам подключилась Украина, и популярность «Тотал-мейкап» стремительно растет!
«Итак, милые дамы! Королева красоты должна быть секси, она должна волновать и смущать, будоражить и даже шокировать! Мальчики, вы готовы задавать вопросы? Тогда — впере-е-ед!»
…Голова Милены запрокинута, свесилась с края стола. Я придерживаю ее затылок левой рукой, а правой — обе ее нежные кисти. Я смотрю на нее сверху вниз, смотрю в глаза. Не только потому, что мне нравится на нее смотреть. Я стараюсь контролировать ситуацию, я стараюсь не упустить момент, когда она начнет задыхаться. В таких случаях я немного ослабляю напор, позволяю ей передохнуть.
Я не хочу смотреть на это, я был бы рад пропустить минут пять, но ничего не могу изменить. Стрим невозможно перемотать, как древнее пленочное кино, его можно только просмотреть пошагово. Я терплю гораздо дольше пяти минут, у старого хрыча долго ничего не получается. Потом он возводит глаза наверх, мы вместе созерцаем отраженные огни и перекаты песчаных дюн в потолочном театре. Я стараюсь напевать про себя, чтобы не слышать звуков. Потому что я не хочу слышать, как девушка плачет.
Милена Харвик плачет. Когда я покидаю ее рот, она остается в той же позе, среди рябчиков, гусиных паштетов, трюфелей и холодного серебра. Укрывшись локтем, с разорванными гирляндами, рассыпавшейся прической и опустевшей бутылкой…
— Скажи мне, что я подонок, скажи!
— Нет, ты самый лучший мужчина…
— Скажи, что я грязная свинья! Я не обижусь, ведь это правда! — Я кидаю в нее салфетками.
Милеша обтирается, кое-как со стонами избавляется от вазочки и бутылки.
— Тео, прекрати, ты самый славный…
— Но почему?! Почему?!! — Я подскакиваю к ней и безжалостно трясу за плечи.
Тень от ее растрепанной прически мечется по стенам кабинета. Милеша не успела толком вытереть лицо. Вокруг глаз — разводы туши, слезы сохнут на щеках, перемешиваясь с белесыми потеками в уголке рта.
— Потому что я страдаю без тебя.
— Ты не можешь страдать из-за меня… — Я еле сдерживаю крик, я шепчу ей прямо в ухо. — Я старый и некрасивый, посмотри на нас в зеркало, посмотри! Ты захочешь иметь детей с молодым. Ты захочешь, чтобы тебя носили на руках и купали в шампанском, ты захочешь ночей без сна и совместных вечеринок со сверстниками. Опомнись, девочка…
— Тео, увези меня к себе… — твердит она, не поднимая глаз. — Если ты меня забудешь, я умру. Хочешь, я буду твоей служанкой, вместо «домового»? Хочешь, я брошу университет?
