Михаил Ахманов - Океаны Айдена
Палуба, однако, была пуста, как театральная сцена без актеров. Судно оказалось небольшим, шагов тридцать длиной, и больше всего походило на архаическую прогулочную яхту. Треть ее занимала высокая кормовая надстройка. Грот с двумя прямыми парусами, сейчас спущенными, вплотную примыкал к ней, — слева и справа, прижимаясь к бортам, тянулись вниз лесенки-трапы. Фок нес только один парус, слегка колыхавшийся под слабым напором ветра и не ускорявший, а, скорее, тормозивший ход неуправляемого корабля. Носовая часть, слегка приподнятая, кончалась шипастой головой какого-то морского зверя, к его темной шее прильнула женская фигурка, выточенная из розового дерева. Между гротом и фок-мачтой, сильно смещенной к носу, имелся квадратный люк, сейчас тщательно закрытый, рядом с ним стоял большой решетчатый ящик.
И ни одного человека!
Одинцов, пораженный, опустил арбалет и протер глаза. Тут просто негде было спрятаться! И в этот ранний утренний час экипаж должен быть наверху — ведь потом людям нужно спуститься в трюм, чтобы найти спасение от жалящих солнечных лучей. Либо они справились со своей работой еще ночью, либо он наткнулся на местный вариант «Марии Целесты»… Может, в океанах Айдена есть свои Бермудские треугольники? Судя по резному бугшприту, лохнесское чудище тут точно было.
Одинцов запрокинул голову и осмотрел парус. Никого нет! Если бы какой-нибудь хитрец прятался за ним, стоя на нижней рее, заметить его тень было бы нетрудно: парусина просвечивала розовым под солнцем.
Поразмыслив, он разрядил свое оружие и положил его на палубу, около большого рулевого колеса, закрепленного на массивной деревянной стойке и чуть заметно ходившего то в одну, то в другую сторону. Пожалуй, он ничем не рисковал — вряд ли на этом судне найдется воин, способный натянуть хайритский арбалет. Затем Одинцов обнажил меч, которым в тесноте корабельных кают и коридоров было удобнее действовать, нежели челем, вытащил кинжал и, мягко ступая, спустился по левому трапу. Теперь перед ним была передняя часть кормовой надстройки, тоже богато изукрашенная резьбой: сверху шел фриз из переплетающихся змей и летучих рыб, внизу — более узкая окантовка с орнаментом из цветов и листьев. Слева, между лестницей и грот-мачтой, сверкало разноцветным стеклом круглое оконце, справа, также между трапом и основанием мачты, находилась дверь с массивным бронзовым барельефом — все тот же похожий на кобру дракон нависал над большим выпуклым щитом, покрытым сложной чеканкой, поддерживая его снизу хвостом. Теперь Одинцов разглядел короткие лучи, расходившиеся от змеиного капюшона, — видимо, змея символизировала солнце.
Он потянул на себя бронзовую ручку, и дверь открылась. За нею была просторная каюта, занимавшая всю кормовую часть. На миг ему пришлось зажмуриться — он был ослеплен блеском бронзы, хрусталя и полированного дерева. Кубки, кувшины и блюда в глубоких настенных шкафах, высокие шандалы на полу и подсвечники на столе, сам стол, собранный из древесины редких пород, диванчики, покрытые коврами, и другие ковры, яркие, пушистые, висевшие в простенках между шкафами, — все это сверкало, сияло и искрилось под солнечным светом, падавшим из круглого окна и двух других, выходивших на корму. Куда он попал? На яхту миллионера или в пещеры Али-Бабы? Не в силах устоять против искушения, Одинцов взял в зубы кинжал и прикоснулся к ближайшему ковру — тот был искусно сплетен из разноцветных перьев.
Глаза его разбежались, но уши были настороже, вовремя уловив слабый шорох справа. Кинжал мгновенно оказался в руке, и Одинцов молнией метнулся в подозрительный угол. Там, за шкафом, была очередная лесенка, ведущая вниз, к другим каютам и, очевидно, в трюм. На минуту он задержался на ступеньках, прислушиваясь и нюхая воздух. Эта посудина имела триста-четыреста тонн водоизмещения и могла нести экипаж из двадцати человек, отчаянных корсаров или тренированных воинов-слуг какого-нибудь местного набоба, любителя морских прогулок. Возможно, оценив воинственный вид пришельца и понимая, что схватка на палубе чревата неприятностями, они решили заманить его вниз… Напрасные надежды! Он решил взять это судно на абордаж, и дело будет доведено до конца!
Глубоко втянув воздух, Одинцов ощутил благовонный запах дерева, горьковатый аромат пряностей и еще что-то, полузабытое, но до боли знакомое. Ни кожей доспехов, ни железом, ни потом возбужденных предстоящей схваткой мужчин не пахло. И теперь ни звука не доносилось снизу, — напрасно он пытался различить звон оружия, скрип доспеха или шорох шагов. Корабль духов и привидений, не иначе! Пусть так, мелькнуло у него в голове, пусть духи, черти, зомби, вурдалаки — хоть сам Сатана! Любая встреча, кровавая или мирная, развеяла бы тоску одиночества, которое он испытывал уже много дней. Пожалуй, единственное, что могло бы сейчас по-настоящему ошарашить Одинцова, — приземистая фигура Бура в сопровождении свиты самок, возникшая на ступеньках лестницы. Но Бур находился далеко, в пещерах Ай-Рита, наверно, доедал «мясо», захваченное в последней битве.
Зыркая по сторонам, он сошел вниз, меч выставлен перед грудью, кинжал покачивается в ладони, готовый сорваться в смертоносном броске. От трапа шел небольшой коридор, ориентированный поперек судна, справа, со стороны кормы, в него выходили две двери, ближняя и дальняя, слева, посередине, темнел проход, ведущий к носу. Не спуская с него глаз, Одинцов резко распахнул ближайшую дверь и прыгнул внутрь, махнув клинком, рукоять челя, висевшего за спиной, стукнула о притолоку.
Никого. Каюта, вполовину меньше верхней, весьма роскошно обставленная… И — никого!
Он выскочил в коридор, промчался мимо темного прохода и рванул вторую дверь. Еще одна каюта… Вероятно, он попал на яхту султана, шаха или магараджи! Как и предыдущие, это помещение освещалось через два небольших круглых иллюминатора, они были почти незаметны снаружи, вплетенные в прихотливую вязь резных орнаментов. Между ними находился сундучок с откинутой крышкой, полный украшений — цепи, ожерелья, перстни искрились золотом и самоцветами. Сверху лежала приличных размеров брошь, и Одинцов в недоумении уставился на нее. Похожа на орден, который ему пожаловали во Вьетнаме, но с одним отличием: орден был позолоченный, а эта штучка явно золотая.
Хмыкнув, он снова вышел в коридор и остановился у продольного прохода. Теперь, когда двери обеих кают были распахнуты, в струившемся оттуда рассеянном свете было видно, что этот второй коридор, как и тот, в котором он стоял, имеет в длину метров шесть-семь, но выглядит пошире и заканчивается трапом. Ясно, что лестница вела к люку около фок-мачты, метнувшись к ней, Одинцов поднял голову и различил два прочных бруса, которые словно засовы удерживали люк изнутри. Значит, если кто-то успел выбраться на палубу, отсюда нападение ему не грозит. Какая-то неясная мысль тревожила его, секунду-другую он, досадливо хмурясь, глядел вверх, потом махнул рукой и отправился обследовать остальные каюты.
Их было четыре: две слева и две справа. В одной, рядом с трапом, находился камбуз, поразивший Одинцова своей чистотой. Пол устилали гранитные плитки, печь чугунного литья, вся в рельефных узорах, казалась декорацией из сказочного королевского замка. Встроенные шкафы ломились от припасов. Запах пряностей доносился именно отсюда. Три прочих помещения, обставленных менее роскошно, явно предназначались для команды этого странного корабля. В каждом было по четыре спальных места — две койки и висящие над ними гамаки.
Одинцов вернулся к пересечению коридоров и встал там, задумчиво почесывая шею кинжалом. Итак, экипаж корабля состоял как минимум из четырнадцати человек — капитана с помощником (два номера люкс слева и справа от него) и двенадцати матросов, размещавшихся в трех кубриках. Куда же подевалась вся эта орава? Он раздраженно потянул носом воздух: дерево, пахучее, как сандал, пряности и что-то еще… Боже, ведь он ощущал этот запах много раз… Но что же это? Что?
Странным — и приятным — ароматом сильнее всего тянуло из более роскошной каюты, которая сейчас была справа от него; по предположениям Одинцова, она принадлежала капитану. Он чувствовал, что вот-вот узнает этот запах и вместе с тем разрешится загадка покинутого корабля. Все, однако, перешибалось вонью от его кожаной амуниции и разгоряченного тела, превшего под доспехом. Сплюнув, он чертыхнулся и пошел к люку.
Глядя на его массивную крышку и проложенные поперек брусья, Одинцов сообразил, что показалось ему странным при первом осмотре. Люк был слишком велик, больше метра в поперечнике! Пожалуй, он предназначен не столько для людей, сколько для грузов, которые как-то попадали в трюм. На этом корабле, прямо под его ногами, должен быть трюм! И еще оставалась неисследованной вся носовая часть, куда он так и не нашел прохода!
