Дэн Абнетт - Пария
ГЛАВА 13
Повествующая о поиске убежища
Я отступила назад – подальше от этого то ли трона, то ли гроба. Его системы жужжали, удерживая тяжелое сооружение (быть того не может!) над каменным полом помещения. Оно выглядело жутко. При взгляде на него мне приходила мысль о саркофагах, этих позолоченных вместилищах, в которых племена Багряной Пустыни когда-то хоронили своих умерших вождей. Ментор Мерлис показывал мне пикт-изображения этих священных предметов извлеченных исследователями из могильных холмов и цилиндрических внешних футляров, скрытых в безбрежном океане песчаных дюн. Наружная поверхность саркофагов обычно повторяла внешность того, кто находился внутри: король, знаменитый своим орлиным носом, королева, покорявшая сердца холодной, безжалостной улыбкой, князь, известный благодаря своим сурово насупленным бровям и пронизывающему взору.
Князь, заключенный в это вместилище из тусклого, тронутого коррозией металла, был безликим. Внешняя поверхность саркофага не имела никакого сходства с лицом… или, возможно, под ней не было лица, с которым можно было бы придать сходство. А еще он был страшно искалечен – настолько, что не мог встать со своего трона.
Эта мысль взволновала меня больше всего. Я знала лишь об одном могущественном владыке, который никогда не мог покинуть свой Золотой Трон – но чья власть позволяла ему быть Всеведущим и Вездесущим.
На мгновение – даже сейчас мне стыдно вспоминать об этом – я действительно подумала, не было ли это сверхъестественным явлением; не была ли я избрана, чтобы стать свидетельницей божественного откровения, которое Бог-Император решил явить человечеству. В следующую секунду я, конечно же, осознала, насколько глупой и исполненной гордыни была эта игра воображения. Я была одной из триллионов – бесчисленных триллионов душ, населявших Империум Человечества, и сама мысль о том, что я могла быть избрана, казалась верхом нелепицы. Это было невозможно ни при каких обстоятельствах – пусть даже я была одним из подающих надежды учеников школы священного Ордоса. Нет, это похожее на гроб кресло было всего лишь безмозглым механизмом, предназначенным, чтобы вышибать двери и штурмовать здания. Осадной машиной для городских боев.
Оно что-то сказало, я услышала бормотание, звучавшее из внутренней акустической системы. Я не обратила внимания на слова. Кресло-гроб выглядело безопасным, и я (не без облегчения) предположила, что его пилот не может ничего сделать из-за моей полной псионической непроницаемости. Я снова услышала бормотание – механизм отправлял и принимал вокс-команды. Внутри него явно кто-то был – по крайней мере, сервитор. Оно не могло схватить меня, но передавало информацию о моем местонахождении.
Я развернулась и побежала обратно – той же дорогой, которой пришла. Наши враги хорошо изучили внутреннее устройство Зоны Дня. Они перекрыли все входы и выходы . Вернее, все основные входы и выходы. Но Зона Дня – старое здание, окруженное разросшимися без всякой системы пристройками – была секретной зоной, и только тот, кто жил в этих стенах долгие годы, кто с детским любопытством исследовал ее вдоль и поперек, мог знать все тайные пути, ведущие внутрь и наружу.
Я бежала со всех ног. За спиной я слышала негромкое мурлыканье преследующего меня кресла-гроба. Я вернулась в старую кухню в цокольном этаже с давно уже сухими, покрытыми известковым налетом раковинами для мытья посуды и серыми от пыли разделочными столами. Старые кастрюли и сковородки свисали с длинных потолочных рейлингов – не припоминаю, чтобы за всю мою жизнь в этих кастрюлях что-то готовили.
Но я не собиралась бежать через всю кухню. Я свернула налево, в большую кладовку, которая казалась тупиком. В кладовке была узкая дверь, за которой начиналась крутая лесенка вниз. Кресло-гроб просто не могло бы пройти сюда, чтобы продолжать преследование.
Сбежав вниз, в кладовку без окон и дверей, откинула в сторону кучу отсыревших, покрытых плесенью мешков и отодвинула несколько старых стенных панелей, не обращая внимания на мерзких личинок и жучков-древоточцев, которых потревожила. За ними открывалось пустое пространство, небольшая полость, о которой узнавали все ученики Зоны Дня, если исследовали ее достаточно внимательно. Отклонившись вправо, я могла нырнуть в маленький темный туннель с сырыми кирпичными стенами, пробежать под нижней частью южной стены и выйти в тот участок «глухомани», которую мы между собой называли «конюшнями». Там была дверь наружу, небольшая и незаметная, через которую я вышла бы на угол Нижнего Хайгейтского переулка. Возможно, туда они еще не добрались.
Теперь я была под Зоной Дня, в глубине ее заброшенных подвалов. Сверху до меня по-прежнему доносился угрожающий вой двигателей боевых вертолетов, висевших над крышей здания, топот врагов, треск, с которым они ломали двери. Дважды я слышала звуки перестрелки – от них у меня замерло сердце.
Кто там сражался? Кого загнали в угол – так, что он уже не мог сбежать? Кто погиб в этом бою?
Так называемые «конюшни» выглядели такими, как я запомнила их – хотя мне уже несколько лет не приходилось бывать в этих темных закутках. Мы называли их «конюшнями» потому, что в грязновато-желтых каменных боксах на полу и стенах виднелись остатки деревянных перегородок, которые когда-то делили их на отдельные стойла. К стенам были привинчены металлические корзины, в которые, скорее всего, засыпали фураж.
Я вошла в «конюшню»; меня окружил серый сумрак. Я надеялась добраться до двери, ведущей в переулок - но сразу сообразила, что этот серый сумрак царит здесь от того, что дверь уже открыта и в нее проникает свет с улицы.
Я прижалась к стене, рюкзак висел у меня на спине, серебристую булавку я сжимала в руке, словно кинжал.
Из переулка в помещение вошли три человека, распахнув дверь. Я присмотрелась и обнаружила, что это двое мужчин и женщина. Они были одеты так же, как двое, с которыми столкнулись мы с несчастным Раудом. Поверх темных костюмов на них были бронежилеты; они носили темные очки с круглыми линзами. Они несли большие сигнальные фонари, но эти устройства практически не давали света, хотя они шарили ими по всем углам и стенным нишам, мимо которых проходили. Я знала, что принцип работы этих ламп основан на использовании паров ртути, и что свет, который они дают, находится вне видимой области спектра. Линзы темных очков позволяли им видеть в том освещении, которое давали лампы. Захватчики видели окружающий мир как холодное пространство цвета электрИк.
Я должна усыпить их бдительность, сделать так, чтобы они – все трое – не заметили меня. Дверь была так близко. Я ждала.
Один из них – мужчина - двигался в моем направлении, держа лампу так, чтобы невидимый свет падал прямо перед ним. Я опустила серебристую булавку, держа ее сбоку от себя, прикрывая острие основанием ладони. Одним прыжком вылетев из укрытия, я вонзила ее в верхнюю часть его ягодицы, ниже бронежилета.
Он заорал от боли. Я почувствовала его кровь, горячую, как каффеин в кастрюльке, только что снятой с плиты - она брызнула мне на руку, когда я выдернула иглу. Одна его нога подогнулась, он начал оседать на пол.
А я уже продолжала движение, вложив всю силу в удар ногой с разворота. Еще не придя в себя от боли и изумления, падая от того, что одна нога отказалась служить, он не успел защититься. Мой удар свернул ему лицо на сторону, заставив его треснуться головой о стену позади него. Он дернулся и рухнул ничком.
Женщина стояла прямо за ним. Я подхватила ртутную лампу, которую уронил мужчина, и направила ей прямо в лицо. Она взвизгнула и отскочила назад, на секунду ослепнув. Она покачнулась, и я ударила ее лампой в висок; удар бросил ее на пол.
Я хотела вылететь за дверь на улицу, но третий человек стоял между мной и ею. Он услышал шум и разворачивался, чтобы схватить меня.
Я устремилась обратно, в глубину Зоны Дня, прочь от выхода. Мужчина бросился за мной. Женщина, поднявшись с пола, побежала следом.
Но мое безрассудное бегство не было таким уж опрометчивым. Я не давала им возможности загнать меня в угол, или сделать так, чтобы я побежала прямо в руки к их товарищам. Я тщательно и обдуманно выбрала направление. Пробежав по «конюшне» десять ярдов, я нырнула под каменную арку. Мои преследователи наступали мне на пятки, они достигли арки – а потом оба внезапно споткнулись, словно поперек их дороги кто-то натянул проволоку. Они рухнули на спину, дергаясь и хрипя.
Мой манжет позволил мне избежать действия «болевого заслона», встроенного в арку. А они влетели прямо в него.
Я не собиралась ждать. Я развернулась, пробежала между их корчащихся тел и рванули к открытой двери наружу и серому свету за ней.
Снаружи продолжался ливень. Я выбежала в Нижний Хайгейтский переулок, мое обоняние ощутило холодный влажный воздух, запах мокрого камня, вонь городских отбросов и смога.
