Михаил Гвор - Прорыв выживших. Враждебные земли
— Вить! Ты можешь со мной поговорить?
— Могу.
— У меня очень большой и важный разговор.
— Слушаю.
— Сейчас, соберусь с мыслями…
Ира начинает перебирать бумажки, которые держит в руках. Бумажек много, в руках они не помещаются. Ира устраивается на ближайшем камне и зарывается в макулатуру всерьез. Ветер решает помочь ей в этом деле, и через мгновение пяток листов порхает в воздухе. Другой Ветер, тот который щенок, с радостным лаем бросается за ними.
— Вот! — извлекает Ира какую-то бумажку и потрясает ей в воздухе. — У нас кончается российская сгущенка.
— А не российская, — спрашиваю осторожно, в последнее время жена стала раздражительной.
— Украинской тоже мало, а узбекская намного хуже. Она кислая!
— И что?
— А то, что нам скоро нечем будет кормить младенцев!
— Подожди, а старый способ чем не нравится?
— Это какой?
— Ну, маминой грудью не пробовали?
— Витя! Не говори глупости!
— Почему же глупости, меня мама так и кормила. Ты наших детей тоже! Насколько я помню, Санечка сосала еще здесь…
— Витя!!! Конечно, девочки кормят грудью. Но детей надо подкармливать. И тем, кто постарше, нужно молоко! А сгущенка кончается.
— Не выдавай взрослым хорошую сгущенку.
— Уже не выдаю. И весь удой уходит маленьким. Всё равно скоро кончится. Надо что-то делать.
— Покажи цифры.
Смотрю Ирины записи. Остатки в ящиках. Количество в банках. Потребление в ребенках. Нормы в граммах. Складываю, делю и умножаю, пытаясь привести всё к общему знаменателю. Получается совсем не так плохо.
— Ира, у нас запас сгущенки на два года. Если кормить ей весь Лагерь! Российской и украинской больше половины!
— Где?
Показываю расчеты. Она проверяет, опять роется в своих бумажках.
— А вот, я тут немного ошиблась! Нолик потеряла…
— Слушай, а нельзя всё учитывать в одних единицах? Чтобы не делить банки на ребенков, когда ответ нужен в граммах?
— Можно, а зачем?
Финиш! Что можно ответить на такой вопрос? Что, вообще, можно ответить женщине? Вчера слышал диалог жены с невесткой:
— Наденька, а они зеленые или на дальних склонах?
— Да!
И ведь прекрасно поняли друг друга!
Ладно, со сгущенкой разобрались.
— Вить, есть еще один разговор.
— Какой?
— Где Санечка?
— Вроде, погулять собиралась.
— Куда погулять? С кем?
— На Чимтаргу, кажется. По пятерке. С Петькой.
— Тебя не беспокоит, что этот Петька плохо влияет на ребенка!
— Почему «плохо влияет»?
— Во-первых, он старше! Во-вторых, страшный матерщинник! Вообще, в тринадцать лет еще рано интересоваться мальчиками! У девочки блестящие математические способности, ей надо в науку! А не носиться целыми днями голышом по скалам. И она всё время крутится со старшими мальчишками! Надю это тоже беспокоит!
— Во-первых, не крутится, а крутит. Санька командует всеми детскими бригадами. Во-вторых, не голышом, а скудно одетая. Так сейчас вся молодежь ходит, одежду берегут. Правильно делают, между прочим, «Сиверы» под рукой нет. В-третьих, не носится по скалам, а отрабатывает навыки на полигонах. В-четвертых, Надя всё прекрасно понимает. И, наконец, попроси внучку перевести твой учет в систему СИ. Раз она такой математик. Уж программу советской десятилетки точно знает.
— Она уже перевела!
— Так это у нее сгущенка считается в ящиках?
— Нет, у нее в килограммах! Но это же неудобно, хранится-то в ящиках!
— Уф!... Ира…
— Что Ира? Что Ира? Ты совсем сдурел на старости лет? Девочка в тринадцать лет уходит на неделю вдвоем с пятнадцатилетним парнем, а его это не беспокоит!
— Слушай! А то, что девочка в тринадцать лет идет в двойке Чимтаргу по Южной Стене, тебя не напрягает? Напрягает исключительно то, что второй — парень! Так вот, того, что ты так боишься, на стене случиться не может: все ночевки там исключительно в гамаках. Отдельно друг от друга.
— Ну, слава богу! Но эти игры до добра не доведут! Ей уже девушкой становиться пора! Сколько можно быть пацанкой! Кто польстится на ее ободранные коленки? Я еще хочу правнуков увидеть!
Молча пережидаю поток красноречия. Надо же человеку выговориться. Уж кем-кем, а внучкой я очень доволен. Хоть и крутовата, конечно, девочка растет…
— Ты знаешь, как ее зовут? Бешеная!!!
— Меня тоже так звали. Между прочим, одной девушке даже нравилось! И даже не одной…
— Я тебе сейчас покажу «не одной», старый развратник! Ты хоть с женой-то справься!
— Ты чем-то недовольна?
— Я всем довольна! Когда так мужика зовут, это другое дело, а девочка должна быть слабой и беззащитной!
— А ну-ка напомни мне, слабая и беззащитная, кто выиграл в восемьдесят третьем первенство института по лыжным гонкам? Первенство, между прочим, мужское было!
— И ничего не мужское, я просто дистанцию перепутала…
Дикие Земли. Где-то между Ишимом, Тюменью и Курганом
Ветки хлестали по лобовому стеклу, норовя расколотить или хотя бы застелить трещинами, трава и кустарник, заполнившие колею, хватали за мосты, а колёса норовили прокрутится на жирной зелени… Машину (и всех кто в ней находился) безжалостно кидало на лесной дороге.
— По-моему, мы опять едем не туда… — Урусов кое-как сумел разгладить скомканную «двухверстку» на коленях. Склеенная вкривь и вкось карта норовила расползтись вдоль и поперек.
— Военные карту достали, сейчас дорогу спрашивать будут… — протянул Герман, бросив косой взгляд на капитана, крутящего в руках карту.
— Млять! Не гунди под руку. Тормози лучше! — УАЗик, шедший в головном дозоре, резко остановился. Капитана чуть не приложило о торпеду. Боец на заднем сидение вообще свалился на пол, и теперь с руганью пытался выбраться.
— Ваня! Ты — мудак, — мрачно выдал «приговор» Урусов.
— Ты мне тоже сразу понравился, — ответил Герман и достал из под сиденья внушительный пакет. — Мое дело рулить. А твое — дорогу искать. И вообще, лучше такие вещи делать на свежем воздухе. Бывает, просветление в мозгах получается.
— И чего я тебя в двенадцатом не пристрелил? — Урусов открыл дверь и выпрыгнул наружу. — Окна пооткрывай, опять газенваген устроишь.
— Легко! — ответил водитель, уже докручивая огромную «козью ножку». С сигаретами положение было, мягко говоря, напряженное, а вот табака оказались внушительные запасы…
Урусов смел с капота мелкий лесной мусор и расстелил многострадальную карту. Прищурился, пытаясь разглядеть сквозь сплошную завесу облаков Солнце.
К капитану подошел Сундуков, на ходу сбивая ботинками метелки лесных цветов, на свою беду, выросших на обочине давно не езженой дороги…
— Чего стоим?
— А ты как думаешь? — вопросом на вопрос ответил Урусов.
— Я думаю, что ты отыгрываешь Сусанина. Причем, зря. — Сундуков сорвал у самого колеса травинку и, начал ее жевать. — Единственный, кто знает хоть пару слов по-польски — ты сам.
— Матка Бозка Ченстохова, в дупу ймыты её маты… — выругался капитан. — Нашел, млять, народного героя… Лучше скажи, что с компасом. Стрелка крутится по всему лимбу. Насколько помню, никакая радиация магнитное поле не корежит.
— Радиация — нет. — Майор выплюнул пожеванную травинку, и вытер капельку зеленой слюны, случайно угодившей на форму. — А вот магнитная аномалия — запросто.
— Курво-мать… — совершенно безразличным голосом выругался Урусов. — Саныч, у тебя спирт есть?
— Нет у меня спирта. Давай лучше думай, куда ехать. А то всю горючку сожжем, а из леса не выберемся.
— Что делать, что делать! Снимать трусы и бегать! — Взгляд капитана упал на ефрейтора Юринова, тоже выбравшегося из машины…
— Боря, — задумчиво протянул Урусов — ты, вроде, заикался как-то, что у тебя брат какой-то разряд по ориентированию имеет?
— КаМээС он, — откликнулся Юринов.
— Так бери карту и скажи, как нам по кратчайшему пути выбраться из этой задницы.
— Так, то ж не я КаМээС, а Олег, — попытался сопротивляться ефрейтор.
— А нам и это по фигу! — ответил Урусов — Пока мы отсюда не выберемся, Таджикистона тебе не видать! И вообще, устами младенца глаголет истина, так что дерзай, наш юный поддаван.
Борис почесал в затылке, подошел поближе, придавил уголки карты какими-то сучками и шишками и начал водить по ней грязными пальцами с обгрызенными ногтями, приговаривая вслух:
— Две недели назад мы были в Ишеме. Это вот здесь… Потом ехали на запад-северо-запад. Примерно… Железная дорога кончилась на третий день. До Гольшманово не доехали, уперлись в воронку… Объезжали с севера. За каким хреном, неясно... Потом еще два дня лезли совсем непонятно куда... Потом увидели солнце и поехали на запад. Та дорога шла ровно... Дальше была деревня без названия, зато с печкой… Последние пять дней крутимся без всякой системы, далеко уйти не могли. — Боря поднял голову и внимательно осмотрел небо, — облака кучевые, это хорошо… Мох на деревьях растет со всех сторон… Муравейников нет, да и хрен с ними… «Шишигу» из болота позавчера вытаскивали… — Он еще раз осмотрелся и уверенно заявил. — В общем, товарищ капитан, прямо нам!
