Алексей Щербаков - Интервенция
– Нет, ты уж постарайся найти какие-нибудь положительные моменты. Нужен материал именно про то, что еще осталось. Негатив нам совсем ни к чему. А то что же получается: мы пришли и сидим на руинах? Чем мы тогда будем оправдывать свое дальнейшее пребывание? Таскать солдат в зарубежные поездки обходится очень недешево. – Даже через океан было слышно, как шеф хохотнул. Он принадлежал к породе умных журналистов-циников, которые не верят ни во что, кроме доллара, зато прекрасно и убедительно формулируют любую нужную заказчику точку зрения. А заказчиками, судя по всему, в данном случае являлись господа с Капитолийского холма[25]. – Повторяю, Джекоб, твоя задача – найти культурные ценности, которые мы в дальнейшем будем героически спасать.
Честно говоря, на задание журналист отправился без особого энтузиазма. Он уже достаточно побывал в местах, где некоторое время царил гражданский бардак. Картина была всюду примерно одинаковой – музеи мгновенно растаскивались мародерами чуть ли не под метелку. Обычно их продолжали увлеченно растаскивать и после прихода миротворцев, несмотря на то что заведения культуры тут же брали под охрану. Честно говоря, охранять их начинали не из почтения к ценностям культуры и даже не из желания наложить на эти ценности лапу. Просто при виде каждого разграбленного музея противники политики вмешательства в дела других стран, а таких, разумеется, хватало, начинали вешать всех собак на армию. Мол, не уберегли. Конечно, солдаты тоже грабили – но обычно к их приходу уже мало чего оставалось. Свои были шустрее.
Отправившись на задание в Эрмитаж, Джекоб взял с собой Ваську. Как-то вышло, что она теперь сопровождала его повсюду. Васька великолепно знала город – не только улицы и переулки, но также проходные дворы. Хорошо она разбиралась и в нынешней городской жизни – куда стоит ходить, а где не слишком безопасно, где чем торгуют. Имелись у нее и многочисленные знакомства. Так что, идя улицам, она перекидывалась парой слов то с одним прохожим, то с другим. И вообще знала очень много о том, что происходит в городе. Благодаря ей Джекоб познакомился с множеством местных и теперь уже не ощущал себя в Петербурге чужаком. Что, кстати, еще более отдалило его от других журналистов. У тех ничего подобного не получалось, так что они вынуждены были скользить по верхам.
Самое забавное, что Васька сильно подружилась с Риккардо – хотя непонятно, как они друг друга понимали. Но парень постоянно ей заявлял:
– У меня только братья, да и те все в тюрьме, а сестренки нет. Вот я хотел бы такую сестренку иметь…
– Ну, так давай я буду твоей сестренкой, – отвечала девица.
– Вот и хорошо. Если Джекоб тебя в Америку не возьмет, я возьму.
– Рановато вам в Америку собираться. Кто знает, что завтра случится…
Правда, девица не уточняла, что может случиться. Отделывалась фразами типа «да мало ли что». И это заставляло задуматься. Васька была не из болтливых. И, как успел заметить Джекоб, слов на ветер не бросала.
В Эрмитаже Джекоб ожидал увидеть нечто подобное тому, что видел в других местах, – картину разграбления и запустения. Да, конечно, генерал Адамс чуть ли не сразу после прибытия распорядился взять дворец под охрану. Но достаточно было посмотреть на этот огромный комплекс зданий, чтобы понять всю относительность данных усилий. Посты стояли только у входов. Да и то, как подозревал Джекоб, не у всех. А имеются ведь еще и окна… Но самое главное – почти год Эрмитаж находился вообще без всякой охраны. А значит, что могли – вытащили, что не смогли – загадили.
Однако первое, что поразило Джекоба еще при входе, – это относительная чистота и порядок. Да, кое-где окна были выбиты. Да, на стенах лестницы были написанные какие-то гадости. Но чем дальше они с Васькой углублялись в залы, тем больше наблюдалось порядка. Конечно, под ногами лежал толстый слой пыли и в углах образовались потеки. Но, как говаривал старик Эйнштейн, все относительно. Поэтому их спутница, на каждом шагу сыпавшая словами «кошмар» и «ужас», казались несколько наивной. Она не видела, что такое по-настоящему разрушенный музей.
Джекоба сопровождала местная работница – дама средних лет. Журналист сталкивался с такими и в США. Эти люди обычно влюблены в свои музеи до потери памяти. Они живут только их интересами и больше ничем. Происходящее за музейными стенами для них не существует. Джекоб всегда полагал, что это своеобразный вид бегства от действительности – в прекрасное застывшее прошлое.
Впрочем, все оказалось сложнее. Анна Сергеевна, так звали музейную даму, вместе с несколькими еще такими же просидела в Эрмитаже, в служебных комнатках, все это лихое время. Потому что, как она сказала, «мы не имели права отсюда уйти». Такая самоотверженность внушала уважение. Хотя, по большому счету, что могли сделать несколько слабых женщин против толпы мародеров? Разве что заделывать фанерой выбитые окна. Но ведь, тем не менее, порядок-то сохранился!
Музей был огромен. Залы затягивали в себя – и если бы не Анна Сергеевна, Джекоб давно бы потерял тут ориентацию. В свете мутного питерского дня, льющегося через пыльные стекла, картины смотреть было трудно. Да и рассмотреть все – на это требовались месяцы. Джекоб не был большим любителем изящных искусств, но все-таки он не вчера из Вайоминга[26] приехал. Бывал он и в Метрополитен-музее, и в Вашингтонской национальной галерее, и в Лувре, и в других знаменитых музеях. И теперь, бродя по залам, начинал по-настоящему осознавать значение этого города. Понимал он теперь и циничные смешки шефа. Петербург имел чудовищную ценность. Не только культурную – но и самую обыкновенную, измеряемую зелеными бумажками. Всем этим добром, включая вид из окон на Петропавловскую крепость, можно было прибыльно торговать. «Самый большой в мире город-музей, где все к услугам туристов». Хотя бы только ради этого имело смысл затевать экспедицию. Теперь Джекобу было совершенно ясно, что вокруг корпуса генерала Адамса ведут игру не только политики, но и бизнесмены всех уровней. Впрочем, в Америке никогда не поймешь, где заканчивается политика и начинается чистый бизнес.
Они вошли в большой зал, уставленный рыцарскими доспехами и витринами со средневековым оружием. Что тут сразу привлекло внимание Джекоба – так это некоторый беспорядок. В других залах тоже встречались пустые места на стенах, передвинутая или опрокинутая мебель, пару раз он видел расколотые вазы. Но все-таки там наблюдался хоть какой-то порядок. Тут же… Все витрины были открыты. Рыцарские доспехи стояли как-то косо. Доспехи, сидевшие верхом на лошадиных чучелах, вообще были повернуты друг к другу. Вроде как рыцари о чем-то совещались. Джекоб пошел вдоль витрин. Как и многие мальчишки, он в детстве увлекался средневековой романтикой, а как американец, пусть и не коренной, имел пристрастие к оружию – в том числе и к холодному. Поэтому журналист со знанием дела рассматривал представленные мечи и кинжалы. Все экспонаты были на месте, несмотря на то что витрины отперты. Удивляло не то, что они открыты, а то, что отсюда ничего не унесли. В конце концов, картину не так-то просто продать. Для этого места надо знать. А эти железки… Да в Лондоне в любом приличном антикварном магазине за них ухватятся двумя руками! Отвалят кучу денег наличными и не станут ни о чем спрашивать – лишь попросят приносить еще.
Джекоб повернулся к своей провожатой:
– Анна Сергеевна, я все собираюсь вас спросить: каким образом удалось сохранить музей в таком приличном состоянии? То есть я имею в виду то, что его не разграбили. Поверьте, я видел то, что осталось от музеев Самарканда и Багдада… Там остались одни лишь голые стены. А тут – совсем иная картина. Честно говоря, я удивлен. Неужели жители Петербурга с таким почтением относятся к Эрмитажу?
– Если бы… – вздохнула музейная работница. – Да нет, конечно, вандалов и любителей наживы и в нашем городе хватает. И, конечно же, когда начался хаос, все… многие ринулись грабить все, что плохо лежит. А плохо лежало всё. Вы ведь наверняка видели разграбленные магазины.
– Но почему же не грабили Эрмитаж? Ведь тут собраны огромные ценности…
– Сюда не лезли, потому что боялись.
– Кого? – изумился Джекоб.
Анна Сергеевна заколебалась:
– Боюсь, что вы мне не поверите, сочтете: я сошла с ума среди этих картин.
– Ничего страшного. Я журналист. И притом – военный журналист. Поверьте, я видел своими глазами много такого, что может показаться совершенно невероятным. Да и в Петербурге мне встречалось кое-что, не лезущее ни в какие рамки.
Музейная работница с некоторой опаской огляделась:
– Только давайте пойдем отсюда куда-нибудь подальше. Здесь, в этом зале, мне как-то не по себе. Если бы не вы, я сюда бы и сейчас не сунулась. Почему – поймете, когда услышите мой рассказ.
