Уильям Сандерс - Поезд в ад
Он опустил бинокль и посмотрел на Джо Джека.
Спасибо, что показал эту штуковину — было б жалко, если б пропустил. Но на все про все я что-то не вижу, каким оно боком относится к нам, а ты? Если, допустим, починят сейчас мост и покатят дальше, никого не теребя на нашем родном глиноземе.
— Да, ты прав. По крайней мере насчет того, что нам до них дела нет. А судя по той вон бригаде и тому, как на них эти громилы уставили стволы, я бы сказал, что эта банда уже успела кого-то где-то потеребить. Хотя, надо полагать, и у нас такие возможности имеются, было бы желание их использовать.
Ховик насупился.
— Черт возьми, Джо Джек, так и знал, что ты брякнешь что-нибудь сумасбродное. Вздумаешь сейчас пойти их там оттрахать, а они тебя сами вовсю отметелят, да потом еще и сюда наведаются, остальным отвесят.
— Да, но ты подумай о том, что у них там в том поезде может быть: боеприпасы, бензин, может статься, какие-нибудь лекарства…
— Боеприпасов у нас уже на целую войну хватит, и лекарств столько, что и названий всех не упомнищь, а что до бензина, так эта хреновина работает на дизельном топливе, как и та развалина, которая впереди у них вместо дрезины. Блин, — ругнулся он, — я знаю, отчего у тебя в шатанах вскочило. Тебе угодно накинуться растребушить этих сволочей, чтобы опять почувствовать себя эдаким бравым шайе-ном-воином. Кровь в жилах разогнать, пощекотать нервы… Думаешь, черт возьми, я не понял? Или что у меня самого то же самое не мелькнуло при виде этого поезда?
— В общем-то, — сознался Джо Джек, — я просто как-то надеялся.
— Конечно. Давай рассудим. Парни. вроде нас, ну действительно, не созданы под такую жизнь, что у нас нынче; домоседы из нас неважнецкие. Но у нас — люди, — сказал Ховик таким тоном, словно пытался убедить сам себя. — Понимаешь, у нас обоих семьи — Бог ты мой, да кому я это говорю: человеку с тремя женами! — и вот представляешь теперь, если ввязаться сейчас в игру с теми, там внизу, и порешат нас — на кого тогда останется все племя наших с тобой изгоев несчастных там в лагере? На Билли-Клячу?
— Да ладно, ладно, — Джо Джек вздохнул. — Я, если по правде, о том подумал, чтобы взять туда кого-нибудь из ребят помоложе, когда стемнеет, если к той поре они с мостом еще не управятся, и дать им поднабраться опыта. На пользу пойдет.
— Ох, жопа моя красная! Теперь понял. Никак один из индейских твоих приколов? Дать храбрым юношам шанс прославиться, попятить лошадок с армейских казарм? А дальше что, орлиные перья за доблесть вручать?
— Ну брось ты, брось — согласен, недоношенная мыслишка. — Джо Джек перевернулся на спину и уставился в небосвод. — Но надо что-нибудь такое придумать. Молодым нужен какой-то шанс утвердиться.
Тогда выбирай себе планку пониже. — Ховик искоса поглядел на Джо Джека. — Все равно ведь в голове у тебя эта идея засела, возродить все по-старому. Что я, не слышал разве барабанного боя и заклинаний всех этих в твоем конце лагеря? А когда вигвам у тебя там увидел, так вообще чуть не упал. Не моего ума дело! — поспешно уточнил он, видя, что Джо Джек собирается что-то сказать. — Просто думается, непрактично как-то.
Джо Джек улыбнулся — широко, без обиды. С Ховиком они по жизни уже давно: сидели вместе.
— Кому-то надо это сделать, — сказал он. — И задуматься над тем пора всерьез. Ты посмотри, как мы живем: полностью зависим от остатков мира, который Бог невесть еще когда восстановит, если вообще такое произойдет. Что мы все будем делать, когда боезапас кончится? Или последняя капля бензина? Надо шарить по округе, пытаться добыть себе лошадей и кого-нибудь, кто нас на них научит ездить — черт, из меня теперь ездок не лучше, чем из тебя — и учиться, как делать луки со стрелами, и все такое прочее. Не потому, что это именно по-индейски, просто иначе жить скоро будет нельзя. На нас-то еще хватит, а вот ребятишки, которых ты помянул…
— Да ну его на хер, будущее, — хмыкнул Ховик. — Что нам всегда с того было?
— Нет, кроме шуток. Взять кого-нибудь из молодых — Тома Пересеки-Реку, Ларри Кустоголового или Одинокого Сокола…
— Одинокий твой Сокол, или Собакоеб, или как там он себя кличет, такой же белый, что и я. А в Ларри Кустоголовом черокской крови на одну осьмушку.
— Черт побери, Фрэнк, — сказал Джо Джек со смехом, — тут теперь нет разницы. Нынче все туземцы, разве не понятно? И мы тоже. Надо дать тебе кличку — Ураганный медведь, или что-то в этом роде. Нравится тебе или нет, на вас, ребята, уже выпадали испытания, и мне с моей елки видно, как вы с ними справились. Так что могли бы и вступить в племя.
Он сел и посмотрел вниз, в сторону змеистой ленты стоящего поезда.
— А вон там, если башка мне не изменяет, настоящий монстр, как из кино. И что там за сукин герой, можно уже сразу отсюда определить. Так что смотри, рано или поздно придется нам как-то за него взяться, прежде чем они возьмутся за нас.
Вместе они спустились по склону и направились туда, где упрятали мотоциклы. Идти было порядочно: близко подъезжать не рискнули, треск моторов могли услышать в поезде.
— А знаешь, сказал неожиданно Ховик, — есть у нас один настоящий индеец, действительно с твердой сердцевиной. Пусть не на все сто, но мозги у него варят, хотя вид — как у шута из балагана.
— Билли-Кляча? — спросил Джо Джек удивленно.
— Он. Помнишь, я тут сучил, динамита хотел достать? Так вот, подходит вчера вечером этот парнишка, гордый, как член на взводе. Помнится, говорит, здесь в окрестностях когда-то взрывные работы велись, там, где рельсы проходят через реку по тому большому мосту, высокому. И вычислил, что у них там имелся динамит. И гадом буду, если он сам туда не слазил, пошарить в старых шурфах. Господи Боже: самому взять и полезть в заброшенную шахту — таким сумасшедшим быть, поверить трудно. Я знаю, что у меня такие мысли случались, отправиться туда самому. Но я-то ладно, дурной.
— Что-нибудь отыскал?
— Целый, брат ты мой, загашник «Дюпона», с капсюлями, шнурами, да еще и, как он сказал, один из тех старинных взрывателей, с ручкой. Про динамит он, естественно, не знал — каким капризным и ненадежным он делается, когда долго пролежит; странно, и как только он верхушку той горы не снес, и сам не превратился в детскую присыпку! Я чуть не обделался, когда он мне об этом рассказал. Слава богу, ему хватило ума не пытаться там ничего шерудить: взорваться могло при первом касании. Динамит, брат ты мой, это тебе не зелье; это, скорее, как женщина — с годами не улучшается, а просто опасным становится, как не знаю что.
— Кстати, о зелье, — заметил Джо Джек. — Ты, случайно, не прихватил…
— У меня в седельной сумке бутылка ссак Старого Тарантула. Почти целых две недели настаивалось. Не то Билли мастерства набирается, не то вкус у меня уже ни к черту.
Мост привели в порядок примерно за пару часов до заката. Маккензи слышал, как охранники гадали, останется здесь поезд до утра или нет. Конец разговорам положил звон колокола; все потянулись по вагонам.
Какая радость: снова залезть в вагон, где можно вытянуться на жестком полу, неожиданно очень приятном. Работа была суровой. Охрана отделила Маккензи от остальных и заставляла делать все самое тяжелое, что давало повод почаще поиздеваться. Очевидно было, что они получили приказ выдать ему по полному профилю. Маккензи был абсолютно уверен, кто насчет этого распорядился, и почему.
Что ж, распустил язык, теперь получай. Ну что мешало сделать вид, что согласен с этим мудаком? Получил бы от него пистолет, новые ботинки, а затем бы уж и снялся с якоря. Может, даже и пристрелил бы его на дорожку… Хотя прежде, чем Декер начнет доверять, за Маккензи несомненно установили бы слежку, причем надолго; шансов на побег стало бы меньше, во всяком случае, на первых порах.
Надо, впрочем, со всем этим кончать; Маккензи поймал себя на том, что впал в опасную пассивность. Вспомнились слова Элис Сантаны насчет того, что люди в поезде живут потому, что другая жизнь перестала для них существовать. Каким-то образом он даже обязан Декеру за то, что тот его разбудил; вчера Маккензи ощутил в себе гнев, какого уже давно не было. Неожиданная вспышка удивила Маккензи не меньше, чем, несомненно, и Декера; сверкнув, она выжгла ту серую немоту, что гнездилась в душе с того самого дня, как он похоронил жену.
В тот день Маккензи много думал об Элис Сантане. Доведется ли когда-нибудь снова увидеться? Едва ли, наверное.
Встретиться им, как оказалось, довелось в ту же ночь.
Было где-то за полночь; ночка выдалась облачная, и звезд, обычного ночного их циферблата, видно не было; слышалось лишь, как меняются часовые. Маккензи, как обычно, лежал на полу около двери, пробираясь закоулками беспокойного, прерывистого сна. Немногим лучше, чем не спать вообще: боль, растяжения и ушибы не давали покоя, и бесполезно было (он уже убедился) пытаться устроиться поудобнее — облегчения все равно это не давало.
