Алексей Калугин - Кластер Войвод. Третье правило крови
– Может быть, именно так они понимали сепаратизм?
– Не думаю.
– Почему?
– Они не намеревались ни от кого дистанцироваться. Они хотели оставить все как есть. Их религией была наука. И, видимо, они решили, что во время всеобщего безумия они обязаны ее сохранить.
– То есть это своего рода сектантство?
– Нет.
– А мне кажется…
– Они не поклонялись науке. Они в нее верили.
– Разве это не одно и то же?
Александр посмотрел налево – на лесную чащу, направо – на отвесный склон, тянущийся вдоль дороги, и, наконец, наверх – на бездонное небо, будто накрывшее весь мир своим голубым, с белесыми прожилками куполом.
– Я, например, верю в то, что Земля вращается вокруг Солнца. Но эта моя уверенность основана не на преклонении перед самим этим фактом, а на научных данных, подтверждающих, что все происходит именно так, а не иначе.
– Ну, а что, если я верю в то, что все как раз наоборот, что Солнце вращается вокруг Земли? Ведь если просто посмотреть на небо, мы именно это и увидим.
– Вот именно поэтому наука все, абсолютно все подвергает сомнению.
Грир поскреб ногтями заросший густой многодневной щетиной подбородок. Еще три-четыре дня, и эту щетину можно будет с полным на то правом именовать бородой.
– Ну, хорошо, а кто тогда обнес Усопье…
– Мы называем это место Бореем. Усопшие Земли – как-то очень уж мрачно звучит.
– Ну, хорошо, пусть будет Борей. Так кто же обнес его кордоном из гравитационных мин?
– Видимо, те, кто очень боялся науки.
– То есть вы полагаете, что кордон был выставлен теми, кто находился не внутри, а снаружи?
– Я уверен в этом. Мы не намеревались прятаться от мира и других людей. Абсолютно точно. Зачем нам это?
– Снаружи были сепаратисты.
– И что? Это что-то меняет?
– Основной принцип Сепаратизма: «Живи и дай жить другим». Понимаешь? «Оставь меня в покое, и я не трону тебя. Живи как тебе хочется!»
– Ну, судя по тому, что рассказывал Валтор в прошлый свой визит в Борей, этого принципа в вашем мире придерживаются далеко не все.
– Дунгаев – урод. Урод и выродок.
– Таких людей хватает везде и всегда. Те, кто первым провозгласил принципы Сепаратизма, а затем заявил, что Сепаратизм – это светлое будущее всего человечества, неплохо на этом заработали, как я полагаю. Политика – это почти всегда еще и бизнес. Очень большой бизнес. Настолько большой, что оправдывает немалые первоначальные вложения.
– Я ничего не понял, – затряс головой Грир. – Вообще ни слова.
– Борей являлся живым примером того, что можно жить, не противопоставляя всех и всё. Людей не нужно делить по каким бы то ни было принципам. Люди должны жить все вместе. Чтобы была возможность обмениваться мыслями, идеями и открытиями. Только так у них, возможно, есть шанс.
– Шанс? Какой еще шанс?
– Шанс остаться живыми и остаться при этом людьми.
– Ну-у… – Грир снова поскреб ногтями щетину на щеке. – Это ты как-то очень уж глубоко копнул.
– Да ничего особенного. Сам посуди. У вас есть то, чего нет у нас. У нас имеется то, чем вы не обладаете. Допустим, мы обменяемся имеющимися у нас знаниями. Кто от этого выиграет?
– Мы можем купить у вас то, что нас интересует.
– А если мы не продадим?
– Как?
– Так. Мы готовы обмениваться знаниями, но продавать их не намерены.
– Почему?
– Это противоречит нашим принципам. Мы считаем, что вся информация должна находиться в свободном доступе.
– То есть… Вообще вся?
– Да. В идеале.
– Но тогда… Тогда вообще не будет никаких секретов?..
Иона схватился обеими руками за сиденье и резко вывернул голову назад.
В первый момент Грир решил, что андроида наконец-то заинтересовал разговор и он решил ответить на его вопрос. Но в следующую секунду глаза Ионы закатились так, что остались видны только белки с кроваво-красными прожилками, а подбородок мелко затрясся.
– Валтор! Останови машину! – крикнул Грир таким голосом, что Прей сразу понял, старик не дурачится, что-то неладно, и, не раздумывая, выполнил команду.
Машина остановилась рядом с канавой, промытой водой вдоль обочины.
Теперь уже все тело Ионы сотрясала крупная дрожь. Откинутая на спинку сиденья голова моталась из стороны в сторону. Казалось, только руки, до белых ногтей вцепившиеся в края сиденья, не позволяли ему упасть и забиться в припадке падучей.
– Держи его, Валтор, – скомандовал на этот раз Александр, хватаясь за свой кофр.
– Как? – растерялся Валтор.
– Крепко.
Александр достал из кофра пневмошприц и три пузырька с разноцветными крышечками. Держа пузырьки в горсти, он зубами сорвал с них крышки и один за другим влил в приемник пневмошприца.
Валтор обхватил Иону поперек тела и грудью прижал к спинке сиденья. Крепко держа андроида, он чувствовал, как бешено колотится его сердце.
– Зафиксируйте ему голову, – велел Александр Гриру.
Как только голова Ионы перестала дергаться, Александр прижал пневмошприц к его шее и трижды нажал на спуск.
Валтор почувствовал, как тело Ионы расслабилось. Но сердце колотилось все с той же сумасшедшей скоростью.
– Держите, это еще не все, – предупредил Александр.
Он достал из кофра еще три пузырька и снова наполнил ими пневмошприц. Только на этот раз он не стал делать инъекцию, а положил пневмошприц рядом с собой на сиденье. Смазав круглый сенсор контактным гелем, Александр прилепил его андроиду на шею. Взяв в руку плоскую коробочку контролера, он стал следить за показаниями. И, чем дольше он за ними наблюдал, тем все более мрачным становилось его лицо.
– Ну, как? – не выдержав затянувшегося ожидания, спросил Грир.
– Плохо, – коротко бросил Александр и дважды ткнул пальцем в дисплей контролера, переключая прибор на другую программу.
– Я и без твоего прибора вижу, что плохо, – пробубнил дотошный Грир. – Насколько плохо?
– Очень плохо.
Александр показал рамону дисплей, по которому бежали четыре разноцветные кривые. Все четыре как будто пытались залезть одна выше другой. А в начале каждой мигал красный кружок с восклицательным знаком.
– У него сердце бьется с частотой двести восемьдесят в минуту. Давление под триста. Инсулин и сахар зашкаливают. С такими показателями вообще не живут. Человек на его месте давно бы умер. Но и его синтетические сосуды могут не выдержать. Кроме того, из-за гормонального дисбаланса….
Голова Ионы снова начала дергаться из стороны в сторону.
– Я же сказал, держите!
Александр схватил пневмошприц и сделал Ионе еще три инъекции в шею.
– Я даже не знаю, помогаю я ему или, наоборот, убиваю. – Он бросил пневмошприц в кофр. – Прежде мне не доводилось не то что лечить, а даже обследовать андроидов. Но мне кажется, что из-за гормонального дисбаланса началось автоматическое отключение жизненно важных функций. В первую очередь памяти – чтобы не были повреждены записанные в ней данные. Иначе как еще он мог потерять сознание? В общем, сейчас я пытаюсь просто вырубить его в надежде, что так он сможет продержаться еще какое-то время. Хотя какой в этом смысл?..
Александр беспомощно развел руками.
– Постой! – вскинул голову Валтор. – Ты же говорил, что в Борее-Два ему смогут помочь!
– Я надеялся, что мне удалось стабилизировать его состояние. Но, похоже, это не так. Его организм уже начал саморазрушаться. К тому времени, когда мы привезем его в Борей-Два, процесс зайдет настолько далеко, что станет необратимым. Кроме того, я не знаю, подойдет ли для андроида реанимационная система, которую мы используем для людей.
Александр умолк.
А Валтор с Гриром не знали, что сказать.
Повисла тяжелая пауза.
Тело Ионы оставалось неподвижным и расслабленным. Но Валтор все равно продолжал держать его, прижав к спинке сиденья, потому что не получал другой команды. Он слышал, как бешено колотится сердце Ионы, но не чувствовал его дыхания. У андроида имелись небольшие резервуары для воздуха и система его прокачки через дыхательное горло. Но они использовались, только когда андроиду требовалось что-то сказать. Иона рассказывал, что робототехники заменили у андроидов двенадцатого поколения модуляторы речи на искусственные голосовые связки. Так голоса андроидов звучали естественнее и становились более индивидуальными. То есть андроидам не требовалось дышать с той же целью, что и людям. Насыщение крови молекулярным кислородом происходило через специальную автономную систему, соединенную с сердцем. Искусственное сердце андроида было не четырех-, а двухкамерным. Соответственно у него имелся всего один круг кровообращения.
Рухнувшие небеса, Александр был прав – никто в целом свете понятия не имел, как лечить андроидов. Потому что никто никогда этим не занимался.
– Но его память останется цела? – спросил Грир.
– Полагаю, что да, – кивнул Александр.
– Значит, мы сможем… Ну… – Грир сделал очень неопределенный, в высшей степени абстрактный жест рукой. – Мы сможем его… Как-то восстановить, что ли?
