Руслан Мельников - Муранча
— Оставьте его!
— Не трожь Тютю, Инженер!
— Пусть говорит убогий!
Однако Инженер и не думал отпускать Приблажного. Верные помощники начальника станции раздвигали толпу прикладами.
— Р-р-раступись! Освободить дор-р-рогу! — рычала охрана.
Недовольство сельмашевцев росло. Дело начинало попахивать бунтом.
Откуда-то справа вынырнуло знакомое бородатое лицо.
— Дядь Миш, что происходит? — вцепился в бородача Бульба.
— Сам не видишь? — буркнул тот. — Инженер Тютю выгоняет.
— Приблажный ничего не рассказал?
— Рассказать-то рассказал. — Пожилой сельмашевец в сердцах сплюнул под ноги. — Но лучше бы он молчал!
— Чего так?
— А ничего! На других станциях все то же самое, что у нас. И на синей ветке, и на красной. Сверху — муранча, а под землей люди от страха трясутся.
— Ничего нового, в общем, Тютя не сообщил.
— Об этом и так нетрудно было догадаться, — заметил Илья.
— Догадываться — это одно, Колдун, а знать наверняка — совсем другое, — смерил его неприязненным взглядом старик. И продолжил, обращаясь к Бульбе: — Когда посты меняли, за Тютей недоглядели. Приблажный выскользнул из служебки и вон как народ перебаламутил своими проповедями. Страху только нагнал. Зря Инженер его сюда впустил. И без Тюти тошно было, а уж теперь…
Переполнявшие его чувства сельмашевец выразил еще одним смачным плевком.
Бульба витиевато выругался.
— А не фиг было мне мешать, когда я Тютю вашего на мушку взял, — процедил Илья.
Теперь-то «проповедника» уже не пристрелишь. Прилюдно — никак. Взбудораженные сельмашевцы не позволят. Но вытурить со станции его еще можно было. Чем, собственно, и занимался Инженер.
Начстанции заметил Бульбу и бородача, с которым тот разговаривал. Пихнул Приблажного им в руки. Под рваным рубищем юродивого звякнули самодельные «вериги».
— Бульба, дядя Миша! Тютю — в орджоникидзевский туннель, живо! Колдун, помоги!
— Дяденька Колдун? — тихонько заскулил Тютя, увидев Илью. — Опять Тютю убить хочешь?
Приблажный пустил слезу и на время затих, так что они без особого груда спихнули его с платформы на пути.
Здесь Тютя хотел, было снова воззвать к оставшейся на платформе пастве, но Бульба, не мудрствуя лукаво, заткнул ему рот ладонью.
Инженер тоже спрыгнул с платформы. Крикнул вооруженным помощникам:
— В туннель никого не пускать!
А через пару секунд темнота туннеля поглотила и юродивого, и четырех сопровождающих.
Отсеченные автоматчиками сельмашевцы остались на станции. Возмущенный гул толпы начал стихать. Потеряв Тютю из виду и не слыша больше призывов проповедника, люди быстро утрачивали пробудившийся, было воинственный пыл. Возвращалась апатия, души вновь наполняли отчаяние и чувство безысходности.
* * *Они дотащили Тютю до туннельной решетки. Инженер, сделав охране знак расступиться, открыл замок и собственноручно выпихнул юродивого с сельмашевской территории.
— Тютю выгнали, — разочарованно, словно не веря в случившееся, пробормотал Приблажный. — Отсюда тоже выгнали. Тютю нигде не любят. Тюте никто не верит.
— Топай-топай давай! — посоветовал Инженер. — Хотел вразумлять гнездо порока — флаг тебе в руки! Иди на Орджоникидзе. Пусть там тебя пришибут, наконец. Но от моей станции держись теперь подальше, понял?
— Тю на тя, дяденька! — раздалось в ответ плаксивое и обиженное. — Тютя-то пойдет. Но Тютя всех вразумить и спасти хочет. Только Тютю не слушают.
Инженер, позвякивая ключами, уже возвращался обратно на станцию. Бульба и дядя Миша последовали за начальником станции. У решетки остались только два молчаливых часовых и Илья. Маленькая свечурка едва освещала пространство.
Тютя прислонился щеками и лбом к толстым ржавым прутьям. К грязным разводам, покрывавшим его лицо, добавились две коричневые полосы. Тютя смотрел на Илью.
Глаза Приблажного горели.
— Дяденька Колдун, не злись на Тютю. Тютя просто говорит, как есть и как будет. Тютя уйдет, но придет большая саранча, ибо кару небесную нельзя остановить. Ваши решетки закрыли вход Тюте, но от нее они не защитят. Ты, дяденька Колдун, объясни это остальным, раз уж никто здесь Тютю слушать не хочет. Скажи, пусть хоть немного люди поживут по-людски. Пусть очистятся от скверны, вражды и ненависти. Пусть откроют решетки и заслоны в туннелях и в душах. Пусть не запираются, а идут навстречу друг другу. Пусть вместе встречают конец. Легко и достойно. В радости и умиротворении, а не в страхе и разобщенности. Пусть будет так, и тогда, может быть, кому-то повезет. Может быть, кто-то и будет помилован.
— Тютя, слышь, валил бы ты отсюда, — не очень уверенно пробормотал кто-то из часовых. — Инженер сказал…
Однако Тютя его не слушал:
— И ты, Колдун, будь со всеми вместе тоже. Пока еще есть такая возможность. Пойми: в той жизни, которой ты живешь сейчас, нет радости и нет смысла. Жить одному и думать только о мертвых — это все равно… все равно что…
Тютя на миг запнулся и задумался. Растопырил пальцы, замахал рукой, подбирая подходящее сравнение. И, глянув на свою пятерню, расплылся в улыбке озарения.
— Все равно, что держаться за жизнь рукой, на которой не хватает пальцев. Ты думаешь, что держишься крепко. Но как такое может быть, если ты один? Ты думаешь, что вцепился в жизнь здоровой пятерней, но на самом деле это уже калечная трехпалая рука. И вот что получается… Смотри…
Грязные пальцы Тюти обхватили толстый прут решетки. Потом Приблажный убрал мизинец и безымянный. И сильно дернул рукой.
Оставшиеся пальцы соскользнули с железа. Зазвенели «вериги» юродивого.
— Трехпалой ладонью трудно за что-то держаться. Тютя знает, Тютя видел.
Видел? Илью прошиб холодный пот.
— Постой-постой! — Он подошел к решетке. — Что ты видел? Ты хочешь сказать, что видел человека с тремя пальцами?
— Тютя много ходит. Тютя многих видит, — пятясь в темноту, забормотал Приблажный. — И сейчас Тюте пора уходить.
Свет трепещущего огонька свечи почти не доставал до него.
— Так видел или нет? — Теперь уже Илья бросился на решетку.
Он едва различил в слабом свете слабый кивок.
— Тютя видел.
— Где?
— Там, откуда Тютя пришел.
Фигура юродивого растворилась во мраке. Тихонько бряцнул металл, которым был обвешан Приблажный.
Бульба говорил, что Тютя пришел с синей ветки. Значит… Значит, искать надо там?
— Кто он, этот человек?!
— Он мертвый, — донесся из темноты негромкий голос.
— Что?!
— И он хороший. Тютю слушает, Тюте верит, Тютю понимает…
— Как его звать?!
— Нет-нет! — Приблажный словно вспомнил о чем-то. — Больше Тютя ничего не скажет. Больше Тюте нельзя ничего говорить.
— Как-его-звать?!
Юродивого видно не было. И на этот раз ответа от него не последовало. Тютя исчез без следа и звука. Не слышно было даже позвякивания «вериг».
— Сапер?! — крикнул Илья в темноту. — Это был Сапер? Он называл себя Сапером?
Темнота безмолвствовала.
Илья в сердцах саданул кулаком по запертому замку. Посыпалась ржавчина. Завибрировали прутья решетки.
— Колдун, не буянь, — потребовал один часовой.
— Возвращайся на станцию, — посоветовал другой.
Глава 7
БЕГСТВО
Стараясь уснуть, Илья ворочался в наглухо закрытой палатке. Но сон не шел.
Шли мысли… Одна за другой. Одни и те же. Нескончаемой каруселью. После встречи с Тютей Приблажным они не давали ему покоя, эти мысли. Муранча… Кара небесная за разобщенность… Дурацкие проповеди сумасшедшего, возомнившего себя пророком…
Дурацкие — да, но почему же тогда они так запали в душу?
И главное.
Самое главное. Человек с трехпалой ладонью, о котором упомянул Тютя. Кто это? Илья знал только одного трехпалого, которого звали Сапером.
Но Сапер мертв.
Однако и тот человек, о котором обмолвился Тютя, тоже был мертв. Вроде бы. Если верить словам Тюти. И если он, Илья, правильно понял его слова.
Мысли… Тяжелые, шершавые, беспокойные. Они как жернова ворочались под черепной коробкой, перемалывая мозги. Голова болела от этих мыслей.
А Илья все думал, думал…
Синяя ветка не так хорошо защищена от радиации, как красная. Мало ли там может оказаться мутантов? Трех- и шестипалых. Одно- и трехруких. Незадолго до нападения жаб на Аэропорт там, по слухам, даже родился двухголовый младенец. Правда, он долго не прожил. Или ему просто не дали жить.
Трехпалость на таком фоне — это так… По нынешним временам не уродство даже, а легкий косметический недостаток. Наверное ж нередкий. Если Тютя и видел кого, то не обязательно Сапера.
А, скорее всего, Приблажный никого не видел вовсе. Или приглючилось ему просто, что видел. Так есть ли смысл верить больному на голову Тюте, который разносит по метро глупые байки?
