Весь Фрэнк Герберт в одном томе. Компиляция (СИ) - Герберт Фрэнк Патрик

— У тебя что?

О, он прекрасно знал, что я обращаюсь к нему, но даже не поднял глаз. Меня это взбесило. У девушки есть какая-то гордость, а тут я настолько расслабилась, что сама начала разговор! Перед ним стояла пепельница, забитая клочками бумаги. Я сконцентрировалась на ней, и бумага вспыхнула. Когда захочу, я могу быть хорошим пиро. Некоторые мужчины были достаточно милы, чтобы сказать, что я могла бы разжигать огонь и без таланта. Но с таким щупачом отцом, как мой, могла бы я вообще это узнать?

Огонь привлек внимание этого парня. Он знал, что это я его вызвала. Он только глянул на меня разок и отвернулся.

— Отвяжись, — сказал он. — Я — Пустышка.

Понятия не имею, как оно получилось. Может быть, во мне есть немного от теле, как сказал однажды доктор, но я знала, что он говорит правду. Это не был один из тех номеров, что вы видите в чувствилках. Ну, вы знаете когда два комедианта и один говорит: «А что у тебя?» А другой отвечает: «Пусто».

Только он все время левитирует кресло другого парня и жонглирует дюжиной вещей у себя за спиной, без рук. Вы знаете этот номер.

А тут все грохнуло оземь.

Ну, когда он это сказал, меня словно усадило обратно. Я никогда раньше не видела настоящего живого Пустышку. О, я знала, что такие были. В правительственных резервациях и тому подобное, но я никогда не была, как в этот раз, совсем рядом с таким.

— Прости, — сказала я. — Я — пиро.

Он взглянул на пепел в пепельнице и ответил:

— Да, я знаю.

— Для пиро теперь не так много работы, — продолжила я. — Это у меня единственный талант. — Я повернулась и посмотрела на него. Симпатичный, хоть и Пустышка. — Ну и как у тебя дела? — спросила я.

— Я сбежал. Я беглец из резервации в Сономе.

У меня от этого прямо кровь вскипела. Не только Пустышка, но еще и беглец. Точь-в-точь как в чувствилках. Я спросила:

— Хочешь спрятаться у меня?

Это заставило его развернуться ко мне. Он оглядел меня и, честное слово, покраснел. На самом деле! Я раньше никогда не видела, как человек краснеет. Определенно, этот парень был сплошным сюрпризом.

— Люди могут неправильно подумать, когда меня поймают, — сказал он. — Я уверен, что меня в конце концов поймают. Я всегда уверен.

Я почувствовала себя в роли гражданки мира.

— Почему бы тогда не наслаждаться своей свободой? — спросила я.

И позволила ему немножко больше увидеть в разрезе юбки. А он отвернулся! Представляете!

И тут появились копы. Они не суетились. Я заметила, что эти двое мужчин стоят прямо в дверях, наблюдая за нами. Только я думала, что они наблюдают за мной. Копы пересекли комнату, и один из них склонился над этим парнем.

— Ну ладно, Клод, — сказал он. — Пошли.

Другой взял меня за руку и сказал:

— Ты тоже должна пойти с нами, сестренка.

Я вырвалась и воскликнула:

— Я тебе не сестра!

— Оставьте ее, ребята, — сказал этот Клод. — Я ей ничего не рассказывал. Она всего лишь пыталась меня подцепить.

— Сожалею, — ответил коп. — Она тоже пойдет.

Вот тут мне стало страшновато.

— Послушайте, — сказала я. — Я не знаю, что все это значит.

Мужчина показал мне дуло замораживателя в своем кармане.

— Кончай трепыхаться и иди спокойно, сестренка, иначе мне придется воспользоваться этим.

Но кому же охота заморозиться? Я пошла спокойно, молясь, чтобы по дороге встретились отец или какой-нибудь знакомый, чтобы можно было объяснить, что к чему. Но мне не повезло.

На улице у полиции был обычный старый реактивный «жучок». Вокруг машины собралась толпа, пялясь на нее. Портер в толпе забавлялся, раскачивая зад «жучка» вверх и вниз. Он стоял сзади, засунув руки в карманы и ухмыляясь.

Коп, который вел разговоры, лишь посмотрел на этого портера, и ухмылка у парня исчезла, а сам он поспешил прочь. Я тогда поняла, что коп был теле, хотя он и не касался моего сознания. Некоторые из этих теле ужасно щепетильны насчет своего морального кодекса.

Езда в этом старом реактивном «жучке» была забавной. Я никогда раньше такого не видела. Один из копов забрался на заднее сиденье с Клодом и со мной. Другой управлял. Это было очень странное ощущение, лететь над заливом. Обычно, как только мне хотелось отправиться куда-нибудь, я лишь вежливо спрашивала, нет ли поблизости портера, а потом думала о том месте, куда бы я хотела попасть. Портер отправлял меня туда в тот же миг.

Конечно, время от времени я попадала в апартаменты какого-нибудь пожилого господина. Некоторые портеры промышляют сутенерством. Но пиро не надо бояться престарелых донжуанов. Ни один пожилой господин не станет заниматься ерундой, когда у него горит одежда.

Ну, в конце концов, «жучок» сел на садовую дорожку захолустной больницы, и копы провели нас через главное здание в маленький офис. Пешком, прикидываете! В офисе было темновато — не хватало светильников — и моим глазам потребовалась минута, чтобы приспособиться после ярких ламп в холле. Когда они привыкли, я увидела старого чудика за столом и в изумлении уставилась на него. Это был Менсор Уильямс. Да, «Большое Все». Все, что мог сделать любой, он мог сделать лучше.

Кто-то включил реостат, и лампы начали гореть в полный накал.

— Добрый вечер, мисс Карлайсл, — сказал он, и его маленькая бородка подпрыгнула.

Прежде чем я смогла съязвить насчет этики чтения мыслей, он добавил:

— Я не вмешиваюсь в ваши мыслительные процессы. Я слегка заглянул вперед — в тот момент, когда я уже буду знать ваше имя.

Еще и ясновидец!

— Не было никакой нужды привозить ее сюда, — сказал он копам. — Но вы неизбежно должны были это сделать. — Потом он отколол забавнейшую штучку. Он повернулся к Клоду и указал кивком на меня. — Как она тебе, Клод? спросил он. Словно я была чем-то предназначенным на продажу или что-то в этом роде!

— Это она, папа? — спросил Клод.

Папа! Это меня пришибло. У «Большого Все» — ребенок, и этот ребенок Пустышка!

— Это она, — ответил Уильямс.

Клод слегка расправил плечи и сказал:

— Ну, тогда я пас! Я не буду этого делать!

— Будешь, — произнес Уильямс.

Весь разговор велся через мою голову, и я решила, что с меня хватит.

— Минутку, джентльмены, а не то я сожгу это место! В буквальном смысле! — крикнула я.

— Она может это сделать, — заметил Клод, ухмыляясь отцу.

— Но не сделает, — сказал Уильямс.

— Ах, не сделаю? — вспылила я. — Попытайтесь меня остановить!

— В этом нет нужды, — сказал Уильямс. — Я видел, что произойдет.

Вот так просто? У меня от этих ясновидцев мороз по коже. Мне иногда становится интересно, а не боятся ли они сами себя? Жизнь для них похожа на проторенную тропу. Это не по мне. Я спросила:

— А что случится, если я сделаю что-нибудь не то, что вы видели?

Уильямс подался вперед, и в глазах его появился интерес.

— Такого никогда не случалось, — сказал он. — Если бы такое хоть раз произошло, это был бы настоящий прецедент.

Я не уверена, но, глядя на него, подумала, что ему действительно было бы интересно увидеть что-нибудь, не совпадающее с прогнозом. Я было задумалась, а не вызвать ли мне маленький огонек в бумагах на его столе. Но эта идея почему-то мне не понравилась. И не потому, что что-то постороннее в моем сознании приказывало этого не делать. Я ничего не могла понять. Я просто НЕ ХОТЕЛА этого делать. Я спросила:

— Что означает весь этот разговор?

Старик откинулся назад и, клянусь, он казался слегка разочарованным. Он сказал:

— Всего лишь то, что вы с Клодом поженитесь.

Я открыла рот, но ничего не смогла произнести. Наконец я сумела, заикаясь, выдавить:

— Вы имеете в виду, что заглянули в будущее и видели нас ЖЕНАТЫМИ? И сколько у нас будет детей, и все такое прочее?

— Ну, не все, — ответил он. — В будущем не все для нас отчетливо. Лишь события, связанные некоторой основной линией. И в большинстве случаев мы не можем заглядывать слишком далеко. Прошлое доступнее. Оно зафиксировано неподвижно.