Роман Злотников - Счастливчик Сандерс
Подойдя к воротам, Макнамара несколько раз стукнул бронзовым молотком, подвешенным рядом с маленьким окошком. Через несколько минут окно отворилось и на него взглянула монахиня с аскетичным лицом и поджатыми губами:
— Слушаю вас?
— Я — Джеффри Макнамара. Здесь находится моя жена, и я хотел бы ее повидать.
— К сожалению, время посещений закончилось и сестры пребывают на вечерней молитве. Приходите завтра. — Монахиня сделала движение, чтобы закрыть окно.
— Минуту! Дело не терпит отлагательств. У меня чрезвычайно важные известия.
— Я поговорю с настоятельницей, — сухо сказала монахиня.
Через пятнадцать минут, когда Макнамара, уставший бродить вдоль каменной стены, собрался постучать вновь, ворота заскрипели и отворились.
— Сестра Агнесса ждет вас в своей келье. Я провожу. — Монахиня впустила его во двор, тщательно заперла ворота и пошла впереди.
Двор монастыря был пуст, из приоткрытых дверей церкви доносилось пение.
По витой лестнице они прошли на второй этаж, где находились кельи монахинь. Свет здесь был приглушенный, рассеянный, шаги гулко отдавались в пустом коридоре.
Возле распахнутой двери кельи Макнамара остановился и требовательно посмотрел на монахиню. Она холодно кивнула и удалилась.
Обстановка в келье была простая: кровать, застеленная темным шерстяным одеялом, небольшой шкафчик и умывальник. Марта стояла на коленях перед простым распятием, укрепленным под узким окном. Услышав шаги, она поднялась с коленей и обернулась.
Он не видел ее два месяца и поразился произошедшей перемене: лицо стало бледным, почти серым и во всей фигуре сквозила покорность судьбе. Но больше всего его поразили глаза — всегда ясные и чистые, сейчас они поблекли и казались старым жемчугом, слишком долго пролежавшим в шкатулке и оттого ставшим почти бесцветным. Она сложила руки под грудью и слабо улыбнулась.
— Майк… — голос изменил ему, и он, досадливо поморщившись, кашлянул, — Майк нашелся. Я за тобой, — она опустила глаза, и он заторопился, понимая, что если не найдет нулевых слов — все будет впустую, — мы будем вместе и все будет по-прежнему. Он в госпитале, сильно истощен, но Шейдеман сказал, что ничего страшного…
Она покачала головой, словно удивляясь его словам.
— Я знала, что с Майком все будет в порядке, — я молилась. Будет по-прежнему… Ты так ничего и не понял, Джефф. Именно потому, что я не могла жить по-прежнему, я и ушла в монастырь. Исчезновение Майка было последней каплей…
— Но он вернулся!
— Ты не понимаешь. Он вернулся потому, что я просила об этом Господа. Он внял моим молитвам. Как же я могу ответить неблагодарностью?
Макнамара почувствовал, что лед, растаявший было в груди, вновь смерзается в острые иглы, комком перекрывает дыхание.
— Я никогда ни о чем не просил, — глухо сказал он, — но сейчас…
— Это бесполезно, — ответила Марта, — я всегда буду рада видеть Майка, но тебя прошу не приходить. — Она говорила спокойно, может быть, даже равнодушно, и было видно, что она все для себя решила. — Я приняла обет. Решение тяжело досталось мне, Джеффри, но Господь являет чудо только тем, кто готов принести Ему самые великие жертвы. Я принесла свою.
Он постоял, пытаясь в сумерках увидеть выражение ее глаз, но она опустила их, и Макнамара понял, что она ожидает его ухода.
Резко повернувшись, он вышел из кельи…
Лундквист встал из-за стола при его появлении. Косо взглянув на него, Макнамара прошел в кабинет. Зачем он вернулся? А куда было идти? В пустой дом, чтобы слушать собственные шаги, теряющиеся в лабиринте комнат? Майк в госпитале, а Марта…
Макнамара достал из бара бутылку виски, присел за стол и, налив полный бокал, сделал несколько крупных глотков. Ничего. У него есть сын, наследник. У него есть дело, а стало быть, жизнь продолжается. В то, что он где-то ошибся, в чем Марта пыталась его убедить, Макнамара не верил. Он не ошибался почти никогда, иначе просто не смог бы выстроить собственную жизнь и жизнь своих близких по своим принципам.
Голова слегка затуманилась, он долил виски в бокал, закурил и нажал кнопку на коммуникаторе.
— Томас, зайди.
Лундквист вошел в кабинет и застыл у порога, освещенный светом из приемной.
— Акции «Юниверсум голд», как вы и просили… — начал он.
— Черт с ними, — отмахнулся Макнамара, — садись. Выпьешь? — не ожидая ответа, он наклонился и достал еще один бокал.
Лундквист присел в кресло для посетителей перед столом, принял бокал и отпил глоток.
— Ты был у Марты?
— Да, — Макнамара уперся взглядом в столешницу, — она не вернется.
— Я знаю, — кивнул Лундквист.
— Что? Каким образом…
— После исчезновения Майка ей незачем стало жить с тобой. Она ничем не могла помочь в его поисках и схватилась за последнюю возможность — вымолить его жизнь у Бога. Она сделала это…
— Ерунда! Я не знаю, где он был и как оказался на плато, но мы это выясним, и тогда…
— А это уже не важно. Майк для нее был потерян с рождения. Ты выбрал для него дорогу, ты вел его по жизни, а она осталась одна.
— Что ты несешь? — рявкнул Макнамара. — Я дал ей все!
— Да? И что же именно? Торопливую любовь, когда у тебя было время и ты не слишком уставал на работе? Заботу, в которой нуждается любая женщина? Ты дал ей одиночество, Джефф. И не ори на меня! Хочешь выслушать мое мнение — слушай, а потом, если захочешь, я уволюсь к чертовой матери. Я, слава Богу, работал с тобой почти тридцать лет, и хоть напоследок позволь высказать все, что думаю. Ты превратился в монумент самому себе, у тебя полностью исчезли человеческие чувства. Что? Ты скажешь, это не так? Ты руководишь огромным концерном, ты заботишься о служащих, у тебя нет права на личную жизнь, но у Марты это право есть! И у Майка тоже. А твои заботы — это заботы техника о нормальном функционировании механизмов, где главное — не допустить сбоя программы. Все выстроено, все взвешено, все рассчитано. Люди — не механизмы, Джефф. У тебя больше нет семьи, впрочем, ты потерял ее давно и даже Майка ты рассматриваешь как своего преемника, а не как сына. Ну, скажи, что я не прав?
— Теперь поздно что-то менять, — пробормотал Макнамара, — возможно, ты прав, но ты делаешь больно, Том.
— Зато, надеюсь, я разложил все по полочкам. — Лундквист допил виски, положил на стол папку и поднялся из кресла. — Материалы по «Юниверсум» здесь. Извини, я пойду. Устал чертовски.
— Надеюсь, ты не всерьез говорил об увольнении? — буркнул Макнамара.
— Куда ж я от тебя денусь, — хмыкнул Лундквист.
Дежурный врач встретил Макнамару возле лифта. На вопрос, как здоровье сына, зачастил, пересыпая речь медицинскими терминами, из которых можно было понять, что кризис миновал, но нежелание общаться внушает врачам некоторые опасения.
