Борис Громов - Насмерть
Как ни крути, стоит Бригада в здешних краях не первый год и, хотя сама в боестолкновения практически не вступает, службу тут несут со всем тщанием. А что там в Боевом Уставе написано? «Разведка ведется целеустремленно и непрерывно…» Короче, даром разведотдел и особисты у Лапшина свой хлеб не ели: и аналитикой занимались, и с населением работали, и агентурную сеть осведомителей, в смысле, добровольных помощников, имели весьма разветвленную. И, буквально неделю назад, «намыли» они среди пустопорожних разговоров и бестолковых слухов весьма интересную и важную информацию. Вот только для ее проверки нужны были не технические специалисты, которых в Бригаде было полным-полно, а опытные вояки. А вот их как раз у Лапшина и не хватало. Еще полгода назад он бы и заморачиваться на эту тему не стал — переговорил бы с коллегами из 56-й бригады, которая хотя уже давно переквалифицировалась из десантно-штурмовой в пограничную, но боевых навыков при этом вовсе не растеряла. Те выделили бы парочку взводов разведки или одну мотострелковую роту, и проблема была бы решена. Но ни одного десантника-пограничника в пределах досягаемости не осталось — все воевали с турками. Зато под боком были какие-то не совсем понятные, но явно бывалые и тертые мужички, в смысле мы. Вот и обратился Лапшин ко мне с заманчивым предложением о сотрудничестве и планом одной интересной и многообещающей, в случае успеха, операции. О результатах которой я и еду ему сейчас докладывать. Нет, скорее, уже приехал — вот он, штаб Бригады. Осталось только войти да на второй этаж подняться. Излишней бюрократией тут не страдают, в приемной под бдительным оком секретаря-ординарца полчаса сидеть не придется.
Так и получилось, к Лапшину пропустили меня сразу же и беспрепятственно.
— Здравия желаю, Андрей Василич! — с порога приветствую я хозяина кабинета.
— Ну, здравствуй, Михаил, — кивает тот в ответ. — Как прокатились, успешно?
— Более чем. Передавайте ребятам своим от меня поклон. Отлично сработали, и особисты, и радиоперехват. Взяли тепленькими, можно сказать, со спущенными портками. Да еще и парнишку одного из ходоков ваших из беды выручили.
— Это кого же? — полковник смотрит заинтересованно.
— Вовкой звать, прозвище — Малек.
— А, знаю такого. Саши Рыжего ученик, хороший паренек, толковый. Ходок из него со временем отличный выйдет, если доживет, — Лапшин тяжело вздыхает. — Наставнику-то его, Сашке Волженкову, тоже равных не было. А потом бац — и нет человека… Ладно, отвлеклись. С «языком», как я понял, не вышло ничего?
— Никак нет, — сокрушенно развожу руками я. — Мы пытались, товарищ полковник, честное слово пытались. Снайпер мой их старшего, который основную группу свой отход прикрывать бросил, а сам в отрыв пошел, подстрелил очень аккуратно — в ногу. Так тот, гнида, когда понял, что слинять не выйдет, — из своего же ТТ себе череп и продырявил.
— Даже так? — брови Андрея Васильевича изумленно выгибаются.
— Именно так, — поддакиваю я. — И вообще, я конечно, в здешних реалиях пока не шибко хорошо разбираюсь, но по вашим же рассказам судя… Странные какие-то эти бредуны были: радиосвязью пользовались очень грамотно, с дисциплиной — полный порядок, на верную смерть остались, чтобы отход старшего прикрыть. Да и сам старший… Сообразил, что его живым взять хотят, — хлоп, и «маслину» себе в бошку… Прямо не бандит с Пустошей, а самурай какой-то, разве что без шашки.
— Да уж, — соглашается комбриг, — действительно, необычная банда… Ладно, когда будете продавцов вязать, уж будьте аккуратнее, постарайтесь в живых побольше народу оставить. Может, они чего интересного расскажут.
— Обязательно, — клятвенно заверяю я. — Опять же, контрабандисты, думаю, похлипче бредунов будут. Они ж просто жулье, а не убийцы. Трупы на них гирляндами не висят, им «пеньковый галстук»[17] не корячится, наверняка каторгой отделаются. Так что — до последнего патрона отстреливаться не будут. Если поймут, что их прижали и удрать не выйдет, — сразу лапки в гору задерут.
— Твоими бы устами, — качает головой Лапшин. — Парни-то твои как?
— А, — улыбаюсь я, — чего с ними будет? Счастливы — словно карапузы в песочнице. Это ведь с момента нашего тут появления первое настоящее дело. До этого — инструктажи да тренировки. Застоялись хлопцы в седлах… А тут такая возможность размяться! Чуть не передрались — кто поедет. Пришлось гавкнуть, чтоб порядок навести и своей властью добровольцев назначать.
— Как дети! — понимающе хмыкнул полковник.
— И не говорите, Андрей Василич! Есть одна поговорка, очень в тему: «Армия — тот же детский сад, только… э-э-э… писюны длиннее и автоматы настоящие». Вот она как раз про моих гавриков.
— Ладно, — Лапшин с трудом подавил рвущийся смешок, — давай-ка посидим, померкуем, как и где продавцов брать будем.
Несмотря на весь мой достаточно богатый в этой области опыт, лежать в засаде — занятие очень сложное и утомительное. Когда ведешь наблюдение за противником, как мы с Толей в свое время у моста возле Белгатоя или в Ца-Ведено, — все несколько проще: на той стороне постоянно какая-то движуха идет, кто-то куда-то бегает, что-то происходит. Словом, меняется обстановка. А вот лежать так, как мы сейчас, затихарившись под довольно реалистично изображающими выгоревшую под летним солнышком сухую степную травку маскировочными накидками и гадать в ожидании: приедут или нет… Все почти как в той древней, времен Афганской войны песенке:
А мы сидим в засаде втихаря
И кушаем дубовые галеты.
Курить нельзя, вставать и спать нельзя
И не дай бог захочешь в туалет ты…
Отличная песня, и очень точно самочувствие в таких ситуациях передающая. Я ее еще в той, прошлой жизни, в одной хорошей книжке вычитал. Там, кстати, парняга тоже впух некисло, вроде как я. Только, повезло ему больше, и попал он в хотя и опасный, но, по крайней мере, вполне предсказуемый и знакомый (пусть только по учебникам и художественным фильмам-книгам) сорок первый год, где развернулся во всю ширь своей щедрой русской души и в конце концов в личные порученцы к усатому Вождю Народов угодил. Живут же люди, а! Одному мне, как тому бедному Ванюшке из поговорки, — всюду камушки. И попал черт знает куда, и занимаюсь непонятно чем. Хотя, нет, чем именно занимаюсь, как раз очень даже понятно — в засаде лежу. Жду и бдю, блин.
А началось все с того, что на штурмовую полосу в нашем ППД[18] в Большой Ивановке примчался взмыленный и заляпанный грязью по самые брови посыльный с поста дозиметрического контроля Бригады. Дождик накануне прошел очень хороший, что для этих мест летом — серьезная редкость. Развезло окрестные веси конкретно, вот и решил я, что называется, гнусно и подло воспользовавшись случаем, выгнать своих орлов на полигон, разом превратившийся в раскисшее болото. Как говорится — провести занятия в условиях максимально приближенных к боевым. Вообще-то я их и так вот уже почти полтора месяца гоняю нещадно и в хвост, и в гриву. Здорово помогает даже не омоновский, а еще армейский опыт тех лет, когда я был «страшным», в смысле — старшим, сержантом войсковой разведки на должности замкомвзвода. Так что, порядочки у нас теперь почти как в «непобедимой и легендарной»: ранний подъем, правда, не в шесть, а в семь часов утра, трехкилометровая пробежка в среднем темпе, турники. Тест Купера, который тут, чтобы не вызывать лишних вопросов у личного состава, называю просто силовым комплексом, каковым он, собственно, в свое время в милиции и значился. Раз в неделю — обязательный марш-бросок на «червонец» в полной выкладке. Вспомнил и тут же ввел в обиход «лавочку дружбы». Не слыхали? Зря! Чертовски пользительное упражнение. По сути — то же самое качание пресса на скамье, но не в гордом одиночестве, а всем взводом. Сели плотненько рядком на длинной скамье, обнялись за плечи и погнали под счет. Поначалу — все как обычно, а вот ближе к сотне повторений, когда самые слабые начинают сдавать… Даже если ты «сдох» и сил продолжать у тебя нет, соседи слева и справа все равно не дадут тебе остановиться, ведь ты словно звено в цепочке. А значит — будешь продолжать сгибаться и разгибаться. А мышцам, им все равно, что ты можешь или не можешь, они продолжают работать. А самые сильные, в итоге, чуть ли не вчетвером-впятером тянут вверх всю цепочку из двух десятков бойцов. Нагрузка у них при этом — тоже дай боже. Понятное дело, что поначалу и первые, и вторые ходят после такой «утренней гимнастики» слегка скособочившись и лишний раз им кашлянуть больно, зато видели бы вы, какой прогресс буквально через неделю начинается!
