Любовь Федорова - Путешествие на запад
Джела эти подробности занимали постольку-поскольку, ему важнее было другое. Он беспокойно выглянул из-за плеча Агиллера.
— А я? — спросил он. — Как же теперь я?
— А ты всегда только о себе думаешь? — поинтересовался Скей, появляясь из недр сундука со вторым сапогом в руках. — С тобой все просто. Если до факта смерти Ирмакора существовал приказ об его аресте, если состоится суд, если на нем Ирмакор будет признан государственным преступником, нас всех конфискуют в казну вместе с прочим имуществом. Дело это волокитное. А если имеется еще и завещание, наследники растянут его лет на двадцать. Если приказа об аресте не существовало, ты без формальностей переходишь во владение основного наследника — сына Ирмакора, Ирмагора.
— Черти бы побрали этих неудачников, — сказал Агиллер. — Деньги раздавали направо и налево миллионами. Неудивительно, если их теперь обвинят в финансировании государственного заговора. Я знал, что надо готовиться к неприятностям, но не думал, что так скоро.
— Что именно тебя смущает? — спросил Скей. Он опустился на колени и, как послушный раб, обувал Агиллера в дорожные сапоги, но его красные глаза блестели в утреннем полусвете, словно капли свежей крови. Ты же не овечка в волчьей шкуре. Ты — наоборот. Это твой шанс занять место в Государственном Совете. Ирмакор делал слишком много ошибок. Что-то одно ему следовало забыть: либо свое происхождения из квартала красильщиков кож, либо то, что он сейчас один из самых богатых людей в стране. Он так и не смог выбрать, и, в случае, если его убили, довольно трудно будет определить, которая из сторон это сделала. Тебе будет легче, чем ему. Ты, по крайней мере, знаешь, с кем ты и против кого. Найдутся люди, которые тебя поддержат.
— Это неплохо выглядит на словах, — согласился Агиллер. — Жаль только, что опять настают поганые времена, когда в каждой подворотне плетутся политические интриги, и только ленивые не участвуют в этих забавах. А мы до сих пор были ленивые, мы теряли время даром. Ну, теперь, если, не дай Бог, это что-то серьезное, я собой закрывать других уже не буду. В мире развелось слишком много идиотов, которые считают, что им все на свете позволено. Пришла пора поубавить их количество цель, достойная великих жертв. Мне надо торопиться.
Скей поднялся с колен.
— С нетерпением рвешься в бой? — с недоброй усмешкой спросил он.
— Нет. Просто, стоит мне задуматься, и я могу переменить решение. Завернусь в простыню и поползу на кладбище. Как Ирмакор, чтобы избежать позора.
— Гвардия умирает, но не сдается, — брякнул Джел.
Кир оглянулся на него через плечо.
— А о тебе разговор отдельный, — сказал он. — Я еще не знаю, ждут ли меня в Икте с распростертыми объятиями или с заранее приготовленными кандалами. Я хотел бы взять тебя с собой, но не могу рисковать. Со мной может случиться все, что угодно, да и Пифером уже сел готовить для заверения нотариусом реестр имущества, которое наследует Ирмагор. Про тебя он не забудет. — Кир посмотрел на Скея. — Если события станут развиваться по худшему из возможных вариантов, не дожидайтесь, пока в Икте вас потащат на допрос. Слушайте оба, что мне будет нужно. Александр Джел, я хочу, чтобы доктор Скей помог тебе бежать.
Скей очень удивился и всплеснул руками:
— Ну надо же! — воскликнул он. — А меня-то ты не забыл спросить, стану ли я помогать в таком деле?
— А почему не станешь? — удивился, в свою очередь, Агиллер. Он кивнул на Джела. — У него фальшивые документы. Имя Ирмакора больше ни для кого не защита, а на дыбе, сам знаешь, часто говорят такое, чего на самом деле не было. Мне не нужен лишний камень на шею. Пусть лучше убирается на все четыре стороны. Так безопаснее. Придумайте, как сделать побег похожим на несчастный случай. Все бумаги я заберу и почтой отправлю в Столицу. Когда станет известно, что раб погиб, все эти подписи и печати будут уничтожены в законном порядке, чтобы ими не смогли воспользоваться так, как я сделал в Диамире, и провести по документам мертвого еще одного живого человека. Так как, Скей, станешь ты помогать?
Скей коротким кивком изобразил одновременно и согласие и неодобрение.
С берега через открытое окно послышалось ржание лошади и голоса. Звали Агиллера.
Кир встал.
— Я не беру с собой ничего, кроме денег, — сказал он. — Все это барахло, — он указал на сундук, — соберете в мешок и отправите в Икт почтовым парусником.
— Как скажете, кир, — Скей слегка поклонился.
Агиллер оглядел каюту в поисках чего-то такого, о чем он мог забыть.
Взгляд его упал на Джела. Мгновение он как будто сомневался, потом вдруг опустился перед ним на колени и взял руки Джела в свои.
Это было что-то новенькое. Джел косо глянул на Скея и изобразил внимание к тому, что скажет кир Агиллер.
— Я найду тебя потом, если мне повезет выпутаться из этой передряги. — Кир посмотрел ему в лицо снизу вверх и легко провел тыльной стороной ладони ему шее. — Если же нет… Может быть, ты когда-нибудь окажешься в Столице. Разыщи там часовщика Гермерида. У него мастерская в ремесленном районе Приречья. И отдай ему ключ. — Маленький металлический предмет скользнул Джелу за ворот рубахи. — Скажешь ему, что от меня, и что я просил все вернуть. Это много денег. Ты сам купишь себе свободу. — Агиллер помолчал и криво улыбнулся. — Наверное, я должен все-таки попробовать объяснить, почему я все делаю так, а не иначе… Все равно, как я хотел — не получается… Ты волен осудить меня, если посчитаешь справедливым.
Он снова умолк, потом заговорил медленно, выбирая слова:
— Однажды, очень давно, я умирал на дороге под Оллункавой. Я видел себя, сидящим на берегу океана, я смотрел на катящиеся волны. Не было ничего вокруг: ни деревьев, ни неба ни солнца. Только вдали по песчаному пляжу бродила белая фигура.
Я знал, что это тот, кто послан за мной. Я долго ждал, когда же он приблизится, а он не подходил и не звал меня. Терпение мое истощилось, я стал испытывать неудобство от того, что он не обращает на меня внимания и медленно ходит там, казалось бы, без цели. Я не мог ждать его бесконечно. Я понимал, что меня ищут и скоро могут найти, тогда я вернусь к боли и к тяжкому грузу жизни от моего нового легкого бестелесного существования. Я встал и сам отправился к нему навстречу. Он поднял голову, посмотрел на меня, и вдруг я потерял его из виду. Потом за спиной у меня раздался смех. Существо в белом стояло там, оно положило мне руки на плечи. "Остановись, — сказало оно. — По этому берегу можно идти вечно и не прийти никуда. Ты хочешь умереть? Этот путь закрыт для тебя. Ты можешь искать смерти, но ты ее не найдешь. Я не даю тебе своего благословения на смерть. Я — единственная любовь твоей жизни. Только я буду выбирать, жить тебе или умереть. Ты должен меня дождаться, ведь я уже иду к тебе, хоть встретимся мы и не скоро."
Я обернулся, но оно ускользнуло и снова оказалось у меня за спиной.
"Кто ты? — спросил я. — Я хочу взглянуть на тебя."
"Нет, — ответило оно со смехом. — Мой вид тебя не обрадует. Ты можешь испугаться испытания, и я потеряю власть над тобой. А я хочу, чтобы ты жил. Ты — чудовище, я же — достойное тебя наказание, или как знать? — твоя награда. Нет смысла тебе видеть мое лицо сейчас, все равно, ты сразу узнаешь меня, когда встретишь — это я тебе обещаю." Оно опять засмеялось и я увидел, как оно неуклюже удаляется по песку, превращаясь в большую белую птицу, у которой было сломано одно крыло. Птица несколько раз подпрыгнула, пытаясь взлететь. Потом она исчезла в окутавшем берег тумане, а я очнулся в госпитале Оллунклавы.
С того дня прошло много лет. Разговор на пустынном берегу я вспоминал трижды, встречая на своем пути трех прекрасных женщин, и трижды, оставшись наедине с собой, смеялся над своим бредом. Мне, который никогда не любил никого, кроме самого себя, обещана любовь к нелепому и несовершенному человеческому существу, у которого тысячи недостатков, которое никогда не поймет меня, и я не пойму его?.. Женщины, даже самые красивые и безупречно воспитанные, казались мне привлекательными только на час в спальне, а ни на одного мальчика я не посмотрел ни разу в своей жизни. Солдат, которые занимаются этим с детьми или между собой, казнят, — таков закон, я сам выносил им приговоры…
Не знаю, что со мной случилось. Нам нужны были добровольцы-смертники для нашего дела в Ардане. Когда Салм Сверр показал с тюремной стены, кого мне можно выбирать среди его подопечных, у меня остановилось сердце. Там был ты. Ты ходил внизу, повторяя тот же рисунок движения, так же внимательно смотрел себе под ноги, и не обращал на меня никакого внимания, хотя все остальные узники в тюремном дворе провожали нас с Салмом глазами. Не узнать тебя я не мог.
У меня хватило выдержки не потребовать тебя сразу и не увезти с собой в Ардан, да этого и нельзя было сделать — следствие еще не было закончено. Чего только я не передумал, когда убеждал себя оставить все как есть и не вмешиваться в твою судьбу. Ты был клейменый преступник, убийца, я не имел права ничего сделать для тебя. Я даже не мог купить тебя на свое имя с фальшивыми документами — у меня не было разрешения приобретать рабов на руках, оно осталось в Столице, а о том, чтобы взять с собой в Ардан копию, я не позаботился…
