Владимир Торчилин - Институт
Справедливости ради, следовало признать, что все перечисленные неизвестным недоброжелателем отъезды действительно имели место. Но вот того, что Игорь соорудил из своей лаборатории такой как бы пересадочный пункт для отъезжающих сознательно и целенаправленно, сказать было никак нельзя. До такой степени солидарности с одними и оппозиции другим он как-то никогда не доходил. Скорее, сложившаяся ситуация была результатом причудливого смешения его интеллигентского конформизма, общей душевной доброты и на удивление прочно въевшегося в его инородческую кровь исконно русского “авось пронесет”. Иными словами, он, конечно, понимал, что кое-кто из обращавшихся с просьбой о работе долго задерживаться у него, да и вообще в Союзе, не предполагает – особенно ясно это было в отношении тех, кто приходил из мест вполне престижных, типа того же Университета, но сказать, что у него лаборатория не проходной двор, да и по шапке ему самому при слишком частом повторении таких ситуаций, в общем-то, тоже может перепасть, язык у него не поворачивался. К тому же, ситуация с отъезжающими ему была через друзей и родню – ехали тогда пачками - хорошо знакома, и он знал, что людей, как правило, заставляли увольняться со своих мест, как только становилось известно о том, что они подали на выезд - соответствующие инстанции торопились с такой информацией, как могли, то есть, задолго до того, как в каких-то неведомых высотах выносится решение отпустить - не отпустить. Ну, и каково тем крутиться без работы, а, значит, и без зарплаты? Даже вагонов разгружать и то на всех не хватит, или там улиц подметать. При всем при том и отказов хватало, а тогда история затягивалась на неопределенное время, и деньги становились еще нужнее. И как на таком фоне было не брать, когда возможность имелась, он себе представлял не очень, хотя знал, что многие другие даже в их, вроде бы, довольно беззубом, по большому счету, Институте отказывают и никакими угрызениями не терзаются. Нельзя было, конечно, полностью исключить и голос крови, подсознательно требующий помочь своим, но кто его там разберет подсознание это… Ну и, естественно, на чем-то неосязаемом или даже вовсе ни на чем основанная надежда, что как-нибудь все обойдется – в конце концов ведь работают же люди в течение какого-то времени и даже хорошие статьи публикуют к вящей, так сказать, славе институской - тоже играла не последнюю роль, хотя он и понимал, что насовать ему лыка в строку, если вдруг кому-то понадобится, можно будет по самое не хочу. Вот кому-то и понадобилось.
А парткому тогда, разумеется, надо было как-то реагировать. То есть, что значит – “как-то”? Надо было собраться, вызвать и строго осудить, чтобы другим было неповадно. Именно этим немедленно и занялись. К счастью – если вообще в таком контексте можно говорить о каком-то счастье – вся ситуация не стала для Игоря абсолютной неожиданностью. В Институте к нему относились неплохо, и один из парткомовцев конфиденциально сообщил ему о грядущем разбирательстве и даже сообщил по памяти примерное содержание зловредного письма. Так что Игорь, хотя и сильно нервничал, гадая, чем, собственно, все это разбирательство может закончиться, но мог хоть немного продумать свои защитительные аргументы. К тому же, помимо воли, его сильно интересовало, по какому сценарию будет развиваться обсуждение его проступков и какими словами будут пользоваться парткомовские деятели, требуя его к ответу. Впрочем, долго ждать не пришлось. И недели не прошло после полученного шепотом в коридоре предупреждения, как неизвестный ему до того голос девицы, выполнявший при парткому функции “подай-принеси-собери взносы”, сообщил ему по телефону, что парткомовский ареопаг желает видеть его на своем заседании в следующую среду. Его вопрос стоит в повестке дня первым и ему надо приготовиться ответить на вопросы о постановке политико-воспитательной работы (начались эвфемизмы) в его лаборатории. Уважительной причиной для неявки на партсобрание может быть только смерть.
В ту самую среду заседание, ради которого вежливый Игорь даже нацепил редко носимый галстук, развивалось, по-видимому, вполне по протоколу. Внушительно выглядевшая дама из научно-организационного отдела, которая была на тот отчетный период секретарем парткома и лично вела заседание, церемонно представила Игоря, приглашенного в комнату, где собрался ареопаг, минут через десять, после того как собрались сами парткомоцы, присутствовавшим, хотя все они его и так знали, уж во всяком случае, хотя бы в лицо - неудивительно после стольких лет в Институте. Игорь выдал общий, несколько скованный поклон. Партийная начальница с положенной случаю высокопарностью начала:
- Теперь следующий вопрос повестки дня. Сейчас, когда партия и правительство уделяют такое внимание организации и развитию научных исследований в нашей стране, исключительно важно правильно нацеливать ученых, особенно, молодых, на решение важнейших народно-хозяйственных задач. И это проблема уже не только и даже не столько чисто научная, сколько политико-воспитательная. За что и насколько болеют душой наши молодые специалисты? С каким запасом патриотизма и любви к Родине они приступают к решению стоящих перед ними научных задач? От того, как именно они ориентированы, в том числе, и своим непосредственным руководителем, успех их работы зависит не меньше, чем от владения теми или иными методиками. Вот мы и решили пригласить на заседание одного из наших молодых завлабов, чтобы он рассказал нам, как именно он воспитывает он молодежь у себя в лаборатории. Что ж, расскажите, а мы послушаем.
Игорь понял, что заходят издалека и про анонимку, во всяком случае, пока, упоминать не собираются. Он решил, что спокойнее всего будет сделать вид, будто он принимает все происходящее за чистую монету, и отвечать в том же ключе.
- Ну, для начала я хотел бы поблагодарить партком за то, что именно к моей лаборатории проявлено такое внимание. Во всяком случае, для меня это означает, что про нас в НТЦ знают, что само по себе лестно, если вспомнить, сколько у нас всего подразделений.
Игорь заметил, как несколько присутствующих переглянулись с некоторым смущением – дескать, что это за придурок, он что, не понимает, что его не хвалить, а дрючить вызвали – и понял, что тон он выбрал самый правильный. А потому бодро и продолжил:
- В смысле политико-воспитательном вы, может быть, захотите меня в чем-то и поправить. Буду только благодарен – завлаб я еще довольно свежий и не всему мог еще научиться. Так что для начала просто хочу вам рассказать, как я сам понимаю ситуацию. Как вы знаете, народ у нас работает, в основном, молодой, хорошо образованный и политически грамотный. Поэтому, скажем, политинформации проводить для них вряд ли целесообразно, равно как и вывешивать на стене вырезки из центральных газет. Все равно все важнейшие политические решения и новости в той или иной форме в лаборатории в течение дня обсуждаются – и в чайной комнате, и в курилке, и просто в разговорах, и, насколько я знаю, на основную линию нашей политики люди реагируют с полным пониманием. Это, как бы, данность. А вот количество и качество выполняемой работы являются для меня основными критериями того, с полной ли отдачей отвечают люди на заботу партии и правительства. Если человек проводит в лаборатории двенадцать часов вместо официальных восьми и за полгода нарабатывает материал на патент, который может принести стране и новый продукт и валюту за продажу лицензии за рубеж, или на пару статей, пригодных для представления в хорошие международные журналы, что, естественно, служит укреплению престижа советской науки, а, значит, и страны, то я считают, что человек ориентирован правильно и работает на пользу своего народа с полной отдачей. И, в общем, примерно такую команду мне и удалось подобрать. Если вы посмотрите на количество поданных патентов и опубликованный статей в расчете на одного сотрудника, то я думаю, что вы со мной согласитесь. К тому же…
- Да-да, - неожиданно перебила Игоря секретарша, понимая, что его несет не туда и чем больше он будет говорить про публикации, тем труднее будет вернуть его к вопросу об отъезжантах – мы, конечно, знаем про ваши несомненные успехи. Но воспитательная работа, все-таки, шире, чем это. Вот вы сказали, что вам удалось подобрать хорошую команду. А вы не можете сказать нам, какими именно критериями вы руководствовались и руководствуетесь при подборе кадров? Что для вас важно, а что не очень?
- Теплее, - прикинул Игорь – но тактику менять пока рано.
- В общем-то, самыми очевидными. Примерно теми же, какими, насколько я помню, руководствовались генеральная дирекция и Директор нашего Института, когда приглашали на работу меня и моих коллег (выкусили - вот теперь поспорьте с Генеральным!). Во-первых, хорошее образование. Пусть это не прозвучит снобизмом, но обычно оказывается, что выпускники, скажем. МГУ, Физтеха или МИФИ, обладают большим потенциалом. Во-вторых, опыт работы. Конечно, если человек занимался примерно тем же, чем ему предстоит заниматься у меня, так я, при прочих равных, возьму его скорее, чем того, кого надо обучать от нуля. Хотя некоторых и обучали. Потом, конечно, стараюсь понять, действительно ли человека работа интересует или будет, как в банке, от и до сидеть и все. Это обычно сразу видно. Да, может, конечно, и глупо, но всегда спрашиваю, занимаются ли люди спортом и играют ли в шахматы. Я понимаю, конечно, что это мой индивидуальный подход, но как-то получается, что спортсмены, если не за сборную Союза выступают – те заняты очень, и шахматисты склонны к нетривиальным решениям и вообще и работают много и без устали и соображают хорошо. Потом…
