Юрий Брайдер - Особый отдел и тринадцатый опыт
— Загадками говоришь, Никодим Иванович.
— Приходится. Но не это главное.
— А что?
— Паровозы! Состав паровозы вели. Две штуки, сцепкой… Огромные. Дым аж за горизонт улетал… Такую технику уже лет сорок, а то и пятьдесят, как со всех дорог писали.
— Ты, Никодим Иванович, не ошибся?
— Какое там! Мне эта сцепка теперь каждую ночь снится, особенно если трезвый…
— Что-то вроде поезда в ад? — Цимбаларь припомнил название читанной в детстве книжки.
— Ага. Или оттуда…
Глава 4. ХАРЬКОВСКИЕ ТОПОЛЯ
Путешествие на юг с самого начала как-то не заладилось.
Ване, как всегда косившему под малолетку, а потому вписанному в Людочкин паспорт на правах ребёнка, железнодорожные кассы отказали в предоставлении полного билета. Дескать, незачем в разгар курортного сезона всякой мелюзге отдельное место занимать.
Пришлось ему ехать на одной полке с Людочкой, ещё, слава богу, что на нижней полке.
Впрочем, в отличие от долговязой напарницы, его это скорее веселило, чем раздражало. Валяясь в ногах у Людочки, тоже принявшей горизонтальное положение, он как бы между делом щекотал её, запуская шаловливую ручку глубоко под одежду.
Людочка всё время вздрагивала, словно от блошиных укусов, а пожилая женщина, поместившаяся напротив, без устали нахваливала Ваню, вновь щеголявшего в бантах и косичках.
— Какая у вас доченька ласковая, — говорила она, умильно улыбаясь. — И по спинке мамочку погладит, и по ножке, и по животику.
— И по попке, — в очередной раз лягнув Ваню, буркнула Людочка.
Однако пассажирка, принимавшая возню на соседней полке за милые забавы, продолжала:
— А у моего родного сыночка детишки такие вредные, такие испорченные. — Она закатила глаза, указывая на двух угрюмых разнополых подростков, валявшихся на верхних полках. — Даже слова доброго не скажут. Только фыркают да кривляются… Вот бы мне такую внучку!
— На следующий день удавишься, — пискнул Ваня, но громкое покашливание Людочки заглушило эту хамскую реплику.
Однако в Курске вся эта троица сошла. Вместо них в купе вселилась парочка кавказцев, пахнувших отнюдь не мандаринами и розами, а скорее протухшим кебабом. Первым делом они сняли верхнюю одежду, оставшись в майках на голое тело (и то и другое давно утратило свежесть).
Обладателя розовой майки звал Мовсар, обладателя верой — Мамед.
Не спрашивая разрешения у попутчиков, они выставили на столик коньяк, вывалили кучу домашней снеди, вместе с которой, наверное, объехали уже полРоссии, и принялись пировать, в качестве столовых приборов используя одни лишь кривые кинжалы, на блатном жаргоне называемые «бейбутами». Делали они всё это с той же истовостью, с которой молились Аллаху, навязывали покупателям свой залежалый товар и сражались с неверными.
Специфическая красота Людочки, конечно же, не могла оставить джигитов равнодушными. Какое-то время они ограничивались тем, что бросали на соседку по купе масленые взоры и отпускали на своем языке похабные замечания, а потом Мамед попытался завязать дорожное знакомство.
— Девушка, куда едешь? — спросил он, улыбаясь во весь рот. — В Крым?
— Нет, в Рим, — холодно ответила Людочка.
— В море купаться будешь? — Отступать было не в правилах Мамеда.
— Нет, в ванне
— Тебе в ванне нельзя
— Почему?
— Никто такой красоты не увидит! — Мамед заржал, а Мовсар набухал полный чайный стакан коньяка.
— Давай выпей с нами!
— За что? — осведомилась Людочка, убедившаяся, что просто отмолчаться не получится.
— Мы свой товар продали, — пояснил Мовсар. — Хорошо продали. С наваром назад едем.
— Я пью только за любовь, за родную страну и за общегосударственные праздники, — сказала Людочка. — За чужой навар не пью и другим не советую.
— Обижаешь, да? — Мамед зловеще прищурился. — Тогда просто так выпей. У вас такого коньяка даже начальник милиции не пьёт Не коньяк, а слеза горской красавицы.
— Не позавидуешь вашим красавицам, если они столько наплакали, — с сочувствием произнесла Людочка. — А почему слезы такие желтые? Разве ваши красавицы больны гепатитом?
— Какой ещё гепатит! — возмутился Мовсар. — У нас красавицы все здоровые. Не то что у вас! Каждая вторая между ног заразная.
— Ну, ничего, когда вы вернётесь к своим красавицам, им прежнего здоровья уже не видать, — посулила Людочка.
— Издеваешься? — Мовсар выпучил глаза. — Много из себя строишь? А почему одна на юг едешь? Загорать или деньги зарабатывать?
— Во-первых, это не ваше дело, а во-вторых, я не одна. Вот мой телохранитель. — Людочка, не оборачиваясь, нашла плечо Вани, который из-за её спины внимательно наблюдал за развитием событий.
— Это телохранитель? — удивились оба кавказца. — Такая маленькая? Пальцем задавить можно.
— Можно, — согласился Ваня. — Да только я тебя к себе не подпущу. Плевком зашибу.
— Какая злая девочка, — покачал головой Мамед, поедая с кинжала какие-то малоаппетитные куски. — Вся в маму!
— Я не в маму, а в прадедушку, — сообщил Ваня. — Про Глеба Жеглова, который банду Горбатого повязал, слыхали?.. Хотя где уж вам! В горах-то телевизоры, наверное, не работают. Бараны рогами программы разгоняют.
Назревал скандал, а до Харькова было ещё ехать и ехать.
Что-то злобно бормоча, кавказцы вышли в тамбур покурить, а Людочка, которую в экстремальных ситуациях немного слабило, отлучилась в туалет, строго-настрого наказав Ване никаких активных действий до её возвращения не предпринимать.
Оставшись в одиночестве, Ваня без промедления выжрал стакан коньяка, действительно весьма недурственного, а потом сунул в боковой карман чужого пиджака какой-то крошечный пакетик, предварительно чуть надорвав его.
Кавказцы вернулись чуть позже Людочки и пустой стакан приняли за знак примирения.
— Вот так-то лучше будет, — сказал Мамед, заранее раздевая Людочку глазами. — Если подружишься с нами, то не пожалеешь. Не надо будет в Крым ехать Прямо здесь озолотишься.
— Я бы, может, и согласилась, да ваши деньги уж больно плохо пахнут, — дерзко ответила Людочка.
— А ты их нюхала? — Мовсар полез в штаны, где, по-видимому, находилась походная касса кавказцев.
Неизвестно, чем бы всё это кончилось (Ваня в целях самообороны уже выдернул из окна металлический штырь, к которому крепились занавески), но в приоткрытую дверь заглянули люди в форме:
— Государственная граница! Приготовьтесь к паспортному и таможенному контролю!
Первым делом бравые ребята в зелёных фуражках проверили документы — у кавказцев чуть тщательнее, чем у Людочки, однако ничего подозрительного не обнаружили.
Мамед на радостях предложил выпить, но получил вежливый отказ и настоятельную просьбу вести себя поскромнее.
Пограничников сменила сонная девушка в накинутой на плечи синей шинели. Поочередно заходя в каждое купе, она без всякого выражения бормотала: «Имеются ли у вас наркотики, оружие, взрывчатые вещества, незадекларированные ценности?» — как будто надеясь, что совестливые пассажиры добровольно вывалят перед ней груды стволов, мешки гексогена, толстенные пачки валюты и немереное количество дури.
Людочка была вынуждена разочаровать непроспавшуюся таможенницу. В ответ на сакраментальное «Имеются ли у вас…» она обронила:
— Бог миловал.
Примерно то же самое утверждали и кавказцы:
— Ничего нету!
Общую благостную картину подпортил Ваня.
— А вот и врёте! — выпалил он, указывая пальчиком на соседей. — Когда мама выходила, вы какие-то фантики прятали и говорили, что это ширево.
Девушка в синем сразу дала задний ход. Мамед, проклиная коварных русских детишек, схватился за голову. Мовсар — за коньячную бутылку. Крошечное купе заполнили вернувшиеся назад пограничники и богатыри в чёрном демоническом прикиде, похожие на братишек Бэтмена. Людочку и Ваню выставили в коридор.
Лишившись возможности созерцать происходящее, они, естественно, обратились в слух. За тонкой стеночкой купе сначала говорили наперебой, а потом заорали все сразу (голос Мамеда звучал если и не убедительней, то выше других на целую октаву). Потом раздалось несколько увесистых оплеух и наступила сравнительная тишина.
Девица в синем, у которой сна теперь не было ни в одном глазу, торопливо возвращалась, сопровождая пограничника с пушистой, очень миролюбивой на вид собакой.
Войдя внутрь, собака сразу подняла истерический лай, словно бы каждый кавказец прятал в своём багаже по меньшей мере кошку. Спустя ещё пять минут все официальные лица покинули купе, уводя с собой Мамеда и Мовсара, скованных между собой наручниками. Отдельно несли их багаж и верхнюю одежду.
Пограничник-кинолог ласково поглаживал на ходу Свою собачонку:
— Хороший пёсик, хороший… Сейчас я тебя кефирчиком угощу.
