Игорь Поль - Знакомьтесь — Юджин Уэллс, Капитан
Глава 13
Безумие машин
Публика за барьером вслушивается в то, как я пою. Не верю, что им что-то слышно, но сама моя вдохновенная физиономия привлекает внимание. Видно, меня так разнесло, что я про все на свете забыл. Чужое внимание только подстегивает меня. Неважно, что вместо звука все наблюдают только мои шевелящиеся губы. Триста двадцатый меня не одергивает — значит, опасности никакой. Даже наоборот — он радуется вместе со мной. Ему хорошо, когда хорошо мне. Как всегда. Он фильтрует для меня отдельные выкрики из шума.
— Давай к нам, чувак! — орут из-за барьера.
— Сбацай нам, папик!
— Кто ты, чудик?
— Прыгай!
Непонятное оживление у одной из стен привлекает внимание. Ручейки любопытных быстро стекаются в нашу сторону. Скоро десятки ртов орут мне: “Прыгай! Долой Филю! Сбацай, чудик!”
И тут музыка кончается. И пока бас-гитарист выкрикивает со сцены очередную порцию оскорблений под рев толпы, меня пытают — “Ты кто, папик? Лабух?”
Что такое “лабух” я не знаю. Но на всякий случай крикнул в ответ:
— Я Юджин! Юджин Уэллс!
— Тот самый? Гонишь!
Охрана недовольно следит за моими действиями. В запале я расстегиваю молнию и достаю свой жетон.
— Вот.
— Чуваки, тут у нас этот убийца! Уэллс! Он еще и поет! — кругами расползается новость.
— Где? Вон тот? Обхайраный? Поет? Ей-бо! Отпад! На, закинься! Оттянись с нами! — лес рук тянется ко мне. Мне суют таблетки, тлеющие косяки устрашающего вида, какие-то трубочки и пузырьки.
— Нюхни, чувак. Вот так. Еще! Лизни и приложи. Не сюда. Ну что? Торкнуло?
Вдыхаю. Прикладываю. Опять трогаю языком. Перекладываю в другое место. Торкнуло. Еще как торкнуло. Триста двадцатый аж кряхтит от возмущения за такое издевательство над моим (его?) телом. И я уже ничего не соображаю. Они все такие милые, все эти синеволосые или лысые, с размалеванными лицами, с татуировками на лбу, с кольцами в носах, девушки в тяжелых ботинках, парни — с накрашенными глазами. Или наоборот. Отличить можно только вблизи. Парни хлопают по плечу, а девушки норовят прижаться и пощекотать горячими мягкими губами.
— Юджин! Куда ты? — крик Мишель тонет в раскатах звука.
А я улыбаюсь и плыву. Вниз, вниз, вниз. Барьер ложи — трамплин для продвинутых. Охрана реагирует слишком поздно. Я ныряю. И лес рук, что тянется в надежде меня поймать, куда-то исчезает. Я шлепаюсь на мягкий замусоренный пол. Теряю равновесие. Качусь кому-то под ноги. Меня поднимают. Жмут и щупают.
— Чувак, научи меня убивать! Сбацай нам! Дай я тебя поцелую! Оттянись с нами! Я тащусь от тебя! Хочешь меня? Что это за фенька на шее? А тебе прикольно без хайра! Клевая у тебя герла! — в ушах звенит от бессмысленных звуков. И беспредметная, совершенно безбашенная радость исходит от в общем-то безвредных людей. Потоком горячего воздуха сушит остатки моего благоразумия. Ну и что, что они пусты, как выпитая банка? Они меня любят. Я их тоже люблю. Тут просто нетронутый заповедник вселенской любви. Триста двадцатый, пожалуйста! Мне никогда не было так хорошо! Смирись, жестянка! Отпусти. Давай словим кайф вместе! Каково это — ловить кайф, когда ты наполовину человек? Или наполовину машина. Что чувствует машина, когда наступает приход? Это у меня рвет крышу, или у Триста двадцатого?
Водоворот тел. Я вращаюсь. Мишель, какая ты умница! Я никогда не был на концерте! Мне нравится на этом твоем концерте! Меня волокут и подталкивают. Кому-то приходит безумная идея. Тут у всех безумные идеи. Других просто нет. Для других мозги нужны. Мозгов тут тоже нет. Только жажда жизни. Бегство от скуки. “Вали на остров! Выдай саунд! Филя — отстой! Филя — зазнался! Филя — динамо! Чуваки, это — Юджин Уэллс! Юджин всех замочит. Юджин — сама смерть. Юджин лабать умеет. Юджин все может! Наш чувак. Юджин нам сбацает. Лови мазу, чувак! Юджин — слабай! ЮД-ЖИН-СЛА-БАЙ!! ЮД-ЖИН-СЛА-БАЙ!! ЮД-ЖИН!!!”
Водоворот обрастает новыми жертвами. Воронка ширится. Из лож в любопытстве тянут шеи. Трубач на краю острова, весь залитый пульсирующим сиянием, косит глазом, пытаясь разобрать, что за цунами несется к его ногам. Цунами набирает силу. Первый его натиск разбивается о цепочку людей в черном. Металл стоек гнется и трещит на стыке с полом.
— Это сам Уэллс! Крутой Юджин Уэллс! — орут охранникам. — Он вас всех замочит! На остров! ЮД-ЖИН-СЛА-БАЙ!!
Триста двадцатый принимает задачу. Включается в игру. Я каменею. Боевая машина под кайфом — это, скажу я вам, то еще зрелище. Цепочка охраны рвется под тараном моего стального тела. В брешь устремляются волны хаоса. Я — на самом острие.
— ЮД-ЖИН-СЛА-БАЙ!!
— Этого — пропустить! Этого, остальных — гаси! Второй взвод — левая сторона — ко мне! Щиты на плечо! — орет под прозрачным забралом офицер с выпученными глазами. Смотрит на мой развевающийся жетон на сверхпрочном шнурке. Поверил. Я Юджин Уэллс! Офицер воспринимает меня как олицетворение ада. Они тут все очень серьезно относятся к брехне, что льется с экранов. Будто гипнотизируют себя придуманной репутацией. А может, я и в самом деле страшен сейчас. С безумной улыбкой. Перепачканный помадой. С заводными, неестественно резкими движениями. Глядя на меня, любой способен поверить, что я только и мечтаю — нашинковать всех вокруг в мелкий фарш. Я и сам в это верю.
— Слем! Слем! — орут люди неразличимого пола под ударами дубинок и парализаторов.
— ЮД-ЖИН-СЛА-БАЙ!! — под визг саксофона и высверки лазеров передовой отряд с наслаждением бросается в драку с охраной.
— СЛА-БАЙ! СЛА-БАЙ! — катится по залу.
Эта чертова наклонная эстакада. Я взбегаю навстречу свету. Упругий розово-синий дым волнами льется мне под ноги. Зал позади — черный провал без дна, в котором вспыхивают огни и руки. Мне бы растеряться и тихо сесть в сторонке. Вспомнить, кто я такой. Но горячий шар распирает меня изнутри. Не дает стоять на месте. Охрана зорко высматривает меня из-за кулис. Неверный жест — и я сковырнусь вниз, сброшенный с острова. Или напрочь выключусь от тычка шоковой дубинки, чтобы безвольным мешком быть выкинутым из-под ног беснующихся демонов, пока осветители старательно направляют свои пучки в другую сторону. Я сажусь на край и свешиваю ноги. Фиг вам! Стелз-режим! Даешь дезинформацию! Да здравствует партизанская тактика!
— Юджин Уэллс присоединяется к нам, вы, потомки тухлых крыс! — орет в микрофон предупрежденный кем-то басист, и барабанщик подтверждает это заявление бешеной дробью. Нет, все же, что значит — профессионалы! Не зря, ой не зря они потребляют свой хлеб пополам с травой и пивом! — Дамы и господа: герой дня, несокрушимый боец — Юджин Уэллс, чтоб вам сдохнуть!
Его картинно поднятая рука цветным указателем выдает всем направление взгляда.
— ЮД-ЖИН! ЮД-ЖИН!
— Я Иван. Чего сунулся? Трепаться будешь? — склоняется ко мне взмокший трубач.
— Ивен?
— Сам ты Ивен! — обижается он. Странно, мы спокойно говорим среди грохота и наши слова не растекаются по залу.
— Сыграйте вещь, что до этого была, — прошу я. — “Облом”.
— “Облом”? Какой облом, парень?
— “Какой облом”, — повторяю я. Игра слов — кажется, будто я передразниваю этого потного носатого “кота”. Вот ведь какая чушь: любовь мы путаем черт знает с чем, но вот значение слова “облом” пронесли через века и прекрасно понимаем его до сих пор.
— Ты что, дури перебрал, чувак? У нас тут концерт, мать его, — злится музыкант, не переставая улыбаться в сторону зрителей.
— Я серьезно, — удивляюсь я его непонятливости. — Вещь, что вы только что играли, называется “Какой облом”. Я слова знаю. На староанглийском.
— Надо же! Кто бы подумал? — удивляется трубач. — Это Седой Варвар запускает. Клавишник. Мы на подхвате. Откуда мне названия-то знать? Я вообще понятия не имею, где он этот мусор отрыл. У него аппарат барахлит. С тех пор, как он его виски угостил.
Потом он касается пальцем шеи и разговаривает сам с собой:
— Внимание, парни! Повтор. Лабаем “Облом”, на шаг назад. Чувак будет горло драть. Корень, с тебя микрофон.
И все это время гитарист продолжает резкую, дерганую, почти неслышную импровизацию, так что музыка не прерывается ни на секунду.
Лучи вокруг меня на мгновенье гаснут. Как раз настолько, чтобы дать время незаметному, черт-те откуда выскочившему человеку, прилепить мне на шею крохотную мушку. Микрофон. Еще по одной — в уши.
— Включать вот так, — говорит он мне в ухо. — Одно касание — стоп. Два — микрофон. Три — работа с группой. Удачи, мистер!
И свет вновь вонзается в меня. Я неловко тычу пальцем, как показано. Дурь подталкивает меня на несусветные глупости.
— Привет, я Юджин, — говорю сам себе.
— ...ЮДЖИН! — громом разносится в темноте.
— ЮД-ЖИН! — рокотом и свистом отзывается дымная пропасть.
— Смотри на меня, Юджин, — слышится шепот. Ай да наушники! Я верчу головой. Ловлю взгляд гитариста. — Я Щипач. Когда буду кивать — можешь петь. Не стремайся, пипл схавает, можешь просто читать. Никаких брейков. Голая основа. Если кому припрет — я кивну. Тогда жди, тряси хайром и дави улыбку. Поперек не лезь. Въехал?
